Новости — объективная реальность. Страшные — тоже. Но «плохие» новости часто интереснее. От чего это зависит: от самого события или его преподнесения? Можно ли сделать новости, когда «все хорошо»? Ответствен ли журналист, говорящий о взрывах, пожарах, катастрофах, за резонанс, произведенный его сообщением? Мы решили узнать, что думают об этом те, кто реально «делает новости», которые мы потом узнаем из СМИ, и как происходит отбор «плохих» и «хороших» новостей.
Андрей БАТУРИН, Первый канал, ведущий программы «Время»:
— Новости бывают либо свежие, либо несвежие. Новости — то, что происходит независимо ни от чего. Я не чувствую ответственности за душевное состояние населения по одной простой причине — свою работу рассматриваю исключительно с профессиональной точки зрения. Главное — донести до людей то, что произошло, а уж потом рассматривать моральные вопросы. Но все-таки мы в программе «Время» стараемся давать не только негативную информацию. Пытаемся, как мы это называем, «фиксировать радости».
Для нас важно показать то, что касается людей непосредственно. Либо это катастрофы, которые привели к человеческим жертвам, либо это связано с политикой, которая влияет на нашу жизнь, как бы мы от нее ни бегали.
Кроме того, как правило, в редакционном портфеле есть набор так называемых бантиков — это новости, которые можно поставить, а можно не поставить. Там картинка должна быть симпатичная. Есть, например, международный видеообмен, по нему почти каждый день мы получаем забавные мировые новости: грубо говоря, белый крокодил родил черного крокодила — в таком плане.
Что именно интересно зрителям, отслеживает хитрая система — называется «пиплметры». Расположенные по Москве и в регионах датчики фиксируют — причем поминутно — количество включенных телевизоров. Потом мы получаем детальную разработку: скажем, программа «Время» — вычерчена кривая, по ней видно, какая тема вызвала интерес, а какая нет. В каждый момент можно отследить, сколько людей какой канал смотрят. Эти рейтинги показывают, что зрительский интерес всегда возрастает именно на каких-то несчастьях, к сожалению.
О хорошем сделать привлекательный сюжет куда сложнее, чем о плохом. Для того чтобы описать катастрофу, не нужно особого таланта. Жалко, что журналисты не дают клятву по типу клятвы Гиппократа, где главная заповедь — «не навреди». Мне кажется, надо исходить именно из этого, когда работаешь на таких сложных вещах, как, скажем, захват заложников.
Заниматься журналистикой в России гораздо интереснее, чем за рубежом. Там практически нет новостей. Даже на «Евроньюс» «не вышел автобус на линию» может пойти первой новостью. А у нас все гораздо интенсивнее, происходит масса вещей хороших и плохих — горячих новостей гораздо больше.
Иван ДЕМИДОВ, главный редактор православного телеканала «Спас»:
— Над хорошей новостью — например, об открытии школы — надо потрудиться. Только талантливый журналист расскажет о школе так, что можно будет поставить этот сюжет в начало. Найдет какого-нибудь конопатого первоклассника и так далее. А над пожаром думать не надо. Приехал, камеру включил, глаза выпучил в кадр и грозным голосом говоришь, что все погибли.
Беды, насилие притягательны для человека, хотим мы этого или нет. Частично это объясняется неким защитным механизмом: мол, хорошо, что не со мной это случилось — не у меня, а у соседа корова ногу сломала. Какие-то центры в наших головах требуют этот дурной адреналин. Работает система «лестницы вниз»: на грех легче покупать нас, смертных. Только нужно добавить вот какую важную деталь: мы сами выбираем себе новости. Если говорить о зрителе, то его труд — пытаться противостоять этой системе, понимая, что играют не на лучших сторонах его души. Хотя прежде всего ответственность лежит на тех, кто успешно продает эти продукты.
У меня был собственный грех. Когда-то я делал программу «Катастрофы недели». Но у нас было несколько своих установок: во-первых, по тем временам еще модна была тема, что у нас в России все плохо, а в мире все хорошо. Если автобус упал со скалы у нас, то это потому, что коммунисты семьдесят лет правили и так далее. А если автобус упал у них на Западе — это случайность. Но по материалам «Катастроф недели» очень быстро стало ясно, что беды у всех одинаковые. И во-вторых, мы попытались передачу перевести в следующую плоскость: стали рассказывать о спасателях, начали работать с МЧС, то есть не только пугали количеством убитых и раненых, но и проводили профилактическую работу.
Наверное, знание о том, что жизнь жестче, чем мы ее себе представляем, необходимо для души. Ведь и Церковь постоянно напоминает о муках — Спасителя и святых. Но логика наших СМИ другая: «без трупа нет рейтинга» — такую задачу ставят производители, чтобы откровенно смаковать кровавые истории.
К сожалению, хорошая новость — это часто не событие. Если мы поставим с вами на московскую магистраль камеру и там произойдет авария — мы это зафиксируем, а то, что один другому дорогу уступил — этого мы не заметим. В кадре ничего не произойдет.
Но все же можно делать и хорошие новости, и православные новости. Для этого просто нужно смотреть заинтересованным журналистским взглядом. У меня в передаче мало воцерковленных журналистов. Просто нормальные журналисты работают, люди светские. Более того, я стараюсь человека воцерковленного отправлять на съемки светских сюжетов, мне интересен его взгляд, а человека абсолютно мирского, но нормально настроенного посылаю в монастыри и храмы.
Юрий КУЗНЕЦОВ, руководитель службы новостей «Газеты.Ru»:
— Средства массовой информации несут новости в качестве развлечения. Кем-то давно подмечен феномен, что людям почему-то интересны новости. Смысла для них в этом, наверное, в 95 процентах случаев никакого нет. Люди потребляют новости как своего рода развлечение, вроде кино, но где все настоящее.
Профессионалам важно, чтобы новость публиковалась очень быстро, чтобы она соответствовала действительности — с той погрешностью, которую мы можем в данный момент позволить. Нужно отдельно говорить о том, что новости — это не совсем правда. Когда самолет воткнулся в здание, мы еще точно не знаем, какой это самолет. Не исключено, что через секунду будут поправки: не в здание, а во что-то другое, не самолет, а вертолет — но это другой вопрос. Что касается позитивности или негативности новостей — мы никогда об этом не думаем специально. Иногда, действительно, обращаешь внимание на то, что в лентах новостей — сплошные убийства, неприятности, но это воспринимается не более как малоприятный факт нашей жизни. Если редактор вдруг заявит: давайте сейчас добавим какого-то позитива, найдем какую-нибудь позитивную новость — это будет непрофессиональное решение. Это будет извращенная картина мира.
Для меня плохая новость — та, которая пять минут назад уже была опубликована конкурирующими изданиями. Хорошие новости — это те, что сделаны быстрее всех и наиболее точно отражают действительность. Потому что, если у нас тут война, а мы пишем про глобальное потепление и выборы — это неадекватная картина мира.
Вообще, новостей больше там, где нестабильность, а нестабильность, как правило, — это неприятности. Помните, сколько новостей было в России в начале 90-х годов — при этом жить было достаточно тяжело? А где все нормально — о чем там говорить? Когда вы провели хорошо отпуск, то вам рассказать-то особенно нечего, кроме как близким друзьям, которым просто интересны вы сами. А если во время отпуска у вас на глазах разбился полицейский вертолет, то вы можете про это рассказать кому угодно, всем интересно. Захватывают внимание не какие-то длительные и ожидавшиеся процессы — типа «приняли плохой бюджет», а те случаи, когда ничего не предвещало — и вот тут на тебе!
Если человеку плохо от того, что происходит в мире, то надо либо мир менять, либо не смотреть новости. Некоторые люди, например, начинают интересоваться исключительно спортивными событиями: там все как настоящее, только не убивают никого — а мир трагичен. Иногда волосы шевелятся от того, что происходит.
