Все хотят помогать детям. 90% волонтеров пишут в анкетах «ходить в детские дома», «помогать сиротам». Детей жалко. Некоторые — согласны ходить в дома престарелых.
Детей жалко, стариков жалко, даже животных жалко. Бездомных не жалко никому. «Они же — не люди!» — слышат работники группы помощи бездомным. Только вот …откуда берутся эти «не люди»? Истории этих людей очень запутанные. Попробуем распутать одну.
Главная проблема в том, что столичные бездомные редко бывают столичными жителями.
Чаще всего, в потерянном паспорте стояла совсем другая прописка. Задача, как правило, стоит так: есть человек, он лежит в больнице (как удалось его туда положить это отдельный разговор), документов у него нет, прописан он в одном городе, бывшая жена живет в другом, мама в третьем. Из больницы человека скоро выписывают, идти ему некуда. Восстановить документы тяжело даже здоровому, адекватному и чисто одетому человеку, а уж бездомному — просто невозможно. Эту задачу берут на себя сотрудники группы помощи бездомных. И начинаются звонки — родственникам, (так и хочется сказать — бывшим родственникам), в милицию, по месту прописки т д. Ниточки расходятся во все концы, но как можно помочь восстановить документы в Магадане, когда сам находишься в Москве? А кто в Магадане, бросив все дела, станет собирать справки для бездомного? Тут очень многое зависит от того, кто возьмет трубку на другом конце провода.
Этого человека я увидела случайно. Я сидела в Комиссии по церковной социальной деятельности и дописывала статью. Сотрудники группы помощи бездомным привели человека и бережно усадили его у телефона. Он был чисто одет, но по лицу видно — бездомный. А еще видно, что — больной. Нетвердая походка, какой-то весь мягкий, как старая тряпичная игрушка. Смотрит на сотрудников группы помощи, а в глазах — надежда. Игоря сильно избили, сейчас он лечится.
— Какое ухо у Вас лучше слышит? Вот так. Сейчас, Игорь, мы позвоним Вашей маме.
Взрослый, бородатый человек весь сжался, опустил глаза, моментально превратившись в ребенка:
— Я ей не нужен.
Мама взяла трубку, взял трубку и отчим, которого Игорь в разговоре назвал отцом. Говорили недолго. Я с удивлением смотрела, как сотрудница группы помощи бездомным, хрупкая тихая женщина, почти кричит в трубку:
— Ну как же! Это же ваш сын! Вы его родили… Даже звери не бросают своих детей. Он болеет, он не переживет зимы на улице! Как это — пусть умирает?
Игорь сидел, опустив голову, казалось, что он сейчас заплачет. Все молчали.
Игорь был совсем маленький, когда мама вышла замуж. Его отдали на воспитание бабушке и бабушкиной сестре. У отчима были дети, но он с ними тоже больше не общался.
Игорь вырос, женился, потом вдруг уехал, бросив жену и сына. Игорь уехал внезапно, все думали, что он умер. Бабушка умерла, ее сестру родители Игоря отдали в дом престарелых, где она вскоре умерла тоже. Игорь до сих пор прописан в бабушкиной квартире, но дом, где находится эта квартира, давно расселен новым собственником. Ехать ему некуда, бывшая жена, узнав, что Игорь жив, обрадовалась, но у нее теперь другая семья.
На следующий день мама Игоря прислала по факсу копию просроченного загранпаспорта. Снова пытались звонить ей. Разговор опять продлился недолго.
Из прошения группы помощи бездомных: «В настоящее время Игорь Г. находится в отделении нейрохирургии с многочисленными травмами без документов и средств к существованию. После проведенного курса лечения у него остаются головные боли. Он нуждается в медицинской и социальной реабилитации … Просим Вас выделить для Игоря Г. социальную койку и оказать содействие в получении жилья взамен утраченного»
Бумага отправлена в город, где прописан Игорь. Найдется ли там кто-то, кто будет хлопотать о человеке, который не нужен родной матери?
Я иду домой. «Не отпускайте детей от себя, держите детей за руки» — говорит голос диктора на эскалаторе. Интересно, мама и отчим Игоря счастливы?
Алиса Орлова
