Нижегородская область – первый регион, меняющий систему психоневрологических интернатов (сокращенно ПНИ) через взаимодействие с некоммерческими организациями. АНО «Служба защиты прав» занимается правовыми вопросами: защита законных интересов, проактивное выявление нарушений, а также помощь в восстановлении прав. Они борются с плохим отношением сотрудников, отсутствием свободного передвижения внутри интерната, запретами на личные вещи и самовыражение, неоказанием медицинской помощи, препятствованием восстановлению дееспособности и многим другим. Они убеждены, что интернаты изменятся, если государство будет заинтересовано в этом.
АНО «Служба защиты прав лиц, страдающих психическими расстройствами, детей-сирот и детей, оставшихся без попечения родителей» создана по инициативе правительства Нижегородской области и проекта Народного фронта «Регион заботы» в 2021 году. Команда состоит из юристов и сотрудников горячей линии. Юристы собирают жалобы, проводят беседы в учреждениях. Есть плановые и внеплановые выезды. Плановый выезд нужен, чтобы мониторить ситуацию на протяжении года и собирать общую картину. Параллельно ведется работа по кейсам. Операторы службы принимают обращения по телефону. Возглавляет команду директор Екатерина Кантинова. Изо дня в день они помогают людям, о которых многие не знают или не хотят слышать.
Интернат, где может оказаться каждый, становится местом для борьбы за право на свободную жизнь.
Шесть трусов на год
Организация помогает пациентам там, где нарушаются права в сфере свободы: от свободы передвижения до запрета помещения в изолятор, например, за повышение голоса на сотрудника. Частая проблема в ПНИ – нарушение имущественных прав. Отнимают вещи, не позволяют самовыражаться.
В одном из интернатов разрешено брать только один комплект одежды. Если у вас 10 футболок, то можете взять только одну. Или в год выдается шесть трусов, порвал – других не будет. Слишком быстро сломался телефон – опека не разрешит новый.
Нарушение прав в сфере охраны здоровья происходит чаще в отдаленных от городов интернатах. «Был случай, когда нам приходилось курировать сотрудников ПНИ, чтобы они не отменили вызов скорой помощи», – рассказывает руководитель юридического отдела АНО «Служба защиты прав» Александр Гаганов.
Новоприбывших юристов учат замечать каждую деталь, будто они сами живут в интернате. «Если бы я был здесь, то как должно было выглядеть место. Что нужно для моего комфорта», – объясняет Александр. Холодно ли в комнате, сухой ли потолок, ведь некоторым интернатам больше 30 лет.
Старший юрист Саша Есина отметила, что службе нужно следить даже за сменой белья в комнатах. «Матрасы против пролежней перевернули другой стороной. Пришлось просить положить их правильно, – рассказывает Александра Есина. – Ужасно, когда еще не меняют памперсы у маломобильных».
Самые распространенные просьбы людей – восстановление дееспособности и разрешение на труд. «Мы добились!» – с гордостью говорит Александра Есина, рассказывая о своих подопечных. – Коля (здесь и далее все имена людей, проживающих в ПНИ, изменены. – Ред.) уже два года живет на сопровождаемом проживании вместе со своей девушкой. Оба работают и ведут быт». О полученной квартире для Аркадия счастливая Александра делилась за поездку несколько раз.
«Важно, что проблемы, с которыми мы работаем, есть во всех интернатах России, а не только в Нижнем Новгороде», – отмечает Екатерина Кантинова.
«Они хотят свободы. Почти все хотят свободы, – рассказывает о звонках оператор связи АНО «Служба защиты прав» Антон Груздев. – Они хотят, чтобы были легче переводы из интерната в интернат (к родственнику своему или с лучшими условиями). Хотят распоряжаться своими средствами: 25% от пенсии и заработанными деньгами». Большой процент людей, которые находятся в психоневрологических интернатах, – это люди из детских домов. Они привыкли к несправедливости. «При этом они очень открытые и человечные, – с заботливой улыбкой рассказывает Антон Груздев. – Мы всегда их слушаем и слышим».
«Научиться понимать этих людей можно только единственным путем – это с ними разговаривать», – объясняет Антон Груздев. Главная цель – помочь человеку. Нужно познакомиться, говорить на их языке, ведь иногда могут долго молчать в трубку или иметь речевые особенности. Человек может что-то промычать, а может несвязно произносить слова. Они делают это не специально. В таких случаях общение переходит в мессенджеры.
«На пять минут оператор становится близким для звонящего», – задумавшись, произносит Антон. Некоторые действительно привыкают к оператору. Могут звонить четыре-пять раз за день. Спрашивают: «Как дела, как настроение?» Ребята из интернатов пишут команде в социальных сетях: присылают мемы, смайлики, фотографии. «С каждым свои точки соприкосновения», – говорит Антон Груздев.
Выезды службы осуществляются два-три раза в неделю. Минимум два юриста, а дальше – в зависимости от количества работы. «Нас всегда там ждут», – говорит старший юрист Александра Есина.
В интернате
И правда, как только мы подъехали к интернату, навстречу вышел счастливый Вова. Расспрашивал, надолго ли мы и как дела. Интернат напоминает советский лагерь. Трехэтажные дома, шины с цветами, беседки, футбольные и волейбольные поля, территория в зелени. Только вместо детей – взрослые, смотрящие с балконов, из окон и с улицы.
В глаза бросается яркая обувь. Музыка играет вдалеке. Парень идет с продуктами к друзьям. На мгновение забываешь, что ты внутри интерната. Ожидаешь увидеть синие халаты, стрижку под мальчика у всех проживающих, проходы строем, решетки, комнаты с замком с внешней стороны. Все то, что часто встречается в ПНИ России.
Сначала юристы заходят к директору ПНИ Кантемиру Георгиеву. Большой мужчина с добрыми глазами. Они говорят о будущей работе, задают вопросы по прошлым делам. «Закончили ли работу с зубами у Олега?» – интересуется Александра. «Да, он уже приехал обратно», – сообщает Кантемир Георгиев. «А как проблема с ногой у Евгения, ему должны были выдать специальные стельки», – быстро спрашивает юрист. «С этим пока сложно», – отвечает директор и заносит запись в блокнот со словами: «Разберемся». У Евгения ампутирована часть ног, поэтому необходимы стельки в обувь для удобного передвижения.
«А проблема с зубами – постоянная беда из-за лекарств, – позже рассказывает Александра, проходя по коридору, – в этом же ПНИ сообщаем директору: «У вас есть там такая девочка. Обратите на нее внимание». В ту же неделю штатный стоматолог вылечил зубы. Потом служба приезжала, проверяла девушку. Теперь она, наверное, может есть нормальную еду.
В ПНИ такое происходит из-за «замыливания глаз». Сотрудники в силу каких-то обстоятельств просто перестают замечать.
После официальной части команда направляется к подопечным. Переход из одного корпуса в другой занимает минут 10. Одни идут в отделение «Милосердия», где находятся маломобильные. Остальные отправляются в открытые отделения. По дороге к одному из корпусов видны теплицы. «Первую девчонки наши сделали, вторую Игорь», – показывает Кантемир Георгиев. – «Если разрешит посмотреть, спросите».
Игорь с радостью показал свои помидоры, огурцы, капусту. Чем ближе команда АНО подходит к месту назначения, тем больше людей собирается вокруг. Каждый рассказывает о жизни, о проблемах и задает интересующие их вопросы. Юристы записывают все, говорят о проделанной работе по их предыдущему визиту и объясняют, что делать дальше.
Многие из ребят – дети во взрослом теле. Важно говорить на простом языке и помнить, что они все понимают и чувствуют.
Комнаты у ребят разные и одинаковые одновременно. Кровать слева и справа, кровать у окна и у стены. Туалет и маленькая душевая. В одной комнате – целый сад, в другой – живет кошка. Проходя по коридору, видно, парень смотрит «Сумерки: Сага затмения». Пахнет картошкой с котлетами.
У Кирилла в комнате не разрешили картины повесить на стены. У других висят, а ему запретили. «Будем разбираться, тебе кто запретил?» – спрашивает юрист. «Мне сказали нельзя, нельзя», – повторяет мужчина. «Ладно, директору передадим, так не должно быть», – решает команда.
«Когда уже перееду в другой?» – несвязно спрашивает Иван. «Переезжает из-за соседа, который пьет. Тут магазин есть, просим их не продавать ребятам, не реагируют», – объясняет юрист.
Коридор за коридором, бесконечные просьбы о помощи. Мужчина без ног в коляске улыбается, а на лестнице другой стоит уже грозно. В шкафу лежат нарды и классическая литература.
По словам юристов, в ПНИ не хватает детских книг для плохо читающих ребят. Персонал ПНИ в напряжении во время нашего прихода. Натянутые улыбки, руки прижаты. «Воспринимают нас как проверку», – объясняет PR-специалист службы Евгения Гущина.
В конце дня вновь уставной отчет о работе перед Кантемиром Георгиевым. В какой-то момент начинают сплетничать как дети. «У нас тут любовные треугольники есть, романы», – весело сообщает Кантемир Георгиев. «А Илья-то к другой ушел в итоге. Ирка ревнует», – продолжают непринужденную беседу юристы и директор. После шуток все прощаются и медленно направляются к выходу. Ребята на улице никого не хотят отпускать.
Часть юристов возвращается домой, другая в офис. Служба находится в центре Нижнего Новгорода. Внутри офиса – светлые стены и полка с подарками от подопечных.
Простой карандаш для художницы
«В ПНИ все начинается с макарон», – оглядывая вещи, говорит Екатерина Кантинова. В большинстве интернатов России макароны и хлеб – самое дешевое и порой единственное развлечение. Человек с ученой степенью может 10 лет в ПНИ лепить макаронные поделки и прогуливаться по территории.
В ПНИ работают с бумагой, а не людьми. Директор на 400 человек подписывает 6000 бумаг при разовой закупке. Интернату проще взять одинаковый товар. Например, мужчине зефир брали вместо печенья. А он зефир не любил. «Так получилось, может, не потому, что не слушали, а потому что система так построена, – делится мыслями Кантинова. – Другой случай, мужчине нужен был костюм. Ему купили на два-три размера больше. Мы спрашиваем: «Зачем?» Нам говорят: «Этот костюм был только в этом размере». Разумеется, он его не носил. Мы добились спустя некоторое время, чтобы ему купили костюм его размера».
Был случай в офисе, рассказывает Екатерина: «Позвонила художница, попросила цветные карандаши и краски. Интернат дал девушке только простой карандаш. Мы ревели всем офисом. Неужели нельзя купить цветные карандаши и краски! Девушка талантливая. Сколько таких же художников в ПНИ без всего».
В ПНИ есть люди, которые раньше работали в школе, но оказались в интернате из-за болезни или тяжелого инсульта. Например, в одном из них живет преподавательница. Она учит русскому языку других проживающих. Попросила, чтобы ей принесли учебные материалы для занятия. «Все очень довольны, так как теперь занятость появилась и плюс навыки приобретают», – рассказывает команда. Жаль, что подобных историй больше никто не слышал и не знает. Девушка окончила вуз, работала в школе учителем, потом случилось несчастье, и она попала в ПНИ. И теперь всю свою жизнь она проведет там.
Никто не застрахован от этого. В одном интернате есть мужчина, он кандидат наук, раньше занимался научной деятельностью, работал. А в итоге оказался в интернате, потому что никто из родственников не помог. Такое может произойти из-за деменции, например. Человек проходит обычный жизненный путь. В один момент организм дает сбой, обостряется заболевание, и он попадает в больницу. После в интернат, так как проживание с родственниками невозможно. Другой вариант – авария, ДТП, падение. Стираются воспоминания и личность, родственникам сложно справляться, и он оказывается в интернате.
«Никто не застрахован от такой жизни. Это одна из причин, почему нужно менять эту систему. Нет никаких гарантий, что вы не окажетесь здесь, – говорит Александр Гаганов. – Можно быть умным, красивым, талантливым, работать начальником, иметь большую семью, а потом случится беда и ты окажешься в ПНИ. Потому что от тебя отвернулись или не смогли справиться. И ты поступишь в интернат с одним комплектом одежды и без личных вещей. Будешь сидеть в четырех стенах на кровати и ничего не делать. Лежать в грязном памперсе, и никто к тебе не подойдет три часа. Эта история возможна с каждым из нас».
Систему нужно менять, и это реально
Порочный круг, где директор ПНИ является опекуном проживающего в ПНИ сложно разрушить. Особенно в связи с последним принятым законом. Жалобы подопечного идут к директору, который должен встать на его защиту и наказать себя же.
Большинство людей в интернатах не знают, что у них есть права. Даже смерть бесправная. Их хоронят на кладбищах для неопознанных и бомжей. Могила без креста и подписей. Умер человек, отправили в морг и забыли. Прожил детство в интернате, взрослую жизнь в интернате, из друзей только соседи.
Вся жизнь в четырех стенах. Он не знает, что такое море, горы, бесконечные поля. Как это собирать грибы, танцевать под дождем и петь песни под гитару. При этом люди в интернатах одни из самых светлых и чистых, что встретятся вам. «Поэтому систему нужно менять. И служба нужна для того, чтобы выявить проблемы и поменять. Это реально. Уже победа, что мы смогли туда зайти. И если нам позволят помочь, то жизнь людей улучшится», – уверено заявляет Александр Гаганов. Люди не должны жить в интернатах, это не место для людей.
