Православный портал о благотворительности

Николай Гамалея: врач-герой, сумевший выжить

Чеховский интеллигент: сюртук, пенсне, бородка. Николай Гамалея, чьим именем названа улица в московском Щукине, первым в России привил себе бешенство. Запросто мог погибнуть много раз, но выжил

MOSCOW, USSR. December 1, 1938. Nikolai Fedorovich Gamaleia Professor of Microbiology Department of the 2nd Moscow medical Institute in his office. Leonid Dorensky/TASS СССР. Москва. 1 декабря 1938 г. Профессор кафедры микробиологии 2-го Московского медицинского института в своем кабинете Николай Федорович Гамалея. Доренский Леонид/Фотохроника ТАСС
СССР. Москва. 1 декабря 1938 г. Профессор кафедры микробиологии 2-го Московского медицинского института в своем кабинете Николай Федорович Гамалея. Доренский Леонид/Фотохроника ТАСС

Подвиг за подвигом

Николай Федорович Гамалея родился в 1859 году в Одессе, в семье полковника-отставника. В семье он был двенадцатым ребенком. В родной Одессе молодой человек оканчивает Новороссийский университет, а в 1883 году поступает в Петербургскую военно-медицинскую академию (зачислили сразу на третий курс).

Выбор не случаен, дед Николая, Михаил Леонтьевич Гамалея был известным врачом-эпидемиологом. В 1792 году он опубликовал монографию «О сибирской язве и ее народном лечении, с прибавлением о скотском падеже и об осторожностях, бываемых во время падежа», и это была первая в стране научная работа, посвященная сибирской язве.

Дед умер задолго до рождения внука, пообщаться они не успели. Тем не менее, врачебная, а, конкретно, эпидемиологическая династия, хотя и прервалась, но не закончилась.

В 1885 году Николай Федорович едет в Париж. Его влекут туда не Елисейские поля и не Монмартр, только что начавший входить в моду. Молодого мужчину вела в Город Любви возможность полностью погрузиться в изучение бешенства в лаборатории микробиолога Луи Пастора на улице д’Юльм, в знаменитом Латинском квартале.

Вернувшись из Парижа, Гамалея вместе со своим коллегой Ильей Мечниковым оборудовал в родной Одессе так называемую городскую лабораторию. Правда, в роли горожан пока что выступали кролики, именно на ушастых ставились эксперименты по прививке бешенства. Но люди подразумевались в самом обозримом будущем.

До людей дело дошло уже на следующий год. Начал Николай Федорович, естественно, с себя. Страшно при этом рисковал.

Да, с кроликами все было прекрасно, но человек ощутимо отличается от кролика. Любая неточность – и трагедии не избежать. Следует точно соблюсти дозировку. Ведь препарат может не привить от бешенства, а просто этим бешенством заразить, притом в тяжелой форме. Из-за неправильной очистки препарата, могут быть побочные явления, по тяжести сопоставимые все с тем же бешенством.

Конечно, Гамалея все это прекрасно понимал. И, тем не менее, вонзил в себя иглу и надавил на поршень.

К счастью, у него все получилось. Но это, однако же, было всего лишь началом работы. Первый блин вышел хотя и не комом, но любая новая вакцина нуждается в усовершенствовании.

А тут случилась неприятность с парижским другом Пастором. На него неожиданно (а, в общем, вполне предсказуемо) ополчилась консервативная часть европейского медицинского сообщества.

Прививки по методу Пастора производились во время инкубационного периода, сразу после укуса больного животного. И один раз из 19 крестьян, покусанных бешеным волком, трое скончалось. Их, правда, везли из далекой России, прошло много времени.

Другой раз умер англичанин, искусанный бешеным котом (правда, выяснилось, что он, в смысле, англичанин, а не кот, здорово закладывал за воротник и пропускал инъекции).

Эти случаи, и еще несколько подобных врачи-ретрограды взяли на вооружение. И в результате в Англии создали специальную комиссию для оценки деятельности парижского ученого. Гамалея сразу выехал туда и выступил в защиту своего единомышленника, опираясь, в первую очередь, на собственные опыты.

В результате честь коллеги была полностью восстановлена, аргументы русского врача были довольно убедительными.

И – снова подвиг. В 1888 году Николай Гамалея делает несколько глотков препарата из холерных вибрионов. Компанию ему на этот раз составила жена.

И опять все кончилось благополучно. Супругам Гамалеям больше не страшна холера – они против этой заразы привиты.

Чересчур занятый одессит

Николай Федорович Гамалея. Фото wikipedia.org

Итак, Николай Федорович живет в Одессе. Чуть ли не каждый год очередная эпидемия устраивает нечто вроде коврового бомбометания на юге России. Но Гамалея знает, что с ней делать.

Во время эпидемии чумы 1901–1902 годов под его руководством производится полная дератизация Одессы или, как в то время говорили, крысоистребление.

Черные крысы поступали большей частью через порт. Доктор называл их «пароходными». По требованию Николая Федоровича от крыс очистили 42 судна. Одновременно с этим были созданы отряды по уничтожению городских особей. Крысоистребители отлавливали их по большей части по подвалам. Трупы сжигали.

Крысоистребление продолжалось без малого две недели. И все. Крыс больше в городе нет. И зараза отступает.

Холера, оспа, тиф, сибирская язва, чума, туберкулез (доктор называл его возбудителя – палочку Коха – «своим любимым микробом») – все это для Гамалеи родная стихия.

Он чувствует себя в ней так же комфортно и уверенно, как в легком прибое у пляжа Большого Фонтана. На пляжи, впрочем, времени не остается. Все отнимают эксперименты. В 1908 году, например, Гамалея доказал, что сыпной тиф передается – кто бы мог подумать? – через обычных головных вшей.

Ради таких моментов стоит жить.

А в Баку и Эривани эпидемия холеры распространяется через турецкие бани с их небольшими бассейнами с теплой стоячей водой. За день через такой бассейн проходят сотни человек, а некоторые сидят там часами. Оздоравливаются.

Так, по мелочам складывалась картина эпидемий.

Николай Федорович на собственные деньги издавал просветительский журнал «Гигиена и санитария». Он же был в этом журнале и главным редактором. Всех дел не перечесть.

Гамал-ага

Фото Леонид Доренский/ТАСС

В 1912 году Гамалея перебирается в Санкт-Петербург. Одесса уже не его уровень, он будет жить в столице. Николай Федорович руководит оспопрививательным институтом имени Дженнера, он – главный бактериолог Медицинского Совета и глава им же созданного общественного добровольного объединения докторов, которое следило за санитарным состоянием столичных ночлежек. Называлось оно «Совещанием ночлежных врачей».

Почти «Ночной дозор». Гамалея явно был романтиком.

А в 1928 году Николай Федорович перебирается в Москву. Гамалея отныне привязан не к месту, а к статусу места, если столица государства переезжает с берегов Невы на берега Москвы, он, пусть и с некоторым опозданием, двигается следом за ней.

Под его руководством впервые производится всеобщая прививка от оспы, совершается множество других нужных мероприятий. Страна надолго, вплоть до 2020 года, забывает о том, что такое ужас пандемии.

В войну Николая Федоровича эвакуируют в Казахстан. Он и там сразу же принимается за свое, просто не может иначе. Пишет: «Мне во время Великой Отечественной войны удалось в эвакуации устроить лабораторию для продолжения своих исследований по туберкулезу, которые привели к некоторым положительным результатам».

Местные жители его любили, звали почтительно – Гамал-ага.

Почетные трибуны, закрытые распределители, благосклонность властей. Его голову венчает модная, кокетливая шапочка ученого. Но не это главное. Доктора окружают все те же враги – холера, чума и так далее.

После «испанки» к ним прибавляется грипп. Издает книгу за книгой. Названия не отличаются витиеватостью: «Корь», «Оспа», «Оспа и оспопрививания», «Бешенство», «Грипп и борьба с ним», «Крысы и борьба с ними».

А его сын Федор, военврач, тем временем сидит в тюрьме, в камере смертников. Обвинение нешуточное – Федор Николаевич, якобы, задумал отравить реку Амур и был приговорен к расстрелу.

Полтора года он ждал исполнения приговора. А потом Гамалею-младшего неожиданно выпустили.

Почему? Вряд ли из уважения к заслугам отца. Они по своим-то палили как по тетеревам. Просто какие-то чекистские интриги. Такое, пусть и очень редко, но случалось.

* * *

Последний подвиг Гамалея совершил в возрасте 85 лет. Он открыл два вещества – микол и тиссулин, способные побеждать палочку Коха. Заразил себя, глубокого старика, туберкулезом, принял свой микол – и у него опять все получилось.

Николай Федорович умер в 1949 году, прожив 90 лет. Его последняя, незавершенная работа называлась «Вирусная теория рака».

Незадолго до этого, на 90-летнем юбилее доктора физик Сергей Иванович Вавилов, тогдашний президент советской Академии Наук выступил с речью: «Вы обогатили важнейшие разделы микробиологии весомыми экспериментальными данными и блестящими идеями, особенно об инфекции и иммунитете, своими трудами о борьбе с бешенством, чумой, холерой, оспой и другими смертоносными болезнями, вписали неувядаемые страницы в историю отечественной науки».

Дежурные, казалось бы, слова, но они полностью соответствовали истине.

Похоронили Николая Гамалею на Новодевичьем кладбище. Он сделал многое, но еще он доказал: герой может жить долго, не следует бояться подвига.

Читайте наши статьи в Телеграме

Подписаться

Для улучшения работы сайта мы используем куки! Что это значит?
Exit mobile version