Первого звали Абдулла. Он пришел к больничному храму от трех вокзалов пешком – люди подсказали, что при Первой градской помогают бомжам. До больницы дошел только к вечеру – у Абдуллы ампутированы пальцы ног, а клюку сломали милиционеры. Илья Кусков, руководитель православной бригады помощи бездомным, сразу решил его «взять». Абдулла уселся в пазик и мы выехали в рейс. «Берем только самых несчастных, которые без нас не протянут», — пояснил Илья. Был промозглый вечер, 6 декабря.
Припарковав машину у Kурского вокзала, ребята ушли на местную СЭС переодеваться. Мы остались с Абдуллой вдвоем. Он запросился курить: «Сестра, выпусти, здесь же нельзя – иконы висят…» Я нажала на кнопку, открыла дверь. Абдулла исчез моментально, как сквозь землю провалился. Ушел, думаю. Разочаровался и ушел.
Вдруг, минут через сорок появился. Да не один – привел с собой дружка. Я уже и не знала, что с ними делать, но тут появились ребята. Их было уже больше – Илья, водитель Анатолий, медсестра Ирина, «новенькая» медсестра Маргарита Михайловна и двое, тоже новых, помощников – Денис и Петя. Они подобрали по пути на Курском Валерку, утверждавшего, что у него сломаны ребра.
| Бригада помощи бездомным выезжает в рейды два раза в неделю, в ночное время. Рейд начинается с семи вечера. За ночь ребята дважды объезжают все самые многолюдные вокзалы Москвы и, кроме того, заглядывают в те места, где обычно много бездомных. На вокзалах бомжи обычно кучкуются, потому что тут можно найти подработку – разгрузить-погрузить и т.д. В рейд обычно едут пятеро – врач (или фельдшер), водитель, медсестра и двое мужчин, чтобы переносить людей в особо тяжелом состоянии. Бригада собирает самых ослабленных. Им оказывают экстренную помощь, дают поесть, отогревают. На ночь они остаются в автобусе. По опыту Ильи Кускова, который уже несколько лет занимается бездомными, после часа ночи бомжи или уже замерзли, или нашли себе теплое место для ночлега. С утра бездомных дезинфецируют на санэпидстанции. Самых «плохих» отвозят в больницу, тех, у кого есть родственники отправляют домой. Остальные же бомжи просто рады тому, что им удалось пережить еще одну ночь. Бригада заканчивает дежурство в десять утра, после полной санобработки автобуса. Сейчас Илья набирает новых людей в свою команду, чтобы ввести ежедневное дежурство. |
Дружок Абдуллы Сергей оказался как бы и не бомжом вовсе – он пишет стихи и приехал в Москву искать продюсера. Днем он пытался попасть на прием в телестудии, в издательства и т.д., а ночью уезжал на электричках в Подмосковье. И так уже восемь дней. Документов у него не было – отобрали на одной из работ года четыре назад. Сергей запасся сменной обувью и носками, но по Московской слякоти сапоги его размокли, он постоянно ходил по щиколотки в воде, ноги мерзли. Ирина осмотрела его ступни: «Наш, берем». Потом она мне сказала, что у Сергея, возможно гангрена. «Это только так кажется, что на улице не слишком холодно. На самом деле, обморожение можно получить и при такой погоде. Если ноги все время находятся в холодной воде», – объяснила она. Медсестры обработали его разбухшие ступни дезинфицирующим раствором, сделали перевязку. Увидев такое дело, разулся и Абдулла, демонстрируя свои культи. Запах в пазике становился все более густым.
Всем пассажирам раздали горячего чаю, гречневой каши, пирожков. Сергей все не унимался, расспрашивал, нет ли у нас выхода на Надежду Бабкину или на ТВ. Без умолку трещали два мобильных телефона Ильи – его знакомые, обходившие город, сообщали, где они обнаружили бомжей в наиболее плачевном состоянии. На повороте Илья с обоими мобилами полетел на пол. Сломалось его командирское сиденье: пазик-то старый. Так мы добрались до Tрех вокзалов.
При первой же попытке припарковаться к нам подбежали милиционеры: «Кто такие, по какому праву?» Сунулись в машину. «Мы – скорая помощь для бомжей»… «Для кого?!» — милицейская ругань еще висела в воздухе, а охранников правопорядка уже как ветром сдуло. На трех вокзалах нас поджидала девушка Вера, которая уже час как дежурила, осматривая места, где особенно любят собираться бездомные. Илья взялся проводить инструктаж новых сотрудников: «Больше всего «наших» – в переходе между Казанским и Ленинградским вокзалами. Люди спускаются сюда, здесь вроде тепло. Засыпают, а потом не просыпаются.» Тут неподалеку он показал место, где в один из рейдов он нашел женщину, которая пыталась согреться у трупа только что замерзшего товарища. Еще много бомжей в вестибюле и вокруг выхода из станции метро «Комсомольская», что ближе к Ленинградскому вокзалу. Здесь нашелся еще один Сергей, которого крепко побили подростки. Много бездомных и у железнодорожного моста, там, где прием стеклотары.
Но Володю мы подобрали не там, а у Ярославского, возле главного входа. Его избили и сняли обувь, он замерзал в одних носках на асфальте. Еле ворочал языком. «Дружок, не бойся. Все в порядке, мы тебе поможем. Как тебя зовут?» — Илья к нему наклонился, сильно ущипнул за мочку уха, чтобы привести в чувство. Тащить Володю пришлось бы слишком далеко, через дорогу. Поэтому мы вызвали пазик, двое ребят подхватили бездомного, внесли в автомобиль. Медсестры, уложив его на сиденье, обработали раны, укутали в плед. Тут снова скандал, на этот раз – с парковщиками: «Кто у вас там? Бомжи? Вы что, их на мыло сдаете?» От нас требуют немедленно убраться. Дальше – Савеловский.
Двое остались в машине, остальные – на обход. Здесь под вокзалом – огромный подземный переход, целые катакомбы. Это отдельный мир, в бесконечной трубе перехода кучкуются бездомные. Николая заметили сразу – по лицу было видно, как страшно он мучается. Рядом лежали костыли. Сверху снесли носилки. Николай руководил: «Ноги, ноги не трогайте! Головой вперед несите!» Показывать язвы на ногах он наотрез отказался. Иначе, по его словам, мы бы задохнулись от запаха разлагающейся плоти. Уложили его на заднем сиденье, предназначенном для лежачих. Обработку ран отложили до утра. «Бомжей таскать не тяжело», — признался мне Петя, студент РГГУ. – «Они худые, у них просто лица опухшие. Пьяные студенты тяжелее».
На Белорусском, на Киевском – никого. Пассажиров даже поубавилось: Валера проспался и стал буянить. Пришлось его отпустить. Около станции метро «Арбатская», вдоль Воздвиженки, есть выход теплосети. Это несколько решеток на тротуаре, из которых валит пар. Там мы нашли третьего Сергея – тощий и скрюченный, он пытался отогреться на теплосети. «Пойдем с нами, мы тебя накормим, чаю дадим», — уговаривала Ирина. «Друзей не могу бросить», — глухо отозвался Сергей. На решетке, и впрямь, лежал сверток. Мы разгребли многочисленные слои пальто и курток, пока не обнаружили затекшее кровью, но довольное лицо. «Без тебя друг твой не хочет с нами ехать. Тебе мы не нужны, тебе тепло. И водочка у тебя, вон, припасена. Скажи, чтоб поехал, а то он эту ночь не протянет», — расталкивала кулек Ирина. «А где ж я его потом искать буду?» — спросило лицо. — «С утра мы его высадим на Курском вокзале. Ты туда приходи.» — «Ну, пусть едет». Сергей еще что-то протестующее гнусавил, но, попав в автобус, тут же мирно уснул.
У кинотеатра «Художественный» мы заметили оживление. Двое прилично одетых молодых людей стояли, наклонившись к третьему. Тот сидел в луже и ревел навзрыд: «У меня мать, мать помирает!» Это был Саша, «домашний». В смысле, не бомж. Но напился он до такой степени, что вполне возможно, умер бы в эту ночь, опередив свою бедную мать. «Ребята, довезите меня до дома!» — жалобно попросил он. Мы его взяли. В пазике Саша разбушевался: «Вы что, меня к бомжам посадили?! Да я не бомж, я же спец! У меня зарплата знаете, какая!» Пришлось на него шикнуть, он притих. Илья позвонил его родным, его согласились встретить. Мы отправились передавать Сашу. По словам Ирины, каждую смену хоть один такой «домашний», да попадется. «Но если его не взять – замерзнет», — рассказывала она. — «Зато от этих «домашних» больше всего шума. Бездомные – они смиренные, их посади в тепло, они и благодарны. А эти скандалят!»
По дороге нас остановили сотрудники ГАИ. На этот раз водителю Анатолию пожали руку и поблагодарили за нужное обществу дело. Абдулла рассказывал нам про свое житье-бытье: «Я – большой грешник. Меня в рай не примут. Поэтому я должен помогать. Вот я и помогаю. Как-то нашел одного бомжа-корейца. Он совсем опустился. Я отвел его в корейскую забегаловку на вокзале. Он там теперь салаты режет.» Еще рассказывал, как он одного парня, которого в Чечню отправляли служить, возил к святому источнику креститься. Первый Сергей, поэт, тоже разговорился. Оказалось, что у него есть родня, двоюродный брат – настоятель одного храма в Ростове. «Зачем же ты в Москву-то приехал?!» — недоумевали мы. «Так ведь я хорошие стихи пишу. Люди без них пропадают», — невозмутимо отвечал Сергей. В условленном месте Сашу у нас забрал детина под два метра ростом – то ли брат, то ли сын…
Второй раз поехали на Курский. Как раз подходило время «зачистки» — это когда милиционеры выгоняют из здания вокзала бездомных. Мы, рассеявшись, обходили окрестности вокзала. Хотели уж было пройти мимо одного подтаявшего сугроба, но Илья наметанным глазом распознал в нем человека: «Подождите, а это кто?» Куртка расстегнута, рубашка задралась, и голым животом человек лежал на льду. Лицо в грязи. Когда его перевернули, изо рта пошла пена. «Эпилепсия!» — Ирина уже набирала номер «скорой». В ожидании врачей ребята втащили беднягу в пазик. Абдулла заботливо вытирал ему пену со рта. «Скорая» забрала эпилептика без разговоров.
Мы ехали по ночной Москве в повторный объезд. Ребята из бригады помощи уже начинали дремать, их подопечные, согревшись, мирно спали. Не спал только Сергей-поэт. Он мечтательно смотрел на огни проплывающей за окном столицы, которая, — он не терял надежды — когда-нибудь ляжет к его измученным ногам.
Анна ПАЛЬЧЕВА
