Про советы норвежского криминолога и роль общественных организаций в ресоциализации заключенных, а также волонтерские поиски пропавших читайте в сегодняшнем обзоре СМИ.
Нильс Кристи призывает видеть не преступников, а людей
«В чем суть наказания? Это причинение другому боли. Мы должны четко осознавать, что и зачем мы делаем, когда наказываем», – считает норвежский криминолог Нильс Кристи и выступает за более широкое применение восстановительного правосудия. Вернее, за восстановление доброго отношения друг к другу. Интервью с ним публикует «Русский репортер».
Главная идея, которую он развивает во всех своих трудах и выступлениях, зародилась у ученого в 1949 году. Нильс, учившийся на социолога, по просьбе своего профессора беседовал с бывшими охранниками концлагеря – норвежцами, работавшими на фашистов и нередко убивавших сидевших под их присмотром сербов. Его заинтересовало, чем охранники, жестоко обходившиеся с заключенными, отличались от тех, кто не принимал участия в издевательствах и убийствах.
Тогда-то он и понял простую вещь, определившую его дальнейший интеллектуальный поиск: убийцы, считавшие пленных опасными недочеловеками, никогда не общались с ними. Те же охранники, с которыми сербам удавалось хоть раз поговорить, несмотря на разделявший их языковой барьер, или показать фотографии своей семьи, начинали видеть в них людей и уже не могли их убивать.
Кристи любит вспоминать рассказ одного из заключенных, сумевшего немного выучить норвежский с помощью найденного им словаря. В плену он вкалывал на дорожных работах и однажды услышал, как один из охранников попросил у другого спички, а тот ответил, что у него нет. Тогда этот серб произнес по-норвежски: «У меня есть спички». Позже он говорил, что эта фраза спасла ему жизнь: охранники поняли, что перед ними человек – такой же, как они.
Когда Нильс стал криминологом, он уже знал, что главная идея, которую он понесет в мир, что жестокость можно предотвратить, если сблизить людей. Даже если эти люди – преступник и жертва. Нильс рассматривает преступление как конфликт, который часто, хотя и не всегда, можно разрешить, загладив вину, возместив ущерб, примирив стороны. Но для этого надо увидеть человека, а не убийцу или вора.
Общественные организации – заключенным
Для Нильса Кристи количество заключенных в пропорции к общему населению отражает уровень культуры государства. Чем цифра меньше, тем лучше. В России 577 заключенных на 100 тысяч населения. Больше только в США – 743.
Главная задача скандинавской тюрьмы – ресоциализация, возвращение преступника в общество в качестве нормального человека, а вовсе не наказание. В России нет специальных служб реабилитации даже для несовершеннолетних. Их функции частично берут на себя общественные организации. Что делается для уменьшения количества повторных преступлений, выясняла корреспондент «Большого города» Светлана Рейтер.
«Центр содействия реформе уголовного правосудия» был основан в 1988 году, и с тех пор его сотрудники помогают заключенным – и тем, кто сидит, и тем, кто выходит на свободу. Организовал центр бывший политзаключенный Валерий Абрамкин, первым попытавшийся донести до публики простую мысль: в зоне – тоже люди. Корреспондент вместе с заместителем директора Центра Натальей Дзядко посетила Новооскольскую колонию для девочек. Кроме раздачи наборов с гигеническими средствами, сотрудники центра пытаются помочь готовящимся к освобождению. Воспитанницы пишут сочинения на тему «Что мне может помешать устроиться на свободе».
После освобождения заключенным приходится иметь дело не только с психологическими проблемами. «Центр содействия реформе уголовного правосудия» больше трех лет сотрудничает с Синодальным отделом по благотворительности. Работники этого направления встречают освободившихся несовершеннолетних на вокзале, помогают в оформлении документов в паспортном столе и прочих инстанциях. Сотруднице синодального отдела Наталье Кузнецовой приходится в числе прочего помогать работникам колонии: «Перед освобождением заключенного нужно соблюсти определенные формальности и хотя бы выяснить, есть ли ему куда идти. Социальный работник может только одно: посылать бесконечные письменные запросы в РУВД, паспортный стол, службу занятости. Бумаги тратится немерено, а ответы приходят далеко не сразу, если вообще приходят».
В Перми при комиссии по делам несовершеннолетних (КДН) существует специальный центр, занимающийся «реабилитацией семей детей, находящихся в социально опасном положении». Пока подросток сидит, психологи работают с его семьей, а за полгода до освобождения центр начинает информировать все нужные инстанции. «Если ребенок учился в школе, то его должны восстановить в школе, – поясняет Вера Терентьева, замдиректора центра. – Если он в колонии окончил девять классов, должен подключиться центр занятости, подыскать ему работу». По опыту самой Терентьевой, во многие семьи кураторов КДН пускают неохотно: «Дверь могут не открыть – или поговорить, а потом выгнать. Они, конечно, агрессивно настроены, хотя внутренне переживают – того, что произошло с их детьми, они даже не хотят принимать». Тем не менее многие родители дают кураторам свои сотовые телефоны и держат с ними связь.
В том же Пермском крае действует единственная государственная служба сопровождения бывших заключенных. Они были организованы в 2008 году в рамках губернаторского эксперимента по снижению уровня повторной преступности. Сейчас в Пермском крае работают 9 служб сопровождения, принцип работы которых начальник краснокамской службы Олег Еленев объясняет так: «Нашими клиентами являются лица, освободившиеся из мест лишения свободы и условно осужденные. С клиентами мы подписываем типовые договоры о сотрудничестве, по которым гарантируем клиентам помощь в подборе работы, обеспечении жильем, документами. Если нужно, можем предоставить и юридическую поддержку в суде, и помощь психолога – по желанию». На каждого клиента из краевого бюджета выделяется 12 тысяч рублей ежегодно. Почему все это появилось в Перми – понятно: в Пермском крае 40 колоний, это столица тюремного края. Ежегодно освобождается порядка 2 000 жителей. В ведомстве Еленева работают 10 кураторов, действующих по участковому принципу: за полгода до освобождения потенциального подопечного они начинают проверять, есть ли у него дом, ждут ли его родственники, найдется ли для него хоть какая-то работа.
Волонтеры ищут детей и солдат
АиФ публикует записи волонтеров, участвовавших в начале мая в поисках 6-летнего Саши Степанова из Подмосковья. Пишут Виолетта, Игорь и Дмитрий. Они рассказывают о том, как проводили опрос местных жителей, какие места проверяли, как прочесывали лес. Несмотря на сложности: несоответствие карт действительности, заросшие просеки, болотистую местность – мальчика удалось найти в заброшенном охотничьем домике. Как отмечают волонтеры, важным было участие в поисках большого количества людей – все время в лесу были спасатели, волонтеры, военные; правильная организация процесса – последовательное прочесывание леса, разделенного на квадраты; правильная последовательность – сначала идут поисковые собаки, потом люди.
Впервые поиски пропавшего ребенка привлекли большое количество волонтеров в сентябре 2010 года, тогда искали Лизу Фомкину из Орехово-Зуево. Ее нашли слишком поздно – от переохлаждения и голода ребенок умер. Но поиск сплотил людей. Появился объединенный сайт поисково-спасательных отрядов, группа Лиза Алерт, названная так в честь этой девочки. Есть такие волонтерские группы в Санкт-Петербурге и Новосибирске.
Ищут не только живых. До сих пор родственники и потомки многих пропавших без вести хотят узнать место их смерти и захоронения. Помогает искать могилы советских солдат и остарбайтеров на территории Германии российский иммигрант Илья Байбурин. Несколько лет назад он с удивлением узнал, что после войны немецкие карточки военнопленных попали в руки советских властей. Эти карточки очень часто раскрывают судьбу человека: где пленен, где содержался, работал, погиб и захоронен.
– Меня поразило, что до родственников погибших эта информация так и не дошла, – рассказывает Илья «Российской газете». – Тогда и родилась идея – помогать тем, кто ищет информацию о пропавших без вести. Мне не сложно позвонить в немецкие архивы и организации, навести справки, а россиянам порой приходится месяцами ждать ответа на запрос. Довольно много людей до сих пор не отчаялись и продолжают поиски. Это не только потомки солдат, погибших в боях и в плену на территории Европы, – тысячи людей были угнаны немцами на принудительные работы, и о судьбе многих из них до сих пор ничего не известно. На тематических форумах в интернете ищущие просят о помощи – отзываются неравнодушные из Германии, Польши, Австрии. Конечно, поиск требует времени, изучения документов и исторической литературы. Зато каждая удача становится достижением. Однажды мне удалось найти не только захоронение, но и свидетеля гибели солдата: он хоть и был мальчиком, но запомнил русского, который работал на его отца. Так родные узнали все о последних днях своего предка, даже то, что не фиксировали документы, сухо сообщавшие, что пленный погиб во время вражеской бомбежки.
В городке Ауэрбах в Баварии стараниями Ильи и других неравнодушных на безымянном захоронении советских военнопленных появился новый памятник – с именами.
Прессу читала Ирина РЕДЬКО
