Фото с сайта http://nnd.name
Терпимость и доступная среда
3 декабря – международный день инвалидов. Празднование его направлено, как сказано в интернете, «на привлечение внимания к проблемам инвалидов, защиту их достоинства, прав и благополучия, на привлечение внимания общества на преимущества, которые оно получает от участия инвалидов в политической, социальной, экономической и культурной жизни». Как прекрасно все звучит, пусть праздник удастся и принесет много пользы.
Мы можем восхищаться паралимпийцами, читать бестселлер Ника Вуйчича, сорить ничего не стоящими лайками под плакательными мимишечками, но когда речь идет о реальных инвалидах, встреченных на улице, в транспорте, в магазине, в школе у ребенка, дома у друзей – все меняется.
Я, конечно, не вправе претендовать на обобщения. Так, пытаюсь делать выводы из бытовых наблюдений. Выводы получаются печальными: люди не любят инвалидов. Люди совсем не толерантны, и со скрипом создающаяся безбарьерная среда терпимости не прибавляет. Ведь на самом деле встреча общества и людей с инвалидностью сейчас только начинается благодаря тому, что у кого-то появилось чуть больше возможностей в этом обществе появиться. Общество не радо, хоть и скрывает это тщательно. Но время от времени прорываются в СМИ «боевые сводки» о противостоянии исконных обитателей мира людей и чужаков, не похожих на других: колясочника не пустили в ресторан, детей-аутистов выгнали из цирка. Эти люди ничем особенным не выделяются, они лишь выразили то, что чувствует большинство из нас – и им просто не повезло попасть в центр внимания.
Просто наблюдения
Я чувствую, как опустел мой дом, как пролетают один за другим дни рождения друзей, как промелькнуло лето с традиционными шашлыками, что устраивает наша компания. Меня не зовут. Нас не зовут. Ведь я теперь – жена инвалида. И даже самым лучшим и верным отчего-то трудно через это переступить. Грустно.
Я знаю, как люди умеют смотреть мимо. Когда им что-то непонятно и не нравится, они организуют в собственном глазу слепое пятно. Вот сидишь ты за столиком в кафе, а взгляды словно обтекают твой столик. Потому, что ты сидишь не одна, а спутник твой – инвалид.
И если спутник пойдет в магазин или на рынок, его почти наверняка обвесят и обсчитают (хотя считает он лучше и быстрее меня), подсунут несколько гнилых помидоров и вялые цветы. Я рада любым цветам от него, но у меня щемит от этого сердце.
Пожилая соседка, инвалид первой группы, теперь уже покойная, передвигалась с тростью по улице. Зима, скользко, трудно. И кто-то сунул ей в капюшон горящий бычок… Выродок? Но он, к сожалению, похож на многих.
Родители забирают детей из инклюзивных классов. Одни боятся: говорят, синдром Дауна заразен, а ДЦП и подавно. Другие боятся, что «этот больной» будет тянуть класс назад, все будут подстраиваться под него, заниматься только им, а на нашего здорового времени не останется. Третьи просто говорят: не хочу. Их право.
Двойная ловушка
Знакомая жалуется: предложила помощь девушке на костылях, спускающейся с лестницы, а та ее довольно резко отвергла. «Теперь я за версту к «ним» не подойду, – возмущается. – Не хотите и не надо». Пытаюсь объяснить: а вдруг она по этой лестнице несколько лет училась ходить? А вдруг ты уже пятисотая, кто предложил ей помощь, а когда она действительно нуждалась в ней, никто не подходил? А может, у тебя не получилось сделать это тактично и ты лишний раз напомнила ей о ее недуге, а она как раз в это момент вдруг позабыла о нем. И мы ничего не знаем о состоянии ее здоровья, психики, быть может, заболевание или травма затронули и головной мозг, вот и характер у нее такой взрывной, «эксплозивный». Да мало ли что, не наше дело. «И что же, если у нее проблемы, она теперь имеет право портить мою психику?» – вопросила «помощница». Мне нечего было добавить. Вот она, реальная состоявшаяся встреча в мире, где рушатся барьеры.
В общественном сознании они тоже рушатся, в голове у людей – каша и неопределенность. Воспитанное в духе толерантности сознание бодрячествует: «Ура, они такие же, как мы!» Подсознание уныло добавляет: «Но лучше бы им существовать где-нибудь еще». В психологии подобные противоречивые посылы именуются «двойной ловушкой». На словах одно, на деле другое. Смысл фразы радостный, интонация похоронная. В такой атмосфере рождаются серьезные психические заболевания. Что же, значит, мы все, члены общества, немножечко больны душой.
Как мы кассу штурмовали
Я сейчас не буду о пандусах, которые под силу только альпинистам, наглухо задраенным лифтам в подземных переходах, светофорах, что включаются на 12 секунд (на старт, внимание, марш!).
А про кассу в мегамаркете с крошечным нарисованным человечком на коляске и едва читаемым объявлением – буду. Там этот бесплотный человечек может пройти без очереди, если найдет эту кассу (она в середине зала) и уговорит мрачных людей с огромными нагруженными телегами. На днях мы с мужем нашли и попытались пройти, а очередь возопила: «Вон, уже есть один инвалид!», видимо вспомнив о льготных местах для ветеранах в маршрутках. Те, вперед кого мы все же встали, выругались и, негодуя, умчались прочь. А в маршрутках правило сурово: если едет уже один ветеран, второй на бесплатный проезд права не имеет. Эта же касса предназначена и для внеочередного обслуживания беременных, для которых тут тоже поблажка. Их пропускают без звука, там новая жизнь, а тут – уже отработанный, никому не нужный материал. Девушки с едва наметившимися животиками вставали впереди нас («Мне тоже трудно!») , не вызывая никакого негодования у мрачных нагруженных людей.
А на соседней кассе нарисовано большое ухо. В той кассе – торжество толерантности. Ухо означает: здесь трудится слабослышащий кассир, о чем красуется надпись покрупнее и, видимо, покупатели, призваны ронять слезы умиления: какая забота о тех, кому трудно. Мне отчего-то неловко смотреть на девушку за кассой, о проблемах которой кричит табличка над ее рабочим местом. У кого-то из кассиров, возможно, одна нога короче другой или вес намного выше нормы. Кто-то чересчур подвержен простудным заболеваниям или любит выпить много пива. Вот было бы весело, если б на каждую кассу, да что там – на каждого из нас – повесить по табличке! Подозреваю, конечно, что магазину положены какие-то льготы за прием слабослышащих на работу и он должен отчитаться в собственном милосердии.
И знаете, когда мы разгружали тележку у злополучной льготной кассы, мне было немного неловко. Добро бы покупали товары первой необходимости. А тут – чай в красивых упаковках (для врачей), кофе, конфеты, подарок свекрови в большой и красивой коробке… Действительно, кольнуло на секунду, куда мы влезли – со справкой, к нормальным людям в гипермаркет.
Мыло без веревки
Ведь есть для «льготников» особые магазины. «Ветеран» называются. Это тема для отдельного разговора, который бы хотелось продолжить когда-нибудь. В нашем по соседству, есть, например, огромный отдел комнатных растений и сопутствующих им товаров. Инвалидам скидка. Мы маме там лимонное дерево на юбилей купили, сэкономили аж 400 рублей. Это ли не забота? Есть там еще такой же огромный отдел детской одежды и игрушек – в общем, все самое необходимое имеется. Плюс – прилавок с парфюмерией-бытовой химией. Это все.
Недавно набрели на другой магазинчик. Над входом мелкая табличка – «Ветеран». Оказалась, что относится она лишь к одному отделу с хозтоварами. Мы с мужем набрали там всякой всячины. Он показывает справку об инвалидности. «До двух надо было приходить, – отрезала продавщица. – И вообще, на это все ваша скидка не распространяется. Только на хозяйственное мыло. До двух». Я очень хотела поинтересоваться насчет веревок, но сдержалась.
Да что им нужно, действительно? Треники, тапки, майка, хлеб да молоко – на это любой пенсии хватит. Так рассуждают чиновники, так рассуждают коммерсанты, так – в глубине души – считаем почти все мы. Ограниченные возможности здоровья словно влекут за собой ограниченные потребности – в том числе, и в простом внимании, заботе, любви.
Впрочем, много ли ее получают от чиновников «обычные» люди? Отношение к тем, кто по другую сторону окошка, двери, прилавка, традиционно лишено особой нежности и внимания – неважно, здоров ты, как бык, или твои возможности здоровья ограничены. Так что здесь как раз и не стоит сильно обижаться. Трудно? – Да. Неудобно? – да. Оскорбительно? – Нет. Просто люди, проставляя галочки в графу «забота об инвалидах» не включили ни мозга, ни сердца – как обычно. Они относятся к «лицам ОВЗ» столь же сухо и формально, как и к остальным.
Эти «лица» слабее? Им труднее в большом переполненном мире? Это уже какие-то тонкости. А на предмет существования в мире существует особая философия.
Хочешь быть нормальным – изволь терпеть
Супруг мой начал тут ходить на массаж. Тетенька попалась разговорчивая, открытая, бесхитростная. Начала буквально со второго сеанса жаловаться, что от инвалидов спасу нет. Ну просто куда ни плюнь – в инвалида попадешь: доступная, будь она неладна, среда. Прут и прут – на колясках, костылях, безногие, безруки, слепые и просто олигофрены.
– И что же? – сдержанно поинтересовался супруг. Сам он пришел массироваться без костылей и коляски, однако хромает весьма заметно.
– Как что?! – вспылила та. – Ну вот иду я, скажем, на работу, тороплюсь, а впереди – бац! – инвалид. Еле передвигается, ползет. И что мне делать прикажете?
– Что? – спросил снова муж. Я ж говорю, он у меня сдержанный. Даром, что справка есть – вторая группа инвалидности.
– Ничего. Если они хотят, чтобы общество считало их нормальными, значит, должны терпеть от общества соответствующее отношение. На равных быть. Мешаешь – изволь посторониться. Не чувствуешь, подтолкнем. А иначе нечего и под ногами путаться, когда все люди на работу едут.
Фашизм? Да нет, человек просто честен и смел, имеет собственный взгляд на мир «уродов и людей» и не боится сообщать о нем тем, кого причисляет к первой категории. Свою точку зрения он, если расспросить, но что-то неохота продолжать общение, тоже считает суперполиткорректной. Мир равных возможностей – разве не так это должно выглядеть? Конечно, лучше, если возможности инвалидам будут предоставляться в каких-то специально отведенных для этого местах – типа резерваций. И тогда будет мир и любовь. А все эти новшества – безбарьерная среда, инклюзивное образование – сплошное зло и неразбериха.
Вот оно: «Они такие же, как мы, но лучше бы им жить отдельно». И я, кстати, не знаю, какая часть этой двойной ловушки страшнее – первая или вторая. Ведь они не такие, как мы. Им больно, им трудно, им страшно, им горестно. То, что большинству из нас дается просто так, для них – огромный труд или вовсе недосягаемая мечта. Я говорю очевидные вещи, да, но отчего-то стало модным закрывать на них глаза.
Фото с сайта http://sochinews.net
Инклюзия и герои-одиночки
Знакомый детский психиатр давно точит зуб на инклюзию (не слишком, правда, представляя, что это такое) и возмущается, что не может направлять маленьких пациентов в коррекционные школы, где тем место. Я попыталась спорить, но получила такую гневную отповедь, что оставила попытки. Да и зачем? Все равно и инклюзии быть, и интеграции, и доступной среде, и инвалиды – стар и млад – все больше будут путаться под ногами «нормальных» людей.
В прошлом году я беседовала с Виктором Кирилловичем Зарецким как раз на тему отношения общества к инвалидам. Он – профессор МГППУ, заведующий лабораторией Института проблем интегративного (инклюзивного) образования МГППУ. Что сделать, чтобы отношение изменилось? – допытывалась я тогда. Чтобы исчез страх, брезгливость, раздражение, мечты о резервациях?.. Время должно пройти, – отвечал мне профессор и приводил исторические примеры, много времени. «Инвалиды – дети и взрослые – выходят в мир, и словно круги по воде расходятся. Люди их видят, задумываются, определяются по отношению к тому, что видят, и все начинает постепенно меняться. Но культурный процесс совершается путем самоопределения. Никакое насилие здесь ничего не сделает. Если человек ведет себя пристойно из страха или из представления, что это неприлично, это – внешняя оболочка, которая слетает, как только исчезает ограничитель. Если он превращается в животное, значит, человеческая оболочка слабая».
Виктор Кириллович тогда даже выдвинул предположение, что можно подсчитать, сколько времени должно пройти до того, как маска перестанет быть искусственной оболочкой и станет нашим естеством: в гипотетической формуле присутствовало общее количество жителей страны или города, скорость смены поколений, количество «носителей отношений» (людей с инвалидностью). Когда-нибудь их критическая масса «начнет определять ситуацию и люди просто забудут о том, что существовала такая проблема: отношение общества к инвалидам».
Но тем, кто делает первые шаги по миру без барьеров, придется набраться сил (откуда только?) и потерпеть. Даже тот, кто не берет вершин, не пишет книг морганьем глаз, не побеждает на олимпиадах, не получает научных степеней, все равно – герой. Одиночка в мире других всегда герой. Мне отчего-то сразу вспоминается знаменитая и страшная карикатура Х.Бидструпа о том, как черная девочка пошла в школу для белых: в США эта «инклюзия» была введена в конце 1950-х, и даже какая-нибудь 1/32 часть африканской крови закрывала детям двери обычных школ, а сейчас даже трудно в это поверить.
С праздником, в общем.
