Протоиерей Александр Шмеман, 1973
Я убежден, что если бы люди услышали по-настоящему — Страстную, Пасху, Воскресение, Пятидесятницу, Успение, не нужно было бы богословие. Оно все тут. Все, что нужно духу, душе, уму и сердцу. Почему люди могли веками спорить об justificatio, об искуплении? Все это в этих службах не то что раскрывается, а просто вливается в душу и в сознание.
Василий Розанов, 1913
Неужели мне не бояться того, чего я с таким смертельным ужасом боюсь, неужели думать — «встретимся! Воскреснем! и вот Он — Бог наш! И все — объяснится». Угрюмая душа моя впервые становится на эту точку зрения. О, как она угрюма была, моя душа, ведь я ни в воскресенье, ни в душу, ни особенно в Него — не верил. — Ужасно странно. Т. е. ужасное было, а странное наступает. Неужели сказать: умрем и ничего. Неужели Ты велишь не бояться смерти? Господи: неужели это Ты. Приходишь в ночи, когда душа так ужасно скорбела.
Николай Лосский, 1931
«Мысль о воскресении из мертвых ужасает меня», говорил Репин как-то. — «Идешь по Невскому проспекту, и вдруг навстречу Иоанн Грозный! Здравствуйте. Дрожь пробирает от одной мысли о таком воскресении». Да, конечно, от мысли о таком воскресении с каменными домами городов и душевно-больным Иоанном, сохранившим власть мучить всех, кого ему вздумается, дрожь пробирает; да это и не воскресение вовсе, а просто бессмысленное повторение, превращение истории в дурную бесконечность. Христианин, говорящий с верою: «чаю воскресения мертвых и жизни будущего века», ожидает осмысленного завершения истории и надеется, что в Царстве Божием каждая личность достигнет конкретной полноты жизни, дающей предельное блаженство, и осуществит до конца свое положительное (а не отрицательное) индивидуальное своебразие, как духовное, так и телесное.
Сергий Булгаков, 1905
Христос воскрес, – в мистическом центре мира произошло уже решительное столкновение добра и зла, добро одержало уже решительную и безусловную победу, и Христос воскрес, – таков абсолютный факт, который возвещает миру христианство, в котором кладет свое основание (а вовсе не в новом моральном учении, как хотят истолковать его современные толстовцы России и Запада, где такое понимание, вернее, непонимание христианства все более распространяется среди представителей протестантизма).
Воскресение Христа это завет и обетование сохранения всех ценностей и, прежде всего, абсолютной ценности человеческих индивидуальностей, безжалостно косимых смертью, восстановление всего вечного и ценного, что творилось в истории; это – спасение духовных благ, истинных ценностей культуры, приобщение исторического человечества к мировому творчеству, к участию в мироздании.
Этим дается ответ и на вопрос, к чему же человеческая история после Христа, зачем осуждены мы мучиться и томиться в этой юдоли скорби, когда вечная правда одержала уже окончательную победу и было сказано уже: «мужайтесь, Я победил мир» (Ин.16,33).
Владимир Соловьев, 1895
Если под чудом разуметь факт, противоречащий общему ходу вещей и потому невозможный, то воскресение есть прямая противоположность чуду — это есть факт, безусловно необходимый в общем ходе вещей, если же под чудом разуметь факт, впервые случившийся, небывалый, то воскресение «первенца из мертвых» есть конечно, чудо совершенно такое же, как появление первой органической клеточки среди неорганического миpa, или появление животного среди первобытной растительности или первого человека среди орангутангов. В этих чудесах не сомневается естественная история, так же несомненно и чудо воскресения для истории человечества.
Протоиерей Александр Шмеман, 1977
Еще одна Пасха. И всегда мысль — а вдруг последняя? Еще раз — белая тишина Великой Субботы, прорыв пасхальной ночи, солнечная пустота воскресного дня. И опять — «il faut tenter de vivre…». Писать обо всем этом нельзя и не нужно. Только острое чувство: все это, действительно и только, по милости Божией, это разрушение смерти в нас.
Ибо, конечно, смысл Пасхи, а значит и Церкви — в разрушении смерти. Продолжающееся сошествие во ад — Жизни. И дар нетленной жизни. Поэтому и все настойчивые «воскресни», «возстани» — это не «инсценировка» прошлого, не «символизм», а мольба о том, чтобы все это совершилось и совершалось в нас и с нами, в Церкви, в мире. «Смерти Царство разрушаеши…» Пасха — это передавание нам содержания веры как силы, как радости, как реальности, как Царства.
Только от нас зависит «воистину воскресе» — от нашей веры, от степени нашего самоотождествления с «Царством смерти», в которое снизошла Жизнь, чтобы его разрушить.
Семен Франк, 1949
Головокружительный факт воскресения Христова, конечно, противоречит всем законам природы и в этом смысле невозможен, но самый смысл веры в него именно и заключается в том, что незримое в остальных отношениях торжество духа над миром – над всеми условиями мирового бытия, от которых страждет человек, т. е., тем самым, над «законами природы», – в одной этой точке бытия уже приняло зримые формы, реально восторжествовав над «последним врагом – смертью».
Протоиерей Александр Мень, 1989
О том, что душа бессмертна, люди знали со времен каменного века, все мировоззрения и учения — основные в мире — признавали всегда мысль: весь я не умру. И только лишь небольшая часть считала, что человек остается бессмертным в памяти потомков и в своих делах. Но, повторяю, память потомков нетвердая: кто из вас может точно назвать имя своего прапрадеда? боюсь, что из присутствующих единицы, а может быть и никто, — а дела — преходящи, возьмите наш век, сколько было в нашей стране людей, имевших колоссальную власть и влияние, а нынешнее поколение даже имен их не знает — все проходит и стирается.
Но Пасха говорит и об ином: о том, что живая плоть, живая материя, а не просто дух должны сохраниться в вечности, что, посеяв искру духа в каждом человеке, Бог потом дает человеку иную плоть, уже не эту, смертную, ограниченную временем и пространством, а тело духовное, побеждающее законы нашего бренного тела и способное управлять материей, не так, как управляет наука, разрушая ее, а управлять силой духовной. Об этом лишь слегка-слегка дает нам намек сила духа у особых людей, побеждающих болезни тела, передающих энергию своего тела и своего духа, — это искорки того, что будет впоследствии.
