Интервью с отцом Вячеславом мы записали в 2019 году, через два года, в марте 2021, батюшка скончался от онкологии.
О. Вячеслав Перевезенцев, настоятель храма Николая Чудотворца в селе Макарово Московской области:
– Мне показалось, что автор записок «Я хотела бы, чтобы Бог был, но знала, что Его нет», называющая себя «атеисткой с мощным религиозным бэкграундом», вполне состоявшийся человек с ясным и продуманным мировоззрением.
Поэтому заранее прошу прощение у автора, если мои размышления будут невпопад. Ведь это не «ответ на письмо», потому что автор не просит ответа. Это – моя реакция на прочитанное, иной раз слишком многословная, а иной раз – предельно лаконичная.
«Я бы не спешил кричать: апостасия!»
«Я считаю, что единственное, в чем могут отказать мне верующие, – в праве на спасение и жизни будущего века, так как от этого права я добровольно отказалась – точнее, вышла за территорию его юрисдикции. В моей системе координат нет никакого спасения и жизни после смерти.
При этом я не думаю, что у воцерковленных людей есть моральное право считать, что я бездуховна (духовность не равна религиозности), ограниченна, отрезана от истории и культуры, а также мира природы.
Особенно странно, когда те, кто произносят такие слова, считают себя миссионерами. Миссионерство с позиции «Я начальник, ты дурак» не сработает никогда», – пишет автор записок.
Можно было бы просто написать – нет, верующие не имеют такой возможности – лишить кого бы-то ни было права на спасение и жизнь после смерти. Но я позволю себе здесь порассуждать, т. к. считаю эту тему важной не только для атеистов, но и для верующих.
Про то, что миссионерство с позиции «я начальник, ты дурак» не работает, особо распространяться не имеет смысла. Это истина очевидная. Мы давно уже живем в мире, где люди имеют возможность и право иметь те или иные убеждения, верить так, как они считают правильным, или не верить вообще.
Кто-то скажет, что это мир постхристианский или пострелигиозный, все дальше уходящий от христианских корней. Это будет отчасти правдой, но я бы не спешил кричать: апостасия!
Наше мировозрение, наше понимание того, как устроен мир, и в чем его смысл, мы теперь не получаем с молоком матери, про это нам не рассказывают в школах или университетах, а если рассказывают, то мы вправе не слушать. В любом случае все в руках самого человека, – если допускать, что человек имеет свободу выбора, а не иллюзию свободы выбора, как считают «новые атеисты».
И я вижу в этом уважение к человеку, понимание того, что он вырос из «детских штанишек», – когда взрослые дяди и тети объясняли ему «что такое хорошо и что такое плохо» и учили, как жить.
И в этом уважении к человеку больше христианского, чем в любых формах патернализма, какими бы традиционными и благочестивыми они не казались.
Да, такой мир более сложный, в нем больше риска и неопределенности, соблазнов и искушений, но этот мир больше похож на тот, каким задумал его Бог, чем мир, где все ходят строем и декламируют заученные тексты с бодрым выражением лица.
«А теперь пребывают сии три: вера, надежда, любовь, но любовь из них больше»
Еще хотелось бы обратить внимание на, как мне кажется, важный момент. Сразу уточню, что пишу сейчас не богословский трактат с претензией на истину, а делюсь соображениями, которые для меня самого не являются окончательно завершенными, но они – из той области, над которой я много думаю.
Мы в своей жизни отводим важное место убеждениям, и это вполне естественно. Убеждения во многом определяют нашу жизнь, поступки, хотя весь корпус психологии ХХ века показал, что здесь все не так просто. Да и ап. Павел задолго до доктора Фрейда говорил («Доброе, которое хочу, не творю, а злое, которое не хочу, делаю» (Рим. 7)
Казалось бы для христианского сознания здесь все предельно ясно – «Кто будет веровать, спасен будет, а кто не будет веровать – осужден будет» (Мк. 16.16). Но что значит – веровать? Ох, непростой это вопрос…
Ведь и «бесы веруют и трепещут» (Иак. 2.19) и «вера без дел мертва» (Иак. 2.17) и не «всякий, говорящий Мне Господи, Господи, войдет в Царство Небесное» (Мф. 7.21). А еще есть пронзительный вопль на станицах Евангелия – «Верую Господи! Помоги моему неверию!» (Мк. 9.24). И кто из верующих искренне скажет, что сам считает свою веру достаточной?
Но, даже если вера несомненна, так, что может и горы переставлять, не все окончательно решено про спасение. «Если я говорю языками человеческими и ангельскими, а любви не имею, то я – медь звенящая или кимвал звучащий. Если имею дар пророчества, и знаю все тайны, и имею всякое познание и всю веру, так что могу и горы переставлять, а не имею любви, – то я ничто» (1Кор.13.1-3).
О любви говорит нам Христос, вслед за ним – апостол, но и с ней не меньше вопросов, чем с верой.
И получается, что всех желающих найти в Евангелии четкие критерии спасения ждет разочарование, если, конечно, относиться к словам Христа серьезно.
Но и это еще не все.
Спасение в христианской традиции не понимается механистически: ты тонул, но тебя вытащили из воды и – спасли.
Спасение означает, что ты сам, спасаемый, становишься другим. Ты становишься тем, кто может, хочет быть причастен Богу и Его Царству. А для этого надо измениться, стать другим, похожим на Христа.
Вера, которая тебя не меняет, подобно соли, переставшей быть соленой, и даже хуже. («Когда соль теряет силу, она становится яд» (Борис Гребенщиков)).
Атеист Людвиг Фейербах писал: «Человек есть то, что он ест». Эта мысль не так банальна, как может показаться на первый взгляд, если мы вспомним, что «не хлебом единым жив человек» (Мф. 4.4).
А христианин Антуан де Сент-Экзюпери писал: «Человек есть его действия и больше ничего».
Единственно важно – то, как мы живем, что делаем, на что тратим свое время, силы, таланты. Если для того, чтобы меняться, достигать любви, нам помогают наши убеждения, очень хорошо. Помогает вера, прекрасно!
Помогает любить неверие, пусть будет так! Вера, как и любые убеждения, если она не приносит плоды любви – пустое дело и даже хуже.
Жизнь, исполненная любви и милосердия, служения и заботы, жертвенности и творчества, благословенна, и не так важно, какие при этом у человека убеждения. Собственно, именно про убеждения Господь ничего не говорит, рассказывая нам о Страшном Суде, Он говорит только о том, что мы должны делать (Мф. 25).
Спасение все равно остается тайной
Прочитав все вышенаписанное, иной может сделать вывод:
«Значит, вера и Церковь не нужны. Делай добрые дела и спасешься».
Вывод это будет столь же поспешный, сколь и неверный.
Чтобы спасение стало возможным, т.е. не мечтой, а реальностью, необходимо было то, что совершил Иисус Христос, – Его Крест и Воскресенье. И это спасение Он совершил для всего человечества. И тех, кто жил до Него, и для тех, кто жил после, знающих о Нем или нет, верующих Ему или нет.
«Он повелевает солнцу Своему восходить над злыми и добрыми и посылает дождь на праведных и неправедных». (Мф. 5.44). Небо стало ближе, но мы еще не там, до него еще нужно дойти, по дороге изменив себя, чтобы быть способным дышать этим небесным воздухом.
Вера и нужна для того, чтобы видеть, куда идти (вера есть уверенность в невидимом» (Евр. 11.1) и чтобы иметь силы идти. Представьте, что вам нужно подняться на горную вершину. Можно, конечно, дерзнуть идти в одиночку, не имея ни проводников, ни карт, ни альпинистского снаряжения.
Но можно записаться в альпинистскую школу и пройти подготовку.
Церковь и есть такая школа. Ну, а тому, кто не собирается в горы, странно записываться в альпинисты, хотя сколько мы знаем таких «альпинистов», которые предпочитают о горах говорить и смотреть на них по телевизору, чем реально участвовать в восхождении.
Но ведь на вершине мы все рано или поздно окажемся. И альпинисты, талантливые или не очень, и те, кто ни разу не покидал свою долину. И там, наверху, мы все будем дышать одним воздухом, но кому-то будет привычно и радостно, а кому-то трудно, потому что он не привык этому горнему воздуху.
Учась деятельной любви и состраданию, терпению и прощению, радости и благодарению, мы делаем себя способными жить на небесах. Если всему этому мы можем научиться без веры, без помощи Божией, то и хорошо. Важно не обманывать себя, времени мало, и переписать жизнь по-другому можно просто не успеть.
Один праведник сказал:«Когда я окажусь в Царстве Небесном я удивлюсь трем вещам: что там не будет многих, кого я ожидал увидеть. Что там будут многие, кого я не ожидал увидеть. Что там буду я».
Спасение – величайшая тайна, ибо оно всецело в руках Божиих и то, что нас может утешать, это то, что «Бог хочет всем спастись» (1 Тим. 2:3). Но нельзя забывать и того, что, как говорили святые отцы: «Бог может все, но не может спасти человека, если он того не хочет». Бог не спасает человека без него самого!
Я, может быть, заблуждаюсь, но считаю, что все люди: и атеисты, и агностики, живущие по совести и творящие добро, будут спасены. И наоборот, считающие себя верующими и творящие беззакония недалеки от погибели.
Мое отношение к атеистам, живущим по-христиански, а я знаю таких немало, исполнено восхищения. И да, я согласен с Дмитрием Быковым, в мире атеиста мне многого не хватает: «Мир атеиста может вызвать у меня научное любопытство, но не вызывает тот трансцендентный, мистический интерес, который вызывает у меня все-таки гипотеза Бога».
Есть вопросы, на которые ответить себе может только сам человек
«Но со временем я поняла, что Христа нет, – пишет Мария. – Это был длительный чисто логический процесс – единственное чувство, которое я испытывала при этом, было горем. Я была бы рада, если бы Бог был, но знала, что Его нет. Это не ощущение богооставленности, не «молитва, которая не доходит до неба» – это слезы ребенка, который узнал, что Деда Мороза не существует. И плачь или не плачь, он не появится».
Мне кажется, это очень честное свидетельство. Бывает так? Бывает. Почему так бывает? А вот на этот вопрос я ответить не могу. Даже бы если бы я лично хорошо знал человека, с которым это произошло, я бы не дерзал давать ответ.
Только сам человек может попытаться на него ответить.
Вера – не то, что входит в нашу жизнь раз и навсегда, подобно таблице умножения. Вера живая, она бывает сильная и слабая, горящая и теплохладная, она меняется.
Вера приходит и может уйти. Как любовь в нашей жизни может пламенеть, и нам кажется, особенно, если мы молоды, что это навсегда, но она остывает.
Есть ли способы, позволяющие удержать веру и любовь? Есть, но они не абсолютны. Они мало что имеют общего с законами механики и сопромата, которые позволяют надежно, на века, построить дом.
«Я стараюсь избегать разговоров о своем атеизме с верующими людьми. Все, произошедшее со мной, можно легко подвести под религиозные шаблоны: «блудный сын», «духовный путь, который надо пройти», «бесовские искушения», «у тебя не было истинной встречи со Христом», «ты хочешь, чтобы Бог был, у тебя душа-христианка». Я не хочу все это слышать».
Как я хорошо это понимаю. Такая реакция говорит о нашем неумении просто понять другого человека, особенно, если то, что с ним случилось, страшно и для меня. Сначала хочется успокоить, мол, ничего страшного, это пройдет, а потом и припугнуть. Это нормальная реакция на стресс и, конечно, советы, советы и раздражение.
А нужно попытаться понять и принять. И просто побыть рядом, так, чтобы с вами хотелось быть даже тому, кто сейчас переживает горе.
«Для людей религиозных существует только одна истина, один абсолют. Они не могут принять, что у другого человека есть право считать, что никакого спасения не существует».
Истина, конечно, для христиан одна – Христос, и Бог один и Церковь одна, но из это никак не следует, что это верно для всех.
Еще раз, это не таблица умножения и не механика Ньютона, эта Истина требует нашего свободного согласия и принятия. Еще у древних сказано:
«Во свидетели пред вами призываю сегодня небо и землю: жизнь и смерть предложил я тебе, благословение и проклятие. Избери жизнь…» (Втор. 30:19).
«Однажды, когда у меня был сложный период, моя подруга сказала: «Я молюсь за тебя». И мне это было приятно, ведь это означало: я думаю о тебе, помню о тебе, забочусь о тебе так, как умею. Все остальное – разрушительно».
Мне кажется, христианам очень важно к этому прислушаться.
Все мы сталкиваемся и будем сталкиваться с этим у наших близких, остывающих или теряющих веру, и очень важно, как мы будем на это реагировать.
Кажется, Сербский патриарх Павел говорил: «Не говори ничего о вере, если тебя не спрашивают, но живи так, чтобы спросили».
Если мы не хотим жить иллюзией
«Сейчас мне кажется, что нерелигиозные люди гораздо терпимее религиозных».
Пожалуй, я с этим соглашусь. Но тут важно понять, что стоит за этой терпимостью. Зачастую это может быть просто равнодушие. Ну, не волнуют человека эти вопросы и потому какая разница, как кто сходит с ума…
А вот если мы посмотрим, например, на «новых атеистов», многочисленных последователей Докинза и пропагандистов науки, мы столкнемся с крайней, почти сектантской, степенью нетерпимости, иногда доходящей до вербальной агрессии. И тут мы обнаружим большое сходство с религиозным фундаментализмом, по крайней мере, в отношении к своим оппонентам.
«Мой муж после одного такого разговора как-то заметил, что верующим людям необходимо обязательно доказать другим, что они счастливы, а другие несчастны, просто еще не в курсе. Разговоры о том, что истинная любовь бывает только в браке верующих людей, что только христианские семьи – крепкие, что атеист не может найти в своей жизни подлинного смысла без Бога – это все про то, что мы несчастны, но сами еще не в курсе. Это та самая позиция «Я начальник, ты дурак».
Согласен, и я часто слышу такие речи. Думаю, это связано просто с уровнем культуры говорящего, да еще со слабой самоотчетностью, невидением себя. Ну, не чувствуют они, не понимают, как слышатся эти их благочестивые речи, а ведь именно так – «я правильный, а ты нет».
А ведь это желание направо и налево сообщать всем, как ты правильно живешь, и как ты счастлив, связано с бессознательным страхом, – а вдруг это не так?
Это такой аутотренинг, «все хорошо, все хорошо», потому такие разговоры и приносят удовольствие тем, кто нуждается в таком аутотренинге.
«Говорят, у каждого человека в душе дыра размером с Бога. Но дело в том, что когда я была верующим человеком, я тоже чувствовала эту пустоту.
Я не могу сказать, что у меня есть полноценные ответы о смысле жизни и сущности любви, но это не страшно, ведь и у человечества в целом их нет.
Готовые формы, которые предлагает христианство, конечно, весьма привлекательны, и я не имею ничего против людей, которые их используют, но хотелось бы найти собственный путь».
Не знаю насчет дыры, я ее никогда не чувствовал. Ни тогда, когда был атеистом, примерно лет до 20, ни тогда, когда пришел к вере. А вот слова из «Исповеди» блаж. Августина пережил очень лично: «Господи, Ты сотворил нас для Себя и не успокоится сердце мое, пока не найдет Тебя».
Я давно в Церкви, почти 30 лет священник, но сердце мое часто бывает неспокойным.
Я, конечно же, знаю все эти ответы «о смысле жизни и сущности любви», и не раз повторял их сам, но дело в том, что общего ответа на эти вопросы быть не может.
Об этом убедительно написал в своей «Исповеди» Лев Толстой. Эти ответы, как правильно замечено автором письма, могут быть только личные.
Мне нравится, как об этом говорит выдающийся психолог Виктор Франкл:
«Это не мы вопрошаем жизнь о смысле, это жизнь спрашивает нас». А если так, то ответ можно найти только в себе, а не в самых мудрых книгах.
Так что желание найти свой собственный путь – единственно возможное, если мы не хотим жить иллюзиями, не важно – веры или неверия.
Письмо девушки, написавшей, по просьбе Милосеридия.ру о переменах в своих взглядах, читайте здесь
