Утверждение о том, что русские изначально погрязли в пьянстве, не соответствует исторической правде. В ХIХ веке в России употребляли на душу населения не более трех-четырех литров спирта в год.
Нам необходимо вспомнить историю трезвеннических традиций России, вспомнить подвижников трезвости для того, чтобы понять, как же нам в настоящее время в непростых условиях нашей жизни утвердить трезвость в первую очередь для себя, для своих близких, в своем Отечестве.
Трезвенническое движение в ХIХ веке начиналось в нашей стране двумя учителями: Сергеем Александровичем Рачинским в селе Татеве Смоленской губернии и Петром Ивановичем Поляковым в селе Головчино Курской губернии. Эти замечательные люди – истинные подвижники трезвения и трезвости. Подвижничество имеет один корень со словом «движение», и совершается оно постепенно, негромко.
Сегодня мало кому из педагогов известно имя Сергея Александровича Рачинского. А между тем, по отзывам современников, Рачинский – это имя мирового значения.
Он был творец самобытных русских идеалов просвещения. Русская школа возникла и семь веков существовала как церковная школа. С.А. Рачинский утверждал, что истинно народное воспитание и обучение возможно лишь на религиозно-нравственной и национальной основе. Ему удалось создать такую школу в селе Татево Смоленской губернии, в деятельности которой были реализованы сформулированные им цели и задачи.
Сергей Александрович Рачинский родился 2 (15) мая 1833 года в селе Татеве Бельского уезда Смоленской губернии (ныне район Тверской области). По окончании Московского университета Сергей Александрович некоторое время служил в Архиве Министерства иностранных дел, а осенью 1856 года уехал за границу для подготовки к профессорской деятельности.
В 1858 году С. А. Рачинский вернулся в Москву, защитил магистерскую диссертацию «О движении высших растений» и получил кафедру физиологии растений в Московском университете. В1866 году, тридцати трёх лет от роду, С.А. Рачинский защитил докторскую диссертацию и сделался ординарным профессором Московского университета.
В 1868 году после конфликта в университете С.А. Рачинский вышел в отставку, а в 1872 году переселился в Татево.
В Татеве была сельская школа самого обыкновенного типа. Сергей Александрович зашёл раз туда случайно, попал на урок арифметики, показавшийся ему необыкновенно скучным, попробовал сам дать урок, стараясь сделать его более интересным и жизненным, – и этим определилась вся его дальнейшая судьба.
Сергеем Александровичем было построено прекрасное школьное здание, и сам он переселился в него, сделавшись сельским учителем. Этой деятельности он посвятил всю свою оставшуюся жизнь, и ею обессмертил свое имя, вписав его в историю русской педагогики.
По высказыванию обер-прокурора Святейшего Синода Победоносцева, «С.А. Рачинский вдохнул совершенно новую жизнь в целое поколение крестьян, сидевших во тьме кромешной, стал поистине благодетелем для целой местности, основал и ведёт с помощью четырёх священников пять народных школ… Это замечательный человек. Всё, что у него есть, и все средства от своего имения он отдаёт до копейки на это дело, ограничив свои потребности!» Всего под покровительством Рачинского к концу его жизни находилось 12 народных школ.
Победоносцев, как и Рачинский, считал, что «народная школа должна быть не только школой арифметики и грамматики, но, прежде всего, школой добрых нравов и христианской жизни». Оберпрокурор Святейшего Синода ратовал «за преобладание в русской школе церковного элемента, когда главным предметом является Закон Божий».
С.А. Рачинский писал, что «наша школа – школа христианская не только потому, что в таком направлении построен весь её педагогический план, но также и потому, что учащиеся ищут в ней Христа, что учащиеся только Христа ради могут поднять те труды, при коих возможен какой-нибудь успех». С.А. Рачинский утверждал, что «ребенок, приобретающий в несколько дней способность писать «Господи, помилуй» и «Боже, милостив буди мне грешному», заинтересовывается делом несравненно живее, чем если вы заставите его писать «оса», «усы».
Главное в программе Татевской школы – её воспитательная сторона. «Всё, что может содействовать развитию искренней религиозности и притом церковной, всё, что может внести церковный элемент в самый обиход школы, – всё это должно быть предметом самого заботливого внимания со стороны педагогов. Ученики должны были участвовать в богослужении, участвовать практически, в качестве чтецов и певчих. Церковному пению Рачинский придавал огромное значение. «Тому, кто знаком с нашим богослужением, – писал он, – кто окунулся в этот мир строгого величия, глубокого озарения всех движений человеческого духа, тому доступны все выси музыкального искусства, тому понятны и Бах, и самые светлые вдохновения Моцарта, и самые мистические дерзновения Бетховена и Глинки».
«Люди, мучимые потребностью отдавать себя без остатка служению Богу и ближнему, всегда были, есть и будут, – утверждал Рачинский. – Нет более полного сочетания этих двух служений, чем христианское учительство, то учительство, которое не полагает своим трудам ни меры, ни конца».
Этот настрой великого педагога был связан с его убеждением, «что доброе влияние школы на жизненный строй пользующегося ею люда может обнаружиться лишь через несколько поколений, что бесспорные результаты в этой области могут быть достигнуты лишь веками непрерывного труда». Однако случилось нечто неожиданное. Речь идёт о Татевском обществе трезвости.
Путь к православной трезвости
Как педагог по призванию, Рачинский досконально изучил все особенности жизни своих учеников. К тому времени в сёлах распространялось пьянство. По современным меркам и беспокоиться-то вроде бы не было нужды. Сейчас в нашей стране пьют гораздо больше, чем в конце ХIХ века, но мало кого из педагогов по-настоящему волнует эта трагедия. А в чём же опасность увидел Рачинский? В том, что пагубная страсть к спиртному могла погубить близких для него людей – его учеников. И прежде всего в духовном отношении пьянство неизбежно привело бы к гибели душ его питомцев. Тогда о каком самобытном развитии духовных, нравственных, умственных и художественных даров крестьянских детей могла бы идти речь?
Однажды Рачинский стал свидетелем случая, который потряс его до глубины души: «Между моими первыми учениками был мальчик, который постоянно радовал меня своим прекрасным характером, своими способностями и успехами…
Лет семь тому назад, вскоре после одного из наших храмовых праздников, в аллее, проходящей поблизости от школы, встретился мне мой питомец. Сидел он в телеге, как-то странно покачиваясь, и на оклик мой окинул меня мутным, бессмысленным взглядом. Он был совершенно пьян». Затем Сергей Александрович описывает своё состояние, в котором ярко раскрывается его пастырское отношение к происходящему: «У меня захватило дух от раскаяния и стыда. Оказалось вдруг несомненно, неопровержимо, что для этого юноши, столь счастливо одарённого; о коем я так много думал, так много старался, я не сделал ровно ничего, или, точнее, упустил сделать то, без чего всё прочее не имеет ни малейшей цены, – не закалил его волю против самого обыденного, самого опасного из искушений.
Для меня стало очевидным, что для ограждения моих учеников от окружающего их зла нужны средства более сильные, чем простые увещевания и поучительные речи».
«Единственное средство, которое я мог придумать, было устройство в тесном кругу моих учеников общества трезвости при абсолютном воздержании от спиртных напитков».
Мысль о таком обществе была встречена большинством моих учеников в высшей степени сочувственно, и 5 июля 1882 года, в день моих именин, после молебна преподобному Сергию Радонежскому, нами был произнесён в церкви торжественный обет трезвости сроком на один год. С тех пор этот обет ежегодно 5 июля обновлялся почти теми же лицами, с небольшим ежегодным численным приростом…Число членов нашего общества колебалось между 50 и 70. Состояло общество почти исключительно из бывших учеников Татевской школы». Имена членов общества трезвости после того, как они принимали обет воздержания от употребления спиртных напитков, заносились в «Книгу трезвости», хранящуюся в церкви. Здесь эти имена упоминались за богослужением…»
Заповеди утверждения трезвой жизни
Сергей Александрович Рачинский впервые чётко сформулировал главное правило утверждения трезвой жизни: православная трезвенная работа может быть плодотворной только при церковном приходе. Только под благодатным воздействием церкви возможно исцеление человеческих душ от пороков. Эту мысль он повторял до самой смерти. Обет трезвости принимался на разные сроки. Рачинский считал, что для людей, особенно страждущих от алкоголизма, обет трезвости должен сначала даваться на небольшой срок: полгода или год. Учитель пояснял: «За человеком, чтобы окрепла его воля, должна быть оставлена разумная мера свободы».
Немногочисленно было поначалу Татевское общество. Но это ничуть не смущало Сергея Александровича. Он верил, что не только для 50-70 членов трезвенников стоит потрудиться, но даже и для одного.
Спустя 9 лет со дня основания Татевского общества трезвости, 10 июня 1901 года, Рачинский напишет о том священнику Александру Волынскому, который пытался распространить трезвенный опыт в Рязанской губернии: «Многие из моих корреспондентов-священников прекращают свою деятельность в области трезвости ввиду незначительности на первых порах её успехов. Никогда не мог я понять этого явления. По крайнему моему разумению, всякий из нас, спасший от гибельного порока хоть одного из своих ближних, недаром прожил на свете».
Татевское ожерелье
Сергей Александрович так и трудился бы до конца своей жизни ради узкого круга своих учеников, но предназначено ему было большее. Через 6 лет, как повествует он сам, «внезапно наступила перемена». И число учеников общества возросло до 383.
С этого времени священники окрестных сёл стали перенимать Татевский почин. Хоть поначалу сельским батюшкам дело православной трезвости представлялось «преждевременным» и даже «едва ли позволительным», но «движение, возникшее в Татеве, победило их сомнения. Вокруг Татева стало вырастать целое «ожерелье» обществ трезвости. Их иногда называли «Татевским согласием трезвости». Татевское «ожерелье» находилось в основном на территории нынешних Ржевского, Бельского районов Тверской области и в ряде районов Смоленской области.
Рачинский сразу почувствовал, за счёт чего он «победил сомнения»: главным доводом в пользу необходимости трезвого образа жизни был личный пример абсолютной трезвости, освящённой Церковью. Так, в письме, адресованном 21 декабря 1890 года студентам 4 курса Казанской Духовной академии, Рачинский пишет: «Пока я держался умеренности, все мои речи оставались гласом вопиющего в пустыне. Все со мной соглашались, никто не исправлялся. С тех пор, как я дал и исполняю обет трезвости, за мною пошли тысячи».
В статье «Из записок сельского учителя» Сергей Александрович утверждает ту же истину: «А между тем это ничтожное самоограничение (т.е. полный отказ от спиртного) оказался самым мощным рычагом моего личного участия, так как поучать и проповедовать я решительно не умею. Мало того, я убедился, что и люди, одарённые красноречием, проникнутые наилучшими намерениями, остаются совершенно бессильными в борьбе с пьянством, пока лично не устранят от себя всякую его возможность».
С.А. Рачинский публиковал статьи о трезвости в «Церковных ведомостях». Особо нужно отметить его письма к студентам Казанской Духовной академии под заглавием «Письма С.А. Рачинского к духовному юношеству о трезвости». В этих письмах мы встречаем, в частности, глубокое богословское осмысление проблем трезвости.
Вот, например, одно из писем: «Спаситель наш Иисус Христос несомненно пил вино ( Прииде Сын человеческий, ядый и пияй… Не имам пити от сего плода лозного…). Не грешим ли мы, проповедуя воздержание, коему не находим примера в земной жизни Спасителя? Полагаю, что нет. И это по следующим причинам.
Никому из разумных проповедников трезвости никогда не приходило на ум считать за грех умеренное употребление лёгких виноградных вин, не производящих никакого опьянения. Грех заключается именно в приведении себя в это состояние какими бы то ни было средствами: вином ли, водкою, опием или гашишом. Спаситель, принявший на себя естество человеческое, кроме греха, не мог пить вина иначе, как в мере абсолютно безгрешной.
Но как велика опасность для человека, причастного греху, – даже величайшего праведника, преступить эту меру, – мы видим из примера Иоанна Крестителя. Он, коего болий не воста в рожденных женами, счёл же нужным оградить себя назорейским обетом и не пить ни вина, ни сикера… И заметьте, что опасности, нас окружающие, несравненно сильнее, чем те, коим подвергался Предтеча. В его времена не существовали те сильно и быстро опьяняющие напитки, которые ныне одни нам постоянно доступны. Как же нам, грешным и слабым, считать себя в этом отношении более сильными и стойкими, чем тот, кто был больше Пророка? Не достойнее ли, не разумнее ли смиренно следовать его примеру?…»
Татевское общество трезвости послужило образцом для тысяч подобных обществ в России и положило начало грандиозному движению за трезвость в Русской Православной Церкви. Широкий размах церковного трезвеннического движения позволил правительству в июле 1914 года (в связи с началом войны) принять меры к прекращению продажи крепких спиртных напитков и ликвидации казённых питейных заведений. Эти меры, получившие мощную церковную поддержку, вывели трезвенническую работу в России на новую высшую ступень.
