Я профессионально помогаю людям уже шестой год. Я видел чудеса и видел горе. Мои действия давали надежду и отнимали её. В очень многих случаях я могу честно сказать о себе, что «я спас жизнь» или «сохранил здоровье», или что я отказался помочь или не смог сделать того, что просили.
Президент благотворительного фонда «Предание» Владимир Берхин. Фото: диакон Андрей Радкевич
Хотя любой врач может похвастаться куда более длинным и впечатляющим списком.
И вот что имею сказать. Благотворительность – это полезно и важно. Но есть вещи, которым я хотел бы научиться гораздо сильнее, чем тому, чем занимаюсь на посту президента фонда «Предание».
Я немало встречал людей в общем здоровых и относительно благополучных, которые просто были не в состоянии жить эту жизнь. Не будучи ни больными, ни непереносимо бедными, ни общественно порицаемыми, они просыпаются утром со стоном, а вечером отходят с облегчением. И только ответственность за детей и долг перед близкими удерживают их как-то в этой жизни.
Я видел их очень много – забитых, задумчивых, словно забывших о себе. Мужчин, перманентно смотрящих в пол, женщин, боящихся быть красивыми, даже детей, опасающихся заговорить.
Это бывает позой, но часто это искреннее: бывают люди, полностью лишенные веры в собственную ценность. Они никогда не напишут начальнику письмо о том, что у них слишком низкая зарплата, не пожалуются в органы на то, что их бьет муж. Они убеждены в тотальной несправедливости мира и в своем месте вечной жертвы этой несправедливости.
Беды, которые случаются с ними – закономерны, а собственное право на жизнь среди людей – сомнительно. Из страха быть неверно понятыми они бывают занудны, и могут вообще излишне уповать на разум в поисках хоть какой-то опоры в жизни, а значит – склонны контролировать все и всех.
В конфликте они почти всегда уступят, в ссоре признают себя виноватыми, моментально спасуют перед хамством и агрессией. Их желания слабы, а стремления сиюминутны – тот, кто не считает себя достойным жизни, не планирует жизнь и не тратит её на себя.
Зато они удивительно умеют заботиться о ближнем и держать за руку тех, от кого все отказались. Не умея жить свою жизнь, они способны положить душу за ближнего – ибо собственной души, времени, сил не ценят ни на копейку. Для них нет недостойных и они не понимают выражения «люди не нашего круга», ибо не чувствуют себя допущенными в круг.
Людей, пораженных этим недугом, бесполезно ободрять, их не утешают объятия и любые вложенные ресурсы не помогают им встать на собственные ноги. Все их радости кратковременны. Рядом с ними время словно ускоряется, и всё, что может истлеть – тлеет быстрее, чем у соседей, не сомневающихся в своем праве быть.
Этот недуг не лечится «помощью», от него не помогают деньги, ресурсы и «решение проблем». Более того, по мере улучшения жизненной ситуации у тех, кто поражен этим недугам, пропадает мотивация: раньше их гнала вперед нужда, а без неё они могут только медленно чахнуть. Люди, не считающие себя достойными, никогда не смогут взять больше, чем самый минимальный минимум.
Я знаю про психологию, про принятие себя, базовое доверие и прочую самооценку. Но эти люди не силах даже сформулировать запрос к специалисту, не способны даже захотеть что-то исправить. Им не то, чтобы нормально живется – им невозможно понять, что с ними может быть иначе.
И даже вера, даже религия сама по себе – не помогает. Что толку от рассказов о любви Божьей для человека, который не верит, что он достоин этой любви? Он выберет из всего богатства Церкви лишь то, что подтвердит его собственное недостоинство, и окажется не в состоянии воспользоваться милостью.
Может быть, это такая особая гордыня. Но для гордецов эти люди чересчур безвредны, более того, они самоотверженны и с легкостью предпочитают чужое благо своему. И это не святость – в них нет Жизни с избытком, они не заквашивают мир. Скорее уж наоборот – мир постепенно сжирает их, и добродетели их – не от избытка, а от нехватки.
Да, бывают чудеса исцеления и от этой болезни, но чудо происходит не со всеми, а помочь хочется всем.
Так вот помощь в преодолении этого недуга для меня ценнее, важнее, существеннее всяческой благотворительности. Потому что болезнь можно вылечить, бедность – преодолеть, но как вернуть человеку веру в счастливый исход? Где берется надежда даже не на лучшее завтра, а на право проснуться утром?
И если однажды я все-таки найду рецепт, придумаю метод или мне подскажут место, где научат давать людям этот удивительный дар веры в то, что они любимы людьми и ценны для Бога – я моментально сменю место работы.
