Расписание экзаменов зимней сессии в Государственном специализированном институте искусств (ГСИИ) вывешивают в двух видах. Одно — традиционный лист с указанием дисциплин и аудиторий, второе—картонка с множеством дырочек — информация, набранная азбукой Брайля для слепых студентов. С первого взгляда это единственное отличие ГСИИ от обычных вузов. Здесь, как и везде, студенты толпятся в коридорах и весело галдят, курят в туалете, читают учебники в ожидании преподавателей. Сразу и не понятно, что большинство учащихся здесь — инвалиды. ГСИИ — единственный в мире институт, где творческим профессиям обучают студентов с ограниченными возможностями. Каждый год он выпускает около 150 специалистов — актеров, оперных певцов, дирижеров, художников, дизайнеров и артистов театра кукол. Все учащиеся ГСИИ, с кем довелось поговорить корреспонденту Newsweek, упорно повторяли, что они «самые обычные» и ничем не отличаются от студентов других вузов. Но это не так — они дадут сто очков вперед своим здоровым сверстникам. По данным Института системного анализа социальных проблем мегаполисов, лишь 47% студентов после окончания вузов работают по специальности. Среди выпускников ГСИИ таких—70%. Проректор ГСИИ Наталья Филатова объясняет такую разницу тем, что «инвалидам с детства приходится доказывать свое право быть полноценным членом общества, и ребята, которым удается поступить в вуз, максимально используют полученные знания и опыт». И это не только «лирики», но и «физики»: по данным Наталии Бабковой, руководителя Лаборатории реабилитации инвалидов по слуху при МГТУ им. Баумана, 80% выпускников-инвалидов находят работу по специальности, в том числе на оборонных предприятиях.В России всего три специализированных института и семь обычных вузов, в которых учат студентов с ограниченными возможностями. «Специализированных институтов для инвалидов в принципе быть не должно,—считает декан театрального факультета ГСИИ Игорь Востров. — Талантливые люди должны иметь возможность на равных поступать в престижные вузы, но практика показывает, что это невозможно». Дело в том, что сурдопереводчики, лифты, пандусы, брайлевские библиотеки, программы голосового обучения на компьютере, методики психологической реабилитации инвалидов — все это стоит денег, и немалых. В ГСИИ оборудование было закуплено 15 лет назад, при открытии, и с тех пор не обновлялось. Единственный наш вуз, которому правительство выделяет деньги для обновления специализированной базы — Бауманский университет, работающий по госзаказу как экспериментальная площадка. Здесь могут похвастаться, например, аудиториями, в которых установлена «бегущая строка». По закону ребят с ограниченными возможностями должны вне конкурса принимать в любое высшее образовательное учреждение. Но даже когда они готовы мириться с отсутствием специальных условий, им под разными предлогами отказывают. Например, по словам Юлии Котовой, юриста Региональной общественной организации инвалидов «Перспектива», вузы не пускают к себе инвалидов, ссылаясь на положение об обязательной медико-социальной экспертизе — ректорат легко договаривается с экспертами о том, что инвалиду противопоказано обучение конкретной специальности. Кто-то жалуется — в «Перспективу» обращается до 100 человек в год, а кто-то просто терпит. Сейчас, по подсчетам управления специального образования Министерства образования, в российских вузах учатся около 15 000 инвалидов — это лишь 0,4% от общего числа студентов. Для сравнения: во Франции и Великобритании эта цифра достигает 5%. Высшее образование у нас получает всего 1% инвалидов—выпускников средних школ. Так что заведения вроде ГСИИ и Бауманки — настоящее спасение для инвалидов, желающих получить диплом.Студентка театрального факультета ГСИИ Ирина Бакланова через несколько месяцев получит диплом актера. Русский язык для нее «не родной», она привыкла общаться жестами. «Конечно, — говорит она, немного растягивая слова, — хотелось бы учиться в обычном вузе, но как туда попасть глухому? Там нас не ждут. А здесь помимо хорошего образования можно найти связи для дальнейшей работы — например, устроиться в Театр мимики и жеста».В труппу престижного Театра мимики и жеста каждый год принимают несколько выпускников ГСИИ. Другие сами становятся педагогами, создают собственные художественные студии и ансамбли.Ира зовет нас в 23-ю аудиторию — там проходит экзамен по актерскому мастерству для студентов музыкального факультета. Второкурсники ставят Чехова и Островского. Во время выступления я пытаюсь определить, каким же недугом страдают ребята, и не понимаю, пока высокий черноволосый юноша чуть не садится мимо стула. Практически все ребята ничего не видят. Борис Конопаткин после экзамена бодро покидает аудиторию и разговаривает со мной на ходу: «Да мы самые обычные студенты, об учебе думаем в последнюю очередь. У нас студенческая жизнь кипит—дни рождения отмечаем, вечеринки в общежитии постоянно. Я вот в последнее время с удовольствием прочитал все три «Дозора». Прочитал — в смысле послушал аудиокнигу»,—поправляется Борис.«Конечно, наши студенты отличаются от других, — размышляет вслух декан Игорь Востров.—Они более возбудимые, у каждого свои особенности. Например, у слабовидящего человека гораздо лучше развито абстрактное мышление, но иногда возникают проблемы с логикой. Среди глухих с детства очень редко встречаются закомплексованные люди, в отличие, скажем, от ребят с нарушением опорно-двигательного аппарата».Опровергая слова преподавателя, Ксения Суворова (вторая группа инвалидности по ДЦП) забирается на стул, чтобы развешать свои работы для экзаменационного показа. На картинах карандашные портреты и натюрморты, написанные масляными красками. «Я рисовать совершенно случайно начала,—радостно делится со мной первокурсница.—Просто родители хотели, чтобы я была фармацевтом, а мне хотелось чего-то другого. Вот и попробовала». С портретов смотрят суровые, даже мрачные, мужские лица—не верится, что их написала такая улыбчивая Ксения. Длинные коридоры института залиты желтым электрическим светом. Он скорее мешает, чем помогает разглядывать работы выпускников, развешанные по стенам. На одной картине негодуют болельщики. Дальше следуют два фантасмагорических видения то ли ангелов, то ли демонов. За ними — изображение спящей обнаженной девушки. Заведующий кафедрой живописи член Союза художников Олег Лошаков садится в жесткое дерматиновое кресло и разглядывает две яркие картины, на них — автомойка. «Вот один из моих лучших учеников — Леша Боровинский,—как будто сам себе поясняет художник.—А ведь этот человек почти ничего не видит и хромой».Олег Николаевич пришел в институт по просьбе скульптора Юрия Чернова, одного из основателей факультета изобразительного искусства. «Конечно, поначалу был некоторый мандраж, опасения, что я не смогу донести знания до человека, который, например, не слышит, — говорит Лошаков. — Лекции всегда проходят с сурдопереводчиками. Но как объяснить на языке жестов, что такое «отношение цветов» на полотне? Это и словами не так просто сделать. При работе в студиях переводчиков вообще нет, потому что их всего четыре на институт. Приходится полагаться на собственные способности, что-то писать, что-то ребята читают по губам. Но в общем они усердные. Судите сами: у нас 6% выпускников факультета живописи становятся членами Союза художников России».По словам проректора Натальи Филатовой, главная задача института — «давать ребятам конкурентоспособное высшее образование». Именно такую цель ставил перед собой Андрей Мекке—основатель института, педагог Театрального училища им. Щепкина. «Мы не берем человека просто потому, что он инвалид, — объясняет Филатова.—Желающих очень много, но основная проблема абитуриентов — низкая подготовка. У нас очень мало специализированных школ и училищ для талантливых детей-инвалидов, поэтому часть ребят мы отправляем доучиваться, кого-то принимаем на подготовительные курсы».В этом году самый большой конкурс был на факультете изобразительных искусств — два-три человека на место. Привлекла новая специальность «дизайн окружающей среды». Декан факультета изобразительных искусств Олег Филиппов ведет меня в маленькую комнату, где все стены увешаны странными конструкциями из картона и бумаги. Здесь будущие дизайнеры воплощают свои замыслы. «Моя задача — научить их мыслить по-своему, оригинально, быть художниками», — делится педагог. Он показывает работы Аси из Перми: детская площадка в виде забытых вещей Гулливера, где песочница —оставленный след башмака. Ася плохо слышит, но, глядя на ее работы, никогда не подумаешь, что их автор чего-то лишен. «Мне кажется, что, когда человек в чем-то ущемлен физически, внутренне он расцветает»,—говорит Филиппов. Студенты не расходятся из института до позднего вечера. Возле туалета недовольно ворчит уборщица—слепые студенты опять побросали окурки мимо урн. Кто-то тихо играет на гитаре. Наконец будущие оперные певцы выбегают на улицу, держа в руках зачетки. Водители притормаживают перед знаками «Осторожно!» и «Слепые пешеходы» и с удивлением рассматривают шумную веселую толпу самых обычных студентов.
Слепой кобзарь с мальчиком-поводырем, Белоруссия, начало ХХ века
См. также:
