Наталья Викторовна Лозько, врач-психиатр, канд. мед. наук, сотрудник института судебной психиатрии им. Сербского, специалист с двадцатилетним опытом работы. С недавнего времени проводит консультации в стенах университетского храма во имя св. мц. Татианы. Не секрет, что присутствие в Церкви специалистов такого профиля может вызывать неоднозначную реакцию в церковной среде. Мы размышляли с Натальей Викторовной о психиатрии с тем, чтобы попытаться развеять домыслы и поставить под вопрос штампы, сформировавшиеся в церковном сознании.
— Наталья Викторовна, Вы с недавних пор ведете прием в домовой церкви МГУ. Сразу как-то стало очевидным, что это начинание востребовано: люди, приходящие к вам на беседу, почти всегда образуют очередь. Однако среди прихожан и вообще в церковной среде нередко можно услышать недоуменный вопрос: «Зачем психиатр в Церкви?»
— В Церкви, как в сообществе людей во Христе, «все нужны и все важны». Если же говорить о повседневной жизни, решении социальных вопросов, в том числе проблем со здоровьем в целом, то людям религиозным, в частности православным христианам, предпочтительнее обращаться за помощью к единомышленникам (единоверцам). Вера в Господа и воцерковленность — основа взаимопонимания, особенно в такой сфере, как психическое здоровье.
Серьезные проблемы с психикой не так уж часто встречаются, и в острых состояниях больные попадают в больницу к специалистам, в диспансеры. В других случаях, которых большинство, отмечаются колебания здоровья в целом, проблемы во взаимоотношениях, в быту. Это требует размышления, обсуждения. Нередко какого-то небольшого лечения («психофармакологического зонтика») достаточно. Проблемы насущны, потому что вообще современные люди ищут человеческого участия, хотят почувствовать сострадание, понимание. Нередко люди запутываются, воспринимают свою жизнь не критично и как-то в этом живут.
— Психолог и психиатр — в чем различие?
— Психология — это наука о душе. Психиатрия — это наука медицинская, она изучает душевные болезни, относится терапевтическим заболеваниям, это сфера, изучающая и помогающая именно психическому здоровью. Когда возникают проблемы взаимоотношений и самоидентификации, познания окружающего мира и самопознания, то это область деятельности психологов. Психиатры обычно имеют дело с двумя группами видами состояний: острыми психозами и невротическими состояниями. Острые психозы — это те случаи, когда есть обманы восприятия — галлюцинации (зрительные, слуховые) и бредовые расстройства. А невротические — это страхи, пониженное настроение, мысли навязчивые, что, конечно, затрудняет работу, учебу, общение с людьми. Все это относится к блоку проблем психического здоровья.
— Можно ли сказать, что священники и психиатры работают с одной и той же сферой в человеке, но есть некая граница, за которой священник уже бессилен? Есть состояния, когда духовное окормление невозможно, поскольку потеряна способность к критическому восприятию себя? Вообще самокритика может являться критерием психического здоровья?
— Понятие «критическое отношение к своим поступкам» вообще несколько пространное понятие. Когда психиатры говорят, что больной критичен, это значит, что человек понимает, что он болен либо что с ним «что-то не так», т. е. есть проблемы с психическим здоровьем прежде всего… А в целом понятие критики недостаточно разработано. Психиатры выделяют такие виды критики: частичная, формальная, полная. Каковы критерии психического здоровья в соответствии с этими понятиями, не совсем понятно. Вообще врач оценивает критические способности больного довольно субъективно. Свойство критики — это свойство конкретного человека, личности, характера. Говорить о том, что больной в остром психозе может исповедоваться,— это нонсенс, там не до исповеди. Но даже если есть расстройства преходящие, то человек в общем-то способен исповедоваться. Другое дело, если что-то патологическое проявляется перед Крестом и Евангелием. Наверное, священник в таких случаях вправе и даже обязан посоветовать человеку встретиться с врачом. И даже когда в рамках беседы священник понимает, что у человека не просто уныние как состояние души, а есть болезненный процесс, надо объяснить, что это может быть депрессия. Очевидно, что хорошо бы направить человека к врачу при таких определенных признаках, но уже за рамками исповеди, конечно…
Сферы влияния психиатра и священника пересекаются. Вообще чтобы разобраться в психопатологии, при первичном осмотре и потом, при дальнейшем общении, приходится невольно разбираться в жизни человека. Но это общая врачебная методика. Пациент приходит, высказывает жалобы. Потом собирается анамнез — история жизни и заболевания. Другие специалисты: пульмонологи, гастроэнтерологи, кардиологи — разделяют историю болезни и историю жизни. Психиатрия и отличается тем, что происходит совокупное знакомство с историей жизни и заболевания человека. На основании этого происходит диагностика, назначается лечение.
— А случалось ли в вашей практике, что приходили люди с жалобами, а вы понимали, что им бы не к вам, а к священнику на исповедь, покаяться?.. Или такого не может быть, ситуация надумана?
— Не то что она надумана, просто, исходя из практики, я понимаю, что нашим людям не хватает общения со священниками, а именно — духовных бесед… Священники сейчас достаточно доступны, но люди не привыкли думать, что это возможно. Не раз говорилось о том, что надо разделять исповедь и духовную беседу, но на практике это происходит зачастую вместе, это сложно во всех отношениях. Да, безусловно, в практике приема на приходе люди, обращающиеся за помощью, нуждаются в какой-то медицинской коррекции, но в большинстве случаев это ситуации, в которых требуется беседа со священником.
Вообще-то, если человек не приступает либо редко приступает к Таинствам, это существенно сказывается на его душевном устроении и может постепенно превратиться в проблему психического здоровья…
— Ну а где черта, как все-таки можно определить: вот это грех — и мы еще можем с ним бороться самостоятельно, а здесь уже все — требуется помощь специалиста по психическому здоровью?
— Дело не в борьбе. Если жизнь человека не выстраивается, не выверяется и нет попыток связать ее с Евангелием, то нарастает дискомфорт, разница между голосом своей совести и собственными делами и мыслями, а это приводит к разладу, постепенному расколу личности.
— Можно ли обобщить так: Евангельские слова даже на уровне психофизическом благотворно влияют на человека, приводят его к консолидации, к собиранию себя?
— Безусловно, к цельности, целомудрию. Грех ведет к психическому заболеванию — это очевидно. К примеру, цепочка, которая часто, к сожалению, реализуется в жизни: прелюбодеяние приводит к убийству, убийство — к самоубийству. «Неоформленные» отношения перед Богом и людьми являются почвой для страстей, особой ревности и прочего. В этой ситуации легко представить, как кто-то хватается за нож, и после совершенного человек впадает в отчаяние, возникает острая тоска, что, в свою очередь, может толкнуть на самоубийство. Почти всегда состояние, в котором совершаются самоубийства,— это состояние, клинически обозначаемое как острая депрессивная реакция, особенно завершенные.
— Как психиатр оценивает патологичность состояния больного? Он исходит в оценке из себя, выступая в роли судьи? Есть ли в этом моральная проблема, духовная? Часто психиатров обвиняют в том, что у них появляется профессиональная деформация — они начинают всем ставить диагнозы, в любом видят психопатологические проявления?
— Одно дело, когда приводят на прием или приходят, понятно, что приходят люди, тебе поручают человека и проблемы его психического здоровья. Естественно, ты пользуешься знаниями, приобретенными на студенческой скамье и в ходе работы по своей профессии, ремесло есть ремесло. Молодые специалисты, которые только получили эти знания, начинают «обкатывать» их.
Но по большому счету непрофессионально переносить все в жизнь, во взаимоотношения. Те, кто не первый год работают, сознательно уходят от того, чтобы очерчивать, фиксировать, давать какие-то оценки ближайшего окружения. Но в жизни бывает и так, что это получается невольно: у кого-то из твоих знакомых реально что-то случилось со здоровьем. Это фиксируется, конечно, но сознательно не выводится на уровень общения, сознательного отслеживания, что у кого есть. Для работающего профессионализм — когда твои знания не довлеют в повседневном общении. Это надо отсекать. Какие-то моменты невольно учитываются, но это больше через призму общения дружеского, более чуткого общения, более грамотного, правильного. Нужно учитывать их и не провоцировать человека, не декомпенсировать его. А у молодых специалистов это бывает в любой области. Молодые психиатры очень любят определять, у кого психопатия и т. д. Так же, как и молодые гастроэнтерологи, например, животы без конца щупают.
— Среди психиатров много православных людей, верующих? Укрепилось такое мнение: психиатры — люди достаточно циничные, ведь работа с серьезными патологиями зачастую мешает увидеть в человеке образ и подобие Божие. Психиатр начинает смотреть на человека, его сознание как на набор психофизических функций, которым кроме всего прочего можно манипулировать, который можно настраивать, корректировать… Есть ли такая опасность искушения властью?
— Такая опасность есть как в психиатрии, так и в любой области… Каково соотношение в нашем обществе людей? Называющих себя православными 80 %, более или менее посещающих церковь 8—10 %, из них регулярно приступающих к Таинствам еще меньше — 4 % реально воцерковленных людей. Так и в психиатрии: неверующих 80 %, «православных крещеных» 8—10 %, из них половина воцерковленных специалистов (4 %). Соотношение примерно такое же. Как и к любому православному врачу, попасть к православному психиатру можно, но надо приложить усилия, навести справки либо… Бог пошлет.
— Можно ли сказать, что если честно относиться к человеку, изучать, рассматривать, то рано или поздно придешь к мысли об образе Божием в человеке?.. Удивительный феномен: гении, сделавшие наиболее значимые открытия в области психиатрии, работы мозга, были людьми неверующими — те же Павлов, Лурия, Выготский…
— Насчет Павлова спорный вопрос, там не так все просто было…
— Есть свидетельства, что он защищал права верующих, вступался за них в советское время, числился даже церковным старостой, при этом оставался «истинным» интеллигентом, в смысле человеком нерелигиозным и нецерковным…
— Если пытаться все-таки ответить на вопрос о вере… Наверное, все зависит только от того, ищет ли человек ответов на эти вопросы или нет. Быть верующим для психиатра? Многие неверующие психиатры работают с больными успешно. И не подводит их эта работа сама по себе к каким-то духовным открытиям. Если вспомнить о судебных медиках, то у них работа очень тяжелая в смысле морально этической стороны. Или еще один пример — патологоанатомы… Можно ведь и на месте этих специалистов задаваться вопросом: есть ли что-нибудь еще в человеке, кроме того, с чем приходится работать? А можно и без вопросов — просто работать с тем, что есть…
— Но все-таки странно проводить параллели. К психиатрии эти вопросы более чем применимы, сфера ее научных интересов — душа человека, ну, или то, что с ней граничит, что непосредственно с ней связано, понятно, что провести там четкую границу вообще очень сложно…
— Сложно… Собственно, психиатрия как наука сформировалась сравнительно недавно — в конце XIX — начале XX века, в эпоху, отмеченную полетом материалистической мысли.
— Можно ли сказать, что психиатрия рассматривает человека исключительно с материалистических позиций?
— Ну, может быть, так и нельзя сказать, но тем не менее она не успела сформироваться как православная наука, если можно так выразиться…
— А реально ли сейчас переосмыслить в свете Православия тот багаж знаний, который был накоплен за эти годы?
— Это может быть реально при личном усилии каждого конкретного врача-психиатра. Что же касается подготовки молодых специалистов. Думаю, вряд ли. Для этого надо, чтобы все занятия по психиатрии во всех вузах вели люди верующие. А потом, студенты тоже разные — кто-то скажет: «А зачем мне вообще все это слушать? Я пришел изучать науку о психических расстройствах, а вы мне здесь про душу и Творца…»
— А полезно ли изучать психиатрию в духовных учебных заведениях? Нужны ли будущим священникам такие знания?
— Конечно да. Вне психиатрической помощи сейчас находится масса людей, имеющих психические заболевания, но ведущих себя не настолько неадекватно, чтобы обратить на себя внимание специалистов. Такие люди не лечатся, но они представляют социальную опасность для окружающих, и, конечно, священнику хорошо бы понимать, что происходит в тех или иных ситуациях. Например, человек явно болен не первый год, но он никогда ни к кому не обращался, потому что не считает себя больным. В прежние времена была бы применена госпитализация, однозначно…
— А вы могли бы дать некие рекомендации, что-то вроде теста или памятки, некий перечень симптомов, так называемых «тревожных звоночков», наличие которых явно указывает человеку на проблемы с психическим здоровьем?
— Ну, об этом много написано. Например, Авдеев, Зорин писали о том, что должно человека настораживать. Хотя можно упомянуть следующее: когда появляется бессонница, когда — особенно без внешнего повода — у человека возникает чувство тревоги, которая может и иметь повод, но начинает преобладать как страх «не пойми чего». Пониженное настроение, явно не соответствующее ситуации, которая может быть напряженной, сложной, требовать от человека участия, а человек отстраняется, у него снижается работоспособность, с учебой проблемы… Трудность обдумывать все, что происходит, трудности с речью, при выражении своих мыслей, формулировании чего-то… Но это не касается тех случаев, когда человек действительно устал, а потом выспался — и все стало хорошо. Скорее наоборот: он вроде не трудился особо, гулял, ел, но в норму прийти так и не может. Иногда ухудшается память без особых причин, травм, к примеру. Ну и конечно, обманы восприятия, галлюцинации: когда человек видит или слышит нечто… Конечно, такие расстройства требуют уже лечения, но не стоит прeувеличивать при взгляде на себя: мы говорим сейчас о том, что выходит за рамки обычных ощущений человека.
Я не имею в виду тревогу, обоснованную какими-то важными событиями в жизни, встречей или предложением… Знаете, от многих пациентов можно услышать: «Я почувствовал, что у меня едет крыша, что-то с головой…» Важна необоснованность реакций. Иногда таких людей приводят близкие и рассказывают, что вот спит не по ночам, а больше — днем или вообще бесцельно бродит, сам с собой разговаривает, проводит время в каких-то странных компаниях, которых раньше не посещал.
— Вот вы говорите сейчас, описываете, а мне кажется, что часто именно так и представляются родителям юные неофиты в период их первоначально активного, порой «фанатского» воцерковления. Это я, вспоминая себя, могу подтвердить. Ну, как мы выглядели? С собой перед иконами разговаривали по часу (имеется в виду чтение молитвенного правила), заводили новые компании странные, переставали интересоваться тем, чем интересовались до прихода в Церковь…
— Попадали к нам и такие. Действительно, начало религиозной жизни может совпадать с началом нарушения психической деятельности, и тогда люди попадают на лечение.
— То есть воцерковление может лечь на неблагоприятную почву, и это может дать такой результат?
— Это некорректное утверждение. Просто эти два процесса могут совпасть во времени.
— Психиатрия как наука в России до какого-то времени не развивалась… Есть мнение, что Православие как мировоззрение, как система жизни, если хотите, вполне удовлетворяло потребность человека в изучении и критической оценке себя. Этому, собственно, посвящена вся наша аскетика. И вовсе не случайно то, что психиатрия и психология как попытки изучения души человека возникли и развивались именно в западном мире, в католической культурной среде, поскольку в католической сфере христианская аскетика как методика исправления души, ее настройки, на каком-то этапе развития была утеряна. Именно некая ущербность в отношении аскетики спровоцировала развитие иного, нехристианского, умозрительного, аналитического подхода к изучению души, т. е. развитие психологии и психиатрии.
— Ну, может, в отношении науки и можно так высказаться, но душевнобольные на Руси, как и в других странах, были в любом случае. И, кстати, попечение о них лежало на монашеских обителях. Лечебницы и дома для умалишенных были в основном при монастырях, как и вообще вся медицина.
— А сейчас Церковь может оказывать помощь в этом направлении?
— А это так и происходит. Открываются храмы при психиатрических больницах.
— А пребывание в Церкви помогает людям справиться с болезнью?
— Безусловно. Об этом и Святые отцы писали. Но каждый случай индивидуален.
— Получается, что церковность не гарантирует душевного здоровья человеку…
— Кого как Господь посетил. В каждом случае человек может подумать, почему и для чего с ним это произошло. Я бы воздержалась от обобщений. Кому-то открывается причина, почему с ним такое произошло, кому-то нет. Церковь не дает формальной защиты. Защита в том, что, здоров ты или болен психически, приобщаясь церковных Таинств, ты активно проявляешь свое доверие к Богу, доверие в том, что Господь поможет…
— Стали бы вы советовать человеку обратиться в Церковь, если бы увидели, что проблема, с которой он обратился к вам, явно духовного характера?
— Если я принимаю в храме, то стараюсь выяснить, из какого прихода человек, спрашиваю, часто ли он исповедуется и причащается. Если он говорит, что полгода назад, то понятно, что это уж совсем как-то давно. Напоминаю то, что говорится с амвона: что пропуская три воскресные службы подряд, мы оказываемся вне литургического общения. Как известно, за троекратное отсутствие на службе раньше отлучали от Церкви.
А если принимаю в государственном учреждении, то, видя цепочку, уходящую под одежду, извиняясь, спрашиваю, крест ли это, спрашиваю вообще об отношении к Церкви и, в зависимости от ситуации, говорю достаточно открыто о том, что при такой проблеме или при таком психическом здоровье для дальнейшей реабилитации человеку важно было бы соприкоснуться с тем, что дает Церковь.
— Можно услышать среди современников: психиатрию использовали для того, чтобы сажать невинных людей, проблема не в том, что их там прятали в психушках, а в том, что подводили научную базу для повода госпитализировать человека. И в связи с этим заявление: какая это наука, если любого человека можно признать сумасшедшим? С этим связана мысль против карательной психиатрии, борьба за свободу личности и т. д. Как пример приводится факт о том, что диссидентов сажали в психушки…
— Сажали. Их обвиняли в преступлениях, исходя из прежнего уголовного кодекса нашего государства, где они жили. В соответствии с УК им вменялись преступления против государства, его безопасности. На них заводились уголовные дела. Когда возникали сомнения в их психическом здоровье, следствие задавалось вопросом, почему тот или иной человек ведет себя незаконно, его направляли на обследование. Человек вполне мог быть психически здоровым, иметь какие-то особые стремления, убеждения, свои взгляды на общественное устройство нашей страны. Но среди диссидентов попадались люди, которые были психически больны. Если у человека не было выявлено психического расстройства, так и писалось: «Не страдает». Его судили и определяли срок лишения свободы. А если становилось понятно, что у человека, проходящего по такой же статье, есть психическое расстройство, писали, что оно есть, и в таком-то виде.
— И лечили в принудительном порядке…
— Да, по определению суда. Другое дело, что тогда для такой категории больных существовал только один вид принудительного лечения, один вид больниц. Психиатры обследовали, писали заключения, тогда судом больной направлялся на лечение. Ну кто из врачей может позволить себе написать про психически больного человека, что он здоров? И потом, если по статье УК они получали большой срок, то душевнобольные попадали все-таки в больницу, а не в зону, это разные вещи…Тогда и сейчас это почему-то не учитывается… Душевнобольному человеку в зоне вообще не выжить. Здоровых — сажали. Понимаете, бывало всякое, когда люди просто оказывались, к примеру, неугодны администрации учреждения, переживали какие-то ситуации очень болезненные… Вызывали сотрудников милиции, психиатрическую бригаду, госпитализировали. По ныне существующему законодательству, отправить в психиатрическую больницу непросто. Но даже в прежние времена — ну попал бы человек в больницу, врачи посмотрели бы и сказали: «Да нечего его лечить». Вообще вопрос о принудительном лечении всегда решался в рамках уголовного законодательства, все только через суд.
— Наталья Викторовна, вы могли бы рассказать о своем приходе в Церковь? Повлияло ли это на ваше отношение к профессии, к работе?
— История достаточно личная. Передо мной встал вопрос вообще смысла жизни, учебы, и это наложилось на неважное в целом самочувствие. Все это в то время болезненно воспринималось. Спросили меня тогда, как я отношусь к Церкви, я сказала: «Никак!» Ну, мир какой-то таинственный, где-то сказочный, а вообще — никак… Меня познакомили с людьми, которые составляли общину в приходе… Причем время было советское, все это было достаточно опасно, это было в 1979 году, отец Валентин Асмус был тогда еще диаконом. Крестилась я в 80-м году в Великую Субботу.
— Слушайте, ну прямо по традиции древней Церкви!
— Крестил нас отец Аркадий Шатов. До этого меня ввели в круг церковного общения. Сказали: ходи на службы — я стала ходить, так же как на работу или учебу. Это гарантировало занятость в субботу и воскресенье. В отличие от чего-то качающегося вокруг (мир), чего-то неустойчивого вокруг и себя в нем, это была занятость даже по формальному признаку — это было дело.
— А долго вы так просто ходили на простом любопытстве, даже не будучи крещеной?
— Ну, месяца два. Просто пыталась привыкать, трудно было приучить себя вставать в воскресенье — единственный день, когда можно было выспаться. Потом меня спросили: «А ты хотела бы креститься?» Я сказала, как хорошая ученица: «Да!» А что там с верой? Да все формально по большей части было… Мне предложили закрытые катехизаторские курсы…
— Таинственность такая…
— Надо сказать, что все это вели и окормляли батюшки, и не было на этих курсах какой-то «отсебятины»… Первая беседа фактически была первой исповедью. Постепенно проводились беседы… Нашу группу готовили креститься в Великую Субботу, давали какие-то основные необходимые знания о Новом и Ветхом Завете. И потом состоялось Крещение. Ну а дальше жизнь шла по-разному, и не могу сказать, что началась у меня какая-то осознанная жизнь в Церкви. Жизнь светская и жизнь церковная, они как-то шли параллельно, взаимопроникновения было очень немного. К сожалению, это вот такие издержки… Люди постарше сразу поняли, что надо обратиться к батюшкам. А вот среди моих ровесников все получилось как-то по-разному. Общение происходило с мирянами из того же круга, но, как стало понятно потом, надо было поверять себя советам священников, а не мирян. Надо понять, что духовное окормление очень важно, особенно поначалу. Это большое благо, если будет рядом мирянин, который по своему опыту церковному не будет в противоречии с тем, чем может помочь священник. В моем опыте такие противоречия были…
— А что касается вашей научной работы — было ли какое-то противоречие во взгляде на человека со стороны христианства и со стороны науки? Сталкивались ли вы со сложностью переосмысления своего уже приобретенного научного опыта, взгляда на человека с материалистических (позитивистских) позиций психиатрии?
— По роду деятельности я судебный психиатр. Моя кандидатская диссертация касалась влияния психических расстройств у людей, которые получили черепно-мозговую травму и являются потерпевшими в уголовном процессе. Были конкретные точки приложения изысканий — это процессы восприятия, как это отражается в судебном процессе, т. е. вещи очень прикладные и конкретные…
— Ну да, с таких позиций получается, что я спрашиваю о некой абстракции…
— В процессе работы над диссертацией у меня не было никаких противоречий. Что касается дальнейшей работы, я и сейчас занимаюсь прикладной деятельностью — фармакотерапией, т. е. изучаю, какие препараты воздействуют на тот или иной регистр психических расстройств, что делать и чего не делать, как и что применять. Такова специфика моих изысканий, поэтому никаких противоречий для меня не было пока, надеюсь, их можно будет избежать. Думаю, что надо дифференцировать прикладные медицинские мероприятия и обобщения, выстраивание жизни, личности душевнобольного… Последним я на своих приемах не занимаюсь.
— Принципиально?
— Ну, это какая-то особая область… Мне достаточно того, что люди приходят ко мне на прием как к специалисту-психиатру. Можно что-то посоветовать, скорректировать лечение. А разбираться в жизни человека, обобщая, давая какие-то рекомендации… Это отдельная трудоемкая область деятельности…
Беседовала Юлиана Годик
В сентябре Наталья Викторовна будет принимать в xрамe мученицы Татианы при МГУ 23.09 (суббота) 12:00-14:00 и 27.09 (среда) 18:00-20:00
