Прихожане Свято-Димитриевского храма часто видят этого человека. Смуглый, небольшого роста, бедно одетый, он просит милостыню. Он хорошо знает расписания церковных служб и даты праздников, ведь в праздники подают больше. Многие прихожане дают ему деньги, потому что в Евангелии сказано: «Просящему у тебя — дай», но… нищий приходит к храму не один, на руках у него девочка лет пяти. Кто этот человек? В какой помощи он нуждается и что делать православному человекy в таких случаях?
В большом городе нищие повсюду — бабушки, стоящие на коленях, рядом с пакетиком для мелочи — икона, инвалиды в метро, ампутанты в переходах и камуфлированные колясочники в вагонах, молчаливые женщины с табличками наперевес: «умирает ребенок», «не на что похоронить маму», «помогите на операцию», «не на что кормить внуков», уличные музыканты всех мастей, алкоголики, собирающие на бутылку, собаки добывающие пропитание себе и хозяевам. Мы видим их каждый день, каждый день мы проходим мимо, торопливо ищем по карманам мелочь, неловко суем купюру в грязные ладони. В городе, где все спешат, на выбор «подать или не подать» уходят секунды. Порой мы охотнее кидаем монетку уличному артисту, «ведь он зарабатывает, а не просто просит». Из всех категорий нищих самая смутительная — нищие с детьми. Помогать или нет? И если помогать, то как?
Как-то осенью в Комиссии по церковной социальной деятельности стали раздаваться звонки: «В переходе у храма сидит нищий с ребенком, видно, что девочка нездорова, у нее высокая температура, помогите». Чем можно помочь этой девочке? Сотрудники Комиссии задумались. Дело в том, что этот человек с девочкой попрошайничает в окрестностях больничного храма не первый год. Сотрудники комиссии знакомы с ним давно и неоднократно беседовали. Как-то он обратился к ним за помощью, представил сотрудникам ксерокопию своего паспорта. Он приезжий из Таджикистана, цыган люля по национальности. Вот что рассказала сотрудник группы помощи бездомным Н.Н. Кузнецова старшая:
— Летом я живу на даче, в подмосковном поселке. По соседству снимают жилье цыгане. Я наблюдаю за ними очень давно, уже лет десять.
— Почему Вы думаете, что это цыгане?
— Одежда, внешность, повадки. Я наблюдала, как они, входя в электричку, превращаются в инвалидов, наблюдала и обратное превращение — спускаясь с платформы, они забрасывают в куст или под платформу костыли и здоровой веселой семьей с полными сумками идут по домам.
Я вижу только, что они уезжают в Москву на утренней электричке, о том чем они зарабатывают в Москве я могу только догадываться.
Нищего с девочкой в переходе возле больницы святителя Алексия (иногда он просит и возле Свято-Димитриевского храма) я вижу уже несколько лет.
Не помню как началось мое с ним общение, но я стала с ним беседовать и он со мной разоткровенничался. Не знаю, понимал ли он, где я работаю или просто считал меня возможным «спонсором». Я спросила, где он живет, он назвал тот самый поселок, где у меня дача. То есть он, как и я — живет на даче, а работает при храме. А девочка — это его ребенок. Он рассказывал такую жалостливую историю, что у него один ребенок погиб попал под электричку. Возможно, что это правда, возможно, история «для жалости». Мы дали ему какую-то одежду и детскую и мужскую.
Потом этот мужчина пришел в группу помощи бездомным, просил денег на авиабилет до Самарканда. Я ему сказала: «Что ж вы побираетесь, вы же в дачном поселке живете, приходите к нам на участки у нас работы всегда много — заработаете на билет до дома». Он отказался, сказав, что деньги нужны срочно. Тогда я сказала: «Если нужно срочно, вас можно депортировать», он отказался и быстро ушел. Через некоторое время он пришел и показал мне авиабилет и просил денег на еду и дорожные расходы. Из всего этого следует, что он профессиональный нищий, с ребенком ходит к храму, потому что с ребенком больше подают. Если он скажет, что ребенка не с кем отставить, это будет неправдой, там у них много людей и в доме всегда есть кто-то из взрослых.
Когда он приходил с билетом, была осень, тот год он осенью уезжал в Самарканд. А в этом году — не уехал, мы наблюдали его у храма всю зиму. И все время он был с девочкой.
— А сколько лет девочке?
— По-моему девочка не растет. У меня сложилось такое впечатление, что ей лет пять. Мне казалось, что девочка была точно такой же и в прошлом и в позапрошлом году. Может быть, это разные дети.
Комиссия не знает, как следует поступить в данной ситуации. Помогать? Этот человек готов принимать только разовую материальную помощь и не выказывает желания менять свой образ жизни. Не обращать внимания? Жалко ребенка. Вызвать милицию, способствовать изъятию ребенка в детдом? А будет ли это чем-то лучше продолжению традиционной, пусть и антисоциальной цыганской жизни в общине? Возможен ли выход из этой ситуации? Мы будем рады узнать мнения об этом читателей нашего сайта.
Подготовила Алиса ОРЛОВА
См. также: Табор уходит
