Ольга Шелест: «Я мечтаю пережить своего младшего сына»

«Смотрю на малыша в доме ребенка и угадываю: ВИЧ. Это умение заметить незаметное появилось у меня благодаря Юрику»

С 2016 года Ольга ищет семьи детям-сиротам с инвалидностью: ездит в детские дома, общается с детьми, воспитателями и пишет посты в соцсетях. Вела телепрограмму «Право на маму» на телеканале «Самара – ГИС». Сейчас снимает видеоанкеты детей-сирот для совместного проекта с благотворительной организацией «Ты ему нужен» в Самаре.

– Что вам нужно, чтобы написать пост для устройства ребенка в семью?

– Мне обязательно нужно видеть его, чтобы написать с душой и теплом. Я должна его почувствовать. И еще я должна почувствовать перспективу этого ребенка – в плане физического потенциала, интеллектуального. У меня бывает, что я прихожу в дом ребенка, смотрю на малыша, говорю: «У него, наверное, ВИЧ-инфекция». И это оказывается правдой. Это умение заметить незаметное появилось у меня благодаря Юрику.

– Вам трудно находить слова для описания?

– По-разному. Бывает, видишь ребенка, и хоть включай диктофон и начинай диктовать пост, потому что потом все потеряется. Иногда не чувствуешь ребенка, не понимаешь его. У меня такое было, когда я передачу снимала.

Или когда просят: напиши про ребенка, вот тебе информация, характеристики, пожалуйста. А я понимаю, что не «полюбила» я его – а как без любви можно написать? Я люблю всех детей, но ребенок должен быть твоим. Я много раз сталкивалась с тем, что когда пишу через силу, есть лайки, комментарии, перепосты – и ни одного реального кандидата.

– Вы не сдаетесь, пока не найдете каждому семью?

– Нет, конечно, это невозможно. Например, я недавно писала про малыша. Он паллиативный, как мой Юраська, он и внешне на него похож, и по физическому состоянию такой же. Я понимаю, что вряд ли его кто-то возьмет.

Но ведь мы не боги, мы не знаем судьбу ребенка. Я хочу дать ему шанс быть замеченным среди тысячи сирот. Я буду делать то, что зависит от меня, а там уж как судьба распорядится.

«Кирилл – единственный, кого я готова хоть сейчас забрать себе»

Первым ребенком, которому Ольга нашла семью, был Кирилл. Познакомились они так: Ольга пришла в самарский дом ребенка, чтобы узнать у персонала, как ей ухаживать за Юриком. Ей показали, какие тяжелые дети у них живут, и среди них был четырехмесячный Кирилл.

– Вы помните, как увидели его в первый раз?

– Конечно. Мне сказали, что он будет полный дурачок, полностью парализованный (у Кирилла гидроцефалия и spina bifida – прим.ред.), но я посмотрела ему в глаза – и просто потеряла покой. Совершенно потрясающий, чудесный, живой ребенок, который еще не прочувствовал всю силу своего одиночества.

Да, когда я к нему подошла, он лежал отстраненный, через прутья кроватки смотрел вдаль – потому что ни музыки, ни игрушек интересных рядом не было. Ну что ему делать? Вот он и лежит «овощем», как любит говорить персонал госучреждений. А тут я прихожу, начинаю с ним сюсюкать: «Кто такой здесь хороший живет?»

Он поворачивает голову, эти глаза свои серые вскидывает и начинает беззубым ртом мне улыбаться. И все, мое сердце остановилось. Из всех детей, кому я нашла семьи, Кирилл – единственный ребенок, которого я готова хоть сейчас забрать себе. Это мой ребенок до мозга костей, мы с ним понимаем друг друга. Если бы у меня был третий сын, он бы должен был быть Кириллом.

– Как сейчас живет Кирилл?

– Ему шесть лет, у него абсолютно сохранный интеллект, он передвигается на активной коляске. Если бы Кирюша остался в системе, он бы сейчас жил в пансионате для детей-инвалидов, лежал бы в кровати, и, скорее всего, у него была бы умственная отсталость – приобретенная. Потому что с ним никто бы не разговаривал. Сейчас это нормальный ребенок, у которого просто не работают ноги. Его семья переехала из Ижевска в Подмосковье, в прекрасный городок. Кирилл и в садик ходит, и в школу пойдет.

«На пенсии пойду в дом ребенка работать нянечкой. У меня уже есть план»

– Вы помогли найти семьи сотням детей – они живут теперь по всей стране?

– Я могу поехать в любой конец России, и там обязательно будет ребенок, которому я нашла семью, и каждая семья всегда мне говорит: «Ольга, приезжай, мы будем рады тебя видеть».

– На пенсии вам будет чем заняться!

– На пенсии я пойду в дом ребенка работать нянечкой. У меня уже есть план.

– Почему туда?

– Потому что я умею только с младенцами хорошо обращаться. Как я говорю, Юрик – это подарок от Бога мне, потому что навсегда младенец. Вот с ними я умею: я их чувствую, я их понимаю, по ресничкам, по движению руки.

С подростками мне сложнее – я могу давить, у меня есть свое мнение. С ними так нельзя. А малышей целуешь, тетешкаешь, песенки им поешь, переворачиваешь, развлекаешь, щекочешь – и они счастливы. И я счастлива. Это то, что я умею делать хорошо.

«Я с огромным уважением отношусь к офицерам – если они достойны уважения»

В июле 2018 года Ольга ушла на пенсию в чине подполковника. Отчасти решение уйти было принято из-за расформирования ФСКН в 2016 году и передачи функций МВД: работать с новыми начальниками оказалось некомфортно, не хватало свободы.

– Вы хотели делать карьеру – в полиции, в Госнаркоконтроле?

– В 25 лет я пришла в милицию, в 28 перешла в ФСКН. В этом возрасте не очень задумываешься о карьере. Просто у меня работа всегда на первом месте, я очень увлекающийся человек, суперответственный, суперкреативный. Когда мне предложили возглавить пресс-службу наркоконтроля, создав ее с нуля, я согласилась. Я люблю трудности, потому что я умею их преодолевать. Конечно, я не думала, что дорасту до подполковника, что смогу рано уйти на пенсию.

Мне просто хотелось делать что-то хорошее. Форму я, кстати, полюбила только последние лет пять службы, до этого я ее стеснялась, хотя у меня уже были погоны подполковника. В 35 лет я их получила. Я не ценила этих погон. Это сейчас, будучи на гражданке, когда я вижу человека с большими звездочками, я понимаю, сколько вложено труда в эти звезды, просто так они не присваиваются и не даются.

Сейчас я с огромным уважением отношусь к офицерам в звании «майор», «подполковник», «полковник», «генерал» – конечно, если они достойны этого уважения. А так нет, я никогда не воспринимала себя офицером полиции. Я – человек, женщина, мама.

Звонишь и говоришь: «Там-то кричит ребенок, можно ускорить приезд полиции?» – и приезжают

– Что вам дала полиция?

– Контакты, статус. Да, я была лишь пресс-секретарем, не расследовала уголовные дела, но я дружила со следователями, с оперативными сотрудниками, потому что им важно было увидеть результат своей работы, освещенным в СМИ. Они сами приходили и говорили: «Оль, мы такого-то преступника задержали, вот тебе видео». Потом звонили, говорили: «Видели сюжет, классно, нам понравилось».

У меня осталось много дружеских связей с моими коллегами, а это тоже может быть подспорьем: когда тебе срочно нужно ситуацию разрулить и некогда идти официальным путем, ты просто звонишь человеку и говоришь: «Там-то кричит ребенок, можно ли ускорить приезд сотрудников полиции?» И в течение получаса полицейские там оказываются.

Но я никогда не пользуюсь своими связями и знакомствами лично для себя или моей семьи, это моя принципиальная позиция. Я с двумя ногами, с двумя руками, с двумя глазами, с головой на плечах, и я могу сама решить эту проблему. Я никогда не прошу принять меня вне очереди или сделать мне поблажку – я очень законопослушный человек.

«Нужно отсылать мысли в пространство, и они будут материализовываться»

В феврале 2019 года Ольга стала исполнительным директором фонда «ЕВИТА» – его основал самарский бизнесмен Владимир Аветисян.

Сейчас у фонда шесть программ, среди которых «Еноты: ищем мам брошенным малышам», «Ты не один» (помощь семьям с паллиативными детьми) и «Помочь! Нельзя бросить» (организация лечения, покупка оборудования детям и взрослым, которых можно вылечить).

– Вы были знакомы с Владимиром Аветисяном до того, как пришли в фонд?

– Мы с ним знакомы очень давно. Ну как знакомы: я его знаю, а он меня, может быть, замечал, потому что я работала на его телеканале «Будни» в конце 90-х. В коридорах мы периодически встречались.

Но я думаю, что ту Ольгу Шелест он совсем не помнит, потому что это была брюнетка с красными губами, в кожаной куртке и обтягивающих кожаных штанах. Моей темой был криминал, я общалась с милицией, выезжала на задержания преступников, и я была совсем другая. Потом мы с ним пересекались еще несколько раз – в Белом доме, в МВД, на благотворительных концертах. Просто мимолетные встречи.

– Предложение возглавить его фонд для вас было полной неожиданностью?

– Да, однозначно. Я была приятно, но очень сильно удивлена, когда мне позвонил его помощник и сказал, что Владимир Евгеньевич создает благотворительный фонд и предлагает мне стать его директором. Я сразу сказала «да», положила трубку – и выкурила три сигареты, наверное, одну за одной, потому что не могла поверить, что так бывает.

Я думала заниматься благотворительностью не как волонтер, а на уровне создания организации, но не решалась ничего организовать. Ведь мало просто открыть фонд, нужны деньги, чтобы помогать. А их-то у меня не было. Но я последние полгода все время представляла, что это будет за фонд, чем он будет заниматься. И тут такое предложение. Правду говорят психологи: нужно отсылать мысли в пространство, и они обязательно материализуются.

Многие мамы заперты в четырех стенах, полностью потеряны, в депрессии

– Какую концепцию фонда вы ему предложили?

– Я назвала два основных направления – то, чем я занималась раньше. Поиск семей детям-сиротам с инвалидностью и помощь семьям с паллиативными детьми. И если про детей-сирот было известно, что Ольга Шелест пишет о ребенке с инвалидностью, и ребенок через полгода уходит в семью, то о моей помощи паллиативным детям я не писала. Это очень личная история родителей в первую очередь, не каждый готов откровенно и открыто о ней рассказывать.

Я-то борец по жизни, а очень многие мамы, с которыми я общалась, были в депрессии, заперты в четырех стенах, полностью потеряны, привязаны к ребенку, ребенок для них крест. Как выяснилось, Владимир Евгеньевич про таких детей вообще ничего не знал. Для него важно было создать фонд, который будет помогать детям. Был порок сердца – оплатили операцию, и ребенок выздоровел.

Но ведь есть неизлечимо и очень тяжело больные дети, и сколько бы ты денег ни дал, они никогда не выздоровеют, и вообще деньги в их жизни – не самое главное. И мамы есть такие, которые круглосуточно находятся со своими детьми – они зависят от массы аппаратов медицинских, от лекарств, не спят сутками. Это произвело на него такое глубокое впечатление, что он сразу сказал: «Оля, конечно, мы будем помогать!». Но и программа помощи людям, которых можно вылечить, у нас тоже появилась.

Юрик с кнопочкой

– Давайте поговорим о ваших мечтах – на ближайшую перспективу и на много лет вперед.

– Я мечтаю, чтобы у нас в Самарской области появился хоспис – как место силы для родителей паллиативных детей, где можно встретить единомышленников, не быть одиноким, не чувствовать себя несчастным. Место счастья, место света, как я для себя его вижу и чувствую. Место, куда ты приходишь и видишь, что паллиативные дети могут быть счастливыми. Если все будет хорошо, я надеюсь, к концу следующего года мы его откроем.

Еще мне очень хочется сохранить дружеско-рабочие отношения с министром здравоохранения Самарской области Арменом Беняном. Для меня как для директора фонда и мамы паллиативного ребенка великое счастье, что у нас министерство здравоохранения возглавляет не чиновник, а человек. Уникальный для нашего времени, очень воспитанный, интеллигентный, который чутко относится ко всем проблемам.

И, конечно, мне очень хочется, чтобы у нас в области были врачи паллиативной помощи – соратники. Когда нет пренебрежения, а есть понимание, желание помочь, а не отмахнуться. Мне хочется, чтобы их было хотя бы человек пятьдесят, потому что нам в хоспис тоже нужны будут врачи. И там не могут работать люди, которые не разделяют философию паллиативной помощи, для которых это просто работа. Для меня фонд – это не просто работа, это часть моей жизни. Как и для пятерых моих сотрудников, моей команды.

О чем я еще мечтаю? Чтобы мой Юрик вдохновлял к действию, к жизни и людей обычных, которые, к счастью, не столкнулись с проблемами паллиативных детей, и мам таких детей. Не к смерти, а именно к жизни. Мне хочется, чтобы по хэштегу #юрикскнопочкой человек находил для себя всегда позитив. (С кнопочкой – потому что у Юры есть кнопка на гастростоме – прим.ред.). И, конечно, я мечтаю пережить своего младшего ребенка. Быть рядом с Юриком в его последние минуты.