Каждого из нас можно обидеть. От обиды можно уйти – домой или просто решить, что обижаться не стоит. Можно свою обиду превратить в повод обижать других. Можно еще много чего придумать. Но есть те, у кого выбор не столько широк, как у большинства: инвалиды, бездомные, любые люди из групп риска. Уйти им часто некуда, спрятаться не за что, плюнуть на обиду гораздо сложнее.
Этим летом история, случившаяся в Нижнем Новгороде с сестрой модели Натальи Водяновой Оксаной, девушкой с расстройством аутистического спектра, которую грубо выгнали из кафе сотрудники этого заведения, в очередной раз привлекла внимание общественности к защите чести и достоинства ментальных инвалидов. Однако людей с нездоровой психикой гораздо больше, чем нам кажется.
Эксперты утверждают, что у человека, оказавшегося бездомным, необратимые изменения в психике наступают в среднем через 6 месяцев жизни на улице. А средний стаж бездомности в России – 7 лет. И надо отметить, что бездомные гораздо слабее социально защищены, чем инвалиды, проживающие со своими семьями или даже в ПНИ.
Можно сказать даже так: бездомные дискриминированы на законодательном уровне. О проблемах своих клиентов рассказывает юридический консультант Санкт-Петербургской благотворительной общественной организации «Ночлежка» Игорь Карлинский:
– В моей практике не было случаев, когда речь шла именно о защите чести и достоинства человека. Я был бы аккуратнее в оценке подобных ситуаций и предложил бы задуматься над тем, что является, а что не является унижением человеческого достоинства. Во-первых, если, например, у моего клиента проблемы со зрением, и я его спрашиваю: «У вас, что, проблемы со зрением?» При желании можно и этот вопрос воспринять, как оскорбительный. Но на самом деле я задаю этот вопрос для того, чтобы понять, каким шрифтом распечатать человеку документы, памятки и тому подобное. То есть в данном случае, когда я говорю об особенностях человека, я абсолютно не имею желания его оскорбить.
Во-вторых, некоторая оскорбительность поведения человека может быть вызвана его неумением вести себя в определенной ситуации. Если мы вспомним историю с сестрой Натальи Водяновой, то следует говорить о неумении работников кафе. Я такие ситуации обычно пропускаю через свой опыт. Мне в каком-то смысле повезло: директор школы, в которой я учился, была женщиной умной, она специально набирала в нашу школу ребят с сохранным интеллектом, но с различными физическими нарушениями, чтобы они учились вместе с нами, и чтобы мы учились коммуницировать с ними, учились правильно себя вести в обществе этих людей.
Но помню свою первую реакцию, когда в возрасте лет шести я впервые оказался в Евпатории, бывшей тогда всесоюзным курортом для детей-инвалидов: когда я увидел через каждые пять метров инвалидные коляски с детьми, которые и сидят не так, и слюни пускают и так далее – у меня был шок, жуткое состояние дискомфорта.
Приведу еще один пример, на первый взгляд некорректный, но ведь иногда у нас первая реакция на что-то непонятное может быть животной. У меня была собака, немецкая овчарка. Она была хорошо воспитана, никогда ни на кого не кидалась. Иногда я ее приводил на работу, она сидела у меня в кабинете. Однажды я сижу, работаю, и вдруг собака с утробным ревом устремляется к двери. Поскольку собака воспитанная, то по моей команде она тут же прекращает агрессию и ложится на пол. А в это время в моем кабинете появляется инвалид-колясочник.
Дело в том, что моя собака до этого таких людей никогда не видела и восприняла чей-то необычный вид, как угрозу, и бросилась на защиту хозяина. Через пять минут собака поняла, что это человек, что угрозы нет, устыдилась своей агрессии и в качестве извинения попыталась засунуть голову этому человеку подмышку. Этот жест собаки означает: «Делай со мной, что хочешь».
– Трудно поверить в наше время, что городской житель старше 20 лет никогда не видел инвалидов.
– Я могу допустить, что кто-то ментальных инвалидов не встречал. Много ли их вы видите даже на улицах Петербурга? И потом, одно дело, когда мы просто видим какого-то необычного человека, он нас лично, наших дел не касается. Прошел мимо нас, удивил нас и все. Другое дело, когда мы вынуждены так или иначе с этим человеком общаться. И когда идет речь об оскорблении, встает вопрос, что и кем воспринимается как оскорбление.
У нас сейчас вообще с темой оскорблений перебор, и даже появились так называемые «профессиональные оскорбленцы». А ведь оскорбление – это часто область чувств. И в своих чувствах человек может быть необъективен, его чувства могут быть результатом неправильного истолкования увиденного или услышанного. Грань настолько нечеткая, зыбкая. Кто-то, например, может не понимать, что для другого то или иное слово или действие может быть оскорбительным.
– Тем не менее, какие-то общие критерии все-таки есть. Вы же сами когда-то писали статью про то, как СМИ создают негативный образ бездомного.
– Оскорбление формируется не упоминанием чего-либо, а контекстом, в котором это упоминание происходит, и некоторыми специфическими приемами подачи. Например, когда какое-то понятие дополняется обобщениями негативного характера. Та же бездомность очень «мифилогизирована».
Общество напихало в образ бездомного, как в некий чуланчик, все, о чем ему хочется забыть: моральные пороки, криминал и так далее. На самом деле, все это есть у бездомных, как и у всех прочих категорий граждан. И я должен заметить, что не в большей степени, чем у всех прочих граждан.
Но абсолютизация негативных черт работает так: «все русские – пьяницы», «все евреи – жадные», «все бомжи – вонючие, криминальные и сами хотят так жить» и так далее. Вот пример: одного вполне успешного молодого человека, глянув в его паспорт и обнаружив, что у него нет прописки, не захотели пропускать в здание администрации президента Российской Федерации. В этом случае имела место дискриминация, но не оскорбление.
– А дискриминация – разве не оскорбление?
– Еще раз: всегда, когда мы говорим об оскорблении, о моральном вреде, мы говорим о том, насколько что-либо оскорбительно для конкретного человека, насколько это лично для него травматично. Пример: много лет назад я участвовал в круглом столе, посвященном теме репутационных исков. Там обсуждалось, кто и на какие суммы, возмещающие моральный вред, по этим искам может претендовать. И было сказано, что губернатор может претендовать на значительно большую сумму, чем обычный гражданин, потому, что губернатора знают миллионы. На что я возразил: «Знаете, лично мне, чтобы пересчитать людей, мнение которых для меня важно, хватит пальцев рук. Что думают обо мне миллионы, мне безразлично». Все зависит от человека, а не от степени его известности. Здесь не может быть четкого единого критерия. Поэтому, если уж мы говорим об оскорблении, то надо проводить и психологическую экспертизу оскорбленного на предмет: реально ли он мог оскорбиться в данном случае или он играет.
– Социально исключенными часто оказываются и инвалиды, у которых есть крыша над головой, и обычные бездомные. Тот негативный образ бездомного, сложившийся в сознании многих граждан, как мешает жить вашим клиентам?
– Приведу пример из собственной жизни. Несколько лет назад я учился на курсах повышения квалификации в РГГУ в Москве. Дело было летом, и я жил в квартире одной моей коллеги, которая в то время жила на даче. И именно тогда я подцепил какой-то вирус, повлиявший на работу почек. В результате, то, что должно выделяться через почки, начинает выделяться через кожу, и пот приобретает очень неприятный запах. Но у меня была возможность минимум два раза в день принимать душ и пользоваться стиральной машиной.
А теперь представим, если бы у меня два дня подряд не было этих возможностей, как бы от меня пахло и как бы ко мне относились окружающие. Потому что у нас ведь не принято думать о том, что у человека могут быть проблемы с почками при недоступности для него мест, где он может привести себя в порядок. Зато у нас сразу идет перенос негатива на самого человека – якобы то, что нам в человеке не нравится, является следствием его личных негативных черт.
Если он грязный, если от него неприятно пахнет, значит, он грязнуля. Мы не знаем ничего об этом человеке, но мы почувствовали запах и уже вынесли о человеке суждение. Есть множество нюансов, о которых мы, как правило, не знаем. И для того, чтобы дискриминации, оскорблений в нашем обществе было меньше, нам нужен комплексный подход к проблеме.
Мы должны думать о том, как повышать терпимость общества к отдельным категориям его членов. Все официальные программы по повышению толерантности, которые я наблюдал, не были эффективными.
– С какой дискриминацией чаще всего сталкиваются ваши клиенты?
– Я могу обозначить три типа дискриминации. Прямая дискриминация – когда в отношении какой-то категории людей вводятся особые меры, ущемляющие их права. Типичный пример – наш уголовно-процессуальный кодекс. Если мы посмотрим нормы, которыми регламентировано избрание меры пресечения в виде содержания под стражей, то обратим внимание на то, что для лица, совершившего преступление небольшой тяжести, такая мера пресечения предусмотрена, если есть веские основания полагать, что человек будет скрываться от следствия, уничтожать улики, оказывать давление на следователей и свидетелей, если человек нарушил избранную ранее меру пресечения и так далее. Но на первой позиции в перечне оснований находится отсутствие места жительства на территории Российской Федерации.
Или еще пример: бывший глава Центрального района Санкт-Петербурга, устанавливая режим охраны Итальянского сада, ввел три ограничения: там не должно быть проезда транспорта, выгула собак и присутствия лиц БОМЖ. Но такая прямая дискриминация у нас встречается редко, чаще встречается дискриминация, которую я называю слепой.
Это когда бездомных как бы не видят, что типично для нашего нормотворческого процесса. Когда регламентируется доступ к различным социальным благам, когда формируются механизмы реализации прав, часто прописывается: «Гражданин должен по этому поводу обратиться в такие-то органы по месту жительства». Вот это очень характерно.
А тупая дискриминация – когда, пытаясь что-то сделать для бездомных, люди, обладающие соответствующей властью, не понимают с кем и с чем они имеют дело, не понимают природы явления и его особенностей. В результате они делают что-то, не особо пригодное для той категории людей, которым они решили помочь, или пригодное для очень малого числа представителей этой категории.
Например, человек потерял документы. Если он при этом в чужом городе, без жилья, без денег, можно догадаться, в какое внешнее состояние он быстро придет. Медицинская помощь таким людям нужна? Нужна. И вот в Москве и в Санкт-Петербурге были созданы медпункты для таких людей – по одному на город. Теперь представим себе, как человек добирается, скажем, из Кронштадта до больницы имени Боткина в центре Петербурга. То есть нужна инфраструктура, нужны такие пункты при каждой поликлинике. Или вот пример: у нас есть статья №64 Трудового кодекса Российской Федерации, которая прямо запрещает отказ в приеме на работу в связи с отсутствием регистрации. И, тем не менее, существует множество таких отказов. И работодатели часто даже пишут в объявлениях о вакансиях про наличие регистрации как необходимое условие.
– Имеет ли смысла добиваться, чтобы человека все-таки взяли на работу в место, где до этого ему отказали по этой причине?
– Очень сложно доказать, что человека не взяли на работу именно по этой причине. Но даже если мы сможем вынудить работодателя принять кого-то на работу, понятно, что человек все равно на этой работе долго не задержится.
– Те уличные бездомные, что все-таки приходят к вам, жалуются ли на агрессию со стороны обычных граждан?
– Случаи такие мне знакомы. Лично сам видел, как в центре города подростки стреляли в двух беспомощных стариков пластиковыми шариками из пневматического пистолета. Тогда мне пришлось вмешаться, и подростки быстро убежали. Но именно обращений ко мне по таким поводам в последние годы не было. Иногда ко мне приходят люди, которых кто-то заставил продать жилье в том числе и с помощью побоев.
– А если бездомный обратится по поводу нападения на него в полицию?
– Проблемы с приемом полицией заявлений известны – достаточно ознакомиться с результатами проверок на сайте прокуратуры. Но вопрос еще и в том, будут ли по принятому заявлению проводиться какие-то реальные меры. Я не проводил специальных исследований, но думаю, что социальный статус бездомных является определяющим для низкой активности представителей власти в вопросах их защиты. Мне часто приходится сталкиваться с различными отписками, отказами в возбуждении уголовных дел, притом, что элементарные меры не были приняты. Вплоть до совсем «фантастических» ситуаций, когда свидетеля не могли вызвать и допросить, хотя он проживает по конкретному адресу.
