Инвалиды имеют право на образование, инклюзия – одна из форм реализации этого права. Но зачастую введение инклюзивного образования в России вместо реализации прав приводит к дискриминации, а вместо пользы приносит вред. Почему так происходит? Вот что рассказал нашему корреспонденту депутат Госдумы Первый заместитель председателя Комитета Государственной Думы по образованию, вице-президент Всероссийского общества слепых Олег Смолин:
– Недавно в Госдуме прошли Общественные слушания по делам инвалидов «Инклюзивное образование лиц с ограниченными возможностями здоровья: реализация или дискредитация?» Какова была цель этого мероприятия?
– В последнее время у педагогов и родителей возникла тревога по поводу того, как будет внедряться в России, в общем правильная и международно-признанная идея инклюзивного образования.
На нарушение прав человека сейчас жалуются по двум, казалось бы, противоположным поводам. С одной стороны, по-прежнему, поступают обращения от родителей, которые хотели бы обучать своих детей вместе со здоровыми ребятами в обычной школе, но им в этом отказывают. С другой – все больше становится обращений от родителей, которые хотели бы обучать своего ребенка в коррекционной школе, но эту школу принудительно расформировывают, а детей – переводят в обычную, не создав там специальных образовательных условий. Эти проблемы и освещались на Общественных слушаньях.
По итогам слушаний будут приняты решения. Результат, есть уже сейчас – мы получили приказ Министерства Образования и Науки, в котором говорится о том, что инклюзивное образование не должно приводить к ликвидации коррекционного образования в России. Но у меня есть серьезные основания полагать, что одного этого документа будет недостаточно. Дело в том, что сейчас по законодательству школа выведена из федерального ведения, теперь за нее отвечают регионы, и все вопросы решаются именно там, а не на федеральном уровне. Но, чтобы довести до губернаторов сведения о том, что развитие инклюзивного образования не может проходить за счет ликвидации коррекционных учреждений, нам, возможно, придется подключать к решению вопроса Правительство, и Администрацию Президента,
– Что же происходит сейчас в регионах? Правда ли что там уничтожаются коррекционные учреждения?
– Мы получаем о таких фактах немало писем. Например ситуация с закрытием школ надомного обучения в Москве. Школы надомного обучения – очень интересный проект. Дети с инвалидностью часть времени могли проводить в школе, а часть – учиться на дому, в том числе и в дистанционном режиме. Поступает очень много обращений о том, что учащихся этих школ переводят исключительно на дистанционные технологии. Но ведь образование – это не только обучение, но и воспитание, общение со сверстниками. Кроме того, при дистанционном обучении выделяется гораздо меньше часов на общение с учителем. Фактически ребенок оказывается запертым в четырех стенах, то есть, идея инклюзивного образования реализуется с точностью до наоборот. Мы считаем, что школы надомного обучения в Москве, как и многие коррекционные школы в регионах могут и должны стать ресурсными центрами. Где еще учителя инклюзивных школ могут научиться методам работы с детьми с особыми образовательными потребностями? Лучше всего это сделать, изучая опыт коррекционных школ, осваивая основы психологии детей с ограниченными возможностями здоровья, специальные методики, специальные азбуки и так далее. Мы считаем, что профанация инклюзии при ликвидации коррекционного образования, приведет к тому, что хорошая идея инклюзии будет фактически дискредитирована.
– Каким способом уничтожаются коррекционные учреждения? Вряд ли их закрывают декларативно?
– Если вы откроете новый Закон об образовании, который, кстати, вступает в силу с 1 сентября 2013 года, то не увидите в нем никаких положений о том, что нужно закрывать коррекционные школы. Там, в принципе, написано правильно, что должны создаваться и коррекционные школы, и развиваться инклюзивное образование. Там перечислены возможные версии коррекционных школ, в том числе и для аутистов, чего раньше не было. Раньше разделение школ по специализации называлось видами, теперь понятие вида из закона, к сожалению, ушло.
Вместе с тем, при желании можно истолковать Закон об образовании таким образом, что он подталкивает к ликвидации коррекционных школ, поскольку в законе коррекционные учреждения вообще не выделены в отдельный тип. Мы предполагали, что это может привести к ликвидации коррекционных школ и хотели вернуть определение коррекционных школ, как особого типа, в текст закона.
Так что уничтожение коррекционных школ происходит не потому, что их нет в законе, а потому что у регионов нет желания их сохранять. Коррекционная школа – это учреждение интернатное, дети живут там практически всю неделю. Некоторые начальники в регионах полагают, что они сэкономят деньги, размещая ребят в обычных школах, но забывают, что для таких детей должны быть созданы особые условия. Специальные условия для одного-трех ребят в обычной школе могут оказаться значительно дороже, чем расходы на интернат и расходы на проживание ребятишек в коррекционной школе.
– Если сравнить советскую систему образования и коррекционной педагогики с современной, что изменилось? Какие новости нас ждут после вступления в силу закона?
– Советская система коррекционного образования был одной из лучших в мире. Я сам окончил такую школу и всегда буду ей благодарен. Ни в какой другой школе в тот период такого качественного образования я бы получить не смог. В советское время очень многие ребята прошли путь от коррекционной школы к инклюзии. Окончив коррекционную школу, они поступали в обычный вуз и успешно его оканчивали.
Система инклюзивного образования – это немного другой подход, который пришел к нам из Европы и Америки. Здесь школа рассматривается не столько, как «фабрика знаний» сколько, как модель отношений. Считается, что если здоровые дети и дети с ограниченными возможностями здоровья будут вместе учиться и общаться, начиная с детства, это будет лучше для всех.
Действительно, когда ты переходишь из тепличных условий, коррекционной школы в большую жизнь – это стресс. В советское время я был вполне успешным школьником и студентом, но этот переход стал для меня, испытанием. Однако именно коррекционная школа была для таких, как я стартовой площадкой.
Проблема заключается в том, насколько возможно ребенку с инвалидностью, учась вместе со здоровыми детьми, получить такой же уровень знаний. Это возможно, только если для таких детей созданы условия, а педагоги владеют специальными методиками. Я не раз рассказывал, что изучал опыт образования инклюзивного в Лондоне, в самом продвинутом округе Ньюхэм.
Но и там незрячего ребенка приглашают не в любую школу, а лишь в одну из двух ресурсных школ, где созданы специальные условия для таких детей. Обучить всех школьных педагогов системе Брайля, может быть, и можно, но это совершенно неописуемые финансовые затраты. Обеспечить все школы книгами по Брайлю тоже, наверное, возможно, но, я думаю, что даже очень развитое государство на этом разорится. Поэтому инклюзия должна быть рациональной, – в тех случаях, когда она оправдана и приносит пользу и инвалидам и здоровым детям.
– Как это может выглядеть на практике?
– Преимущественное право выбора между инклюзивным и коррекционным учреждением должно быть отдано родителям. Так мы это и предлагаем прописать в законе. Отдавая своего ребенка в образовательное учреждение, родители должны взвесить, есть ли там условия для него.
Да, очень заманчиво, очень хочется, чтобы твой ребенок обучался со здоровыми детьми. Например, в селе, где только один детский сад и есть ребенок с нарушением зрения, никакого другого варианта просто нет, и педагогам придется изучать какие-то подходы к незрячему ребенку. С другой стороны, если ты живешь в регионе, где существует хорошая коррекционная школа, например, для детей с нарушением зрения или слуха, я бы рекомендовал отдавать ребенка в коррекционную школу, либо в ресурсную школу, где созданы все необходимые условия.
Если ребенок, лишенный зрения, без всякой поддержки, без специальных знаний педагогов окажется в обычной школе, он, находясь в обществе, окажется в изоляции. Я знаю нескольких ребят с различными нарушениями, которые в советский период оканчивали общеобразовательную школу, но это – исключения, которые только подтверждает правило.
– Существуют ли сейчас ресурсные школы необходимого уровня?
– В Москве, как мне известно, уже появились ресурсные школы такого уровня, но их, к сожалению, достаточно мало. В этих школах есть педагоги, которые прошли специальную подготовку, создана доступная среда. У нас, говоря о доступной среде, обычно имеют в виду инвалидов-колясочников. Но, например, дети с нарушением слуха и зрения тоже нуждаются в доступной среде. Одно из главных условий – готовность образовательного сообщества, я имею в виду педагогов и родителей, принять таких детей в школу и обучать их. Ведь нередко бывает, что даже коррекционный детский сад не готов принять ребенка с другими нарушениями, скажем, в детсад для детей с нарушениями зрения, ребенка с аутизмом могут не взять. Здесь очень важен настрой родителей и педагогов. Ресурсные школы появились, но их по-прежнему мало.
Инклюзия не должна разрушать коррекционную систему. Ресурсные школы можно было бы создавать на базе коррекционных школ – это очень важно. Выступая на слушаниях, я говорил об интересном примере. Московский государственный гуманитарно-экономический институт возник, как институт-интернат для инвалидов, а теперь в него принимают и здоровых ребят. С одной стороны, созданы необходимые условия для обучения студентов с инвалидностью. С другой стороны, студенты с инвалидностью и обычные студенты учатся вместе. Можно только позавидовать! Вот вам прекрасный пример инклюзии без разрушения.
– Как вам кажется, к чему родители инвалидов должны готовить своих детей? Что им делать, чтобы помочь детям адаптироваться в жизни?
– Вкладывайтесь в ваших детей и не слишком их жалейте. Старайтесь учить детей самообслуживанию, самостоятельности. Как можно больше читайте детям, а общение детей с телевизором – ограничьте. Не зря Владимир Высоцкий назвал телевизор «ящиком для идиота», если уж смотреть, то – специальные детские или познавательные программы, их сейчас можно найти достаточно много. Не бойтесь, если придется расстаться с вашим ребенком на какое-то время для того, чтобы он поучился в коррекционной школе. Моя мама отдавала меня в коррекционную школу для слепых со слезами. Директор школы, человек грубоватый говорил ей: «Чего ревешь? Подожди, он еще не захочет отсюда уходить!», – и оказался во многом прав. В старших классах мы воспринимали школу как дом, если не если не первый, то второй.
Учите ваших детей всему, чему сможете. Место вашего ребенка в жизни, будет зависеть не только от того, как он окончит школу, и поступит ли в вуз, но и от того, чему он успел научиться. Можете учить – учите! Музыке, рисованию, спорту, если есть соответствующие способности. Учите ребенка общаться, развивайте его коммуникативные навыки. Дейл Карнеги говорил, что успех работы даже инженера более, чем наполовину, зависит не от профессиональных качеств, а от умения общаться с людьми. Чем больше будет человеческий багаж у вашего ребенка, тем легче ему будет найти себе место.
Я всегда говорю старшеклассникам и студентам с ограниченными возможностями здоровья: помните, что к вам будут относиться как к равным, если вы будете выше среднего уровня. Человеку с инвалидностью приходится очень много работать над собой, другого варианта нет.
– Как быть педагогам и родителям обычных детей, которые узнали, что в этом сентябре в их класс придет «особый ребенок»?
– Во-первых – не бояться. В большинстве случаев, «особый ребенок» вашим детям учиться не помешает. Будет очень хорошо, если ваш ребенок подружится с «особым ребенком». К сожалению, сейчас мы имеем очень печальную статистику, которая говорит о том, что наши дети почти утратили способность к состраданию, и еще больше – к сорадованию. По данным психологов у нас до трети детей, уже в дошкольном возрасте, отличаются агрессивным поведением. Может быть, общение с «особым ребенком» поможет и обычному ребенку стать немножечко добрее и сострадательнее.
