Содрогнувший брусчатку Красной площади и нервную систему Фейсбука луивиттоновский сундук обнесли забором и готовят к сносу. Красная площадь видала всякое – по ней ходили трамваи, танки и катафалки, но транспортный мотив удерживался в рамках визуальных приличий, тогда как багажный аспект несколько перебрал.
Никакие, даже самые парадные нужды не осмелились затмевать cобор Покрова Пресвятой Богородицы, что на Рву, по красоте и путанной, многослойной легенде не имеющий конкурентов. На четвертый день возвышения рекламного павильона выяснилось, что у этой гигантской ячейки камеры хранения имеются филантропические цели. И указывают они не на проходимцев образца «с чего начинается родина», а на несомненного лидера и эталон благотворительности – фонд «Обнаженные сердца». Тут обыватель попал в ловушку, окончательно запутался и начал, подобно чеховскому Очумелову, то сбрасывать, то накидывать шинельку.
Понятно, что маркетологи фешенебельной фирмы меньше всего думали о соседстве с защищенным ЮНЕСКО Кремлем, а позиционно старались относительно ГУМа, но то, в какой контекст они свалились со своим напыщенным брендом, они явно не рассчитали. У храма Василия Блаженного, как известно, из-за посвящения одного из приделов, было и название «иерусалимский», поэтому народное «чемодан – вокзал – Израиль» еще довольно невинный архетип, на который напоролся этот предмет роскоши. Чемоданное настроение – симптом психологического расстройства, известного только россиянину, – как ни странно, не располагает к принятию именно такого памятника багажной архитектуры. В известном интервью журналу «Вог» Владимир Набоков, отвечая на вопрос об утрате багажом «былого стиля», рассказал историю дорожной вализы своей матери, сопровождавшей в последствие и его самого, вынужденного странника, а в конце ответа добавил: «То, что из нашего русского наследства уцелел лишь дорожный чемодан, и логично, и символично». Как в воду глядел! И логично, и символично, да.
Логично и символично, что великий и один из самых прекрасных площадных видов разрушил именно сундук. Логично и символично, что густой исторический замес Красной площади, воплощающий единство Русского Пути от подвига через лобное место к погосту, укрепили брендовой сумой. Логично и символично, что к азиатскому склепу, укрывающему набитое большевистскими смыслами чучело, приставили сообразное по размеру изделие, макетирующее личный княжеский аксессуар. Логично и символично, что могучий простор площади нынче воспринимается как «бесхозяйственная» пустота, которую непременно надо занять с эффективным профитом. Логично и символично, наконец, и то, что вся эта смысловая кулебяка, в итоге, припорошилась не только первым московским снежком, но и гуманитарными намерениями. Тут впору вспомнить довлатовское: «Я оглядел пустой чемодан. На дне – Карл Маркс. На крышке – Бродский. А между ними – пропащая, бесценная, единственная жизнь». И во всей этой логике и символике есть свой скорбный подвох.
Фото из http://nestandart-ru.livejournal.com
То, что делает фонд «Обнаженные сердца» – фактически безупречно и по технологиям фандрайзинга, и по своим проектным стратегиям, и по имиджу, и по эффектам деятельности. И, по большому счету, следовало бы всем потерпеть и смириться с временной саквояжной пыткой ради того, чтобы богатейшая компания направила часть экспозиционной выручки в русло реальной помощи больным детям. Но почему-то ни терпеть, ни смиряться невозможно.
На теле Москвы уже нет живого места. Она вся – жертва франкеншейновой пластической хирургии. Это изуродованный страдающий Голем, развернувшийся всей своей истуканской энергией против обитающего тут человека. Все снесено, испорчено, выжжено и благоустроено нескончаемой торговлей. Истреблено само понятие площади как формы архитектурной организации городского пространства. Какой бы сувенирный флер ни исходил из Кремлевского ансамбля, он ценен просто тем, что он есть. Московская архитектурная старина более ничем по беззащитности не отличается от российского больного ребенка. Между ними поставлен знак равенства. И жертвовать одним ради спасения другого никак нельзя. Богородица не велит. Не велит обижать юродивого, на чьей могиле вырос много веков назад неземной красоты разноцветный собор, бесцеремонно загороженный чемоданом.
Василий Блаженный, он же Василий «Нагой» – он дитя малое, родившееся на паперти, больное и чудаковатое. Он и есть прямой подопечный «Обнаженных сердец», и сердцу больно наблюдать его обиду. Пусть уж чемодан переедет на ВВЦ, которому ничего не страшно, и который заведомо устроен так, что оскорбить его невозможно.
