Скоро великий пост. Естественно и нормально для всякого православного человека – или даже христианина иной конфессии, в которой обычай великого поста сохранился – посвятить пост не просто телесному воздержанию и молитве, но и делам милосердия.
Так нам велит еще Ветхий Завет в лице пророка Исайи, глава 58.
4 Вот, вы поститесь для ссор и распрей и для того, чтобы дерзкою рукою бить других; вы не поститесь в это время так, чтобы голос ваш был услышан на высоте.
5 Таков ли тот пост, который Я избрал, день, в который томит человек душу свою, когда гнет голову свою, как тростник, и подстилает под себя рубище и пепел? Это ли назовешь постом и днем, угодным Господу?
6 Вот пост, который Я избрал: разреши оковы неправды, развяжи узы ярма, и угнетенных отпусти на свободу, и расторгни всякое ярмо;
7 раздели с голодным хлеб твой, и скитающихся бедных введи в дом; когда увидишь нагого, одень его, и от единокровного твоего не укрывайся.
8 Тогда откроется, как заря, свет твой, и исцеление твое скоро возрастет, и правда твоя пойдет пред тобою, и слава Господня будет сопровождать тебя.
В том же убеждают своих учеников и святые православной церкви – например, святитель Иоанн Златоуст.
«Смысл поста не в том, чтобы мы с выгодой не ели, но в том, чтобы приготовленное для тебя съел бедный вместо тебя. Для тебя это вдвойне благо: и сам ты постишься, и другой не голодает»
Или святой Ефрем Сирин – «Прекрасны молитва и пост, но их укрепляет милостыня».
Все эти призывы разумны и понятны, и следование им можно только приветствовать. Но есть одна проблема, с которой сталкиваются те, кто занят тем, что зовется «делами милосердия» в каждодневном режиме. Суть ее проста: работникам каритативной сферы нечего интенсифицировать, кроме собственной работы. Если человек занят ежедневно на служении бездомным – то вряд ли стоит его убеждать, что его пост состоит в «накорми голодного» и «обогрей неимущего». Если он занимается постоянным сбором просьб и помощью по этим просьбам, то любое предложение быть более милосердным к ближнему изменит разве что структуру его ответов на запросы, да время выхода домой с работы, но не более того.
Я не уверен, что Господь призывает именно к этому.
Дело милосердия состоит в том, чтобы в широком смысле облегчать людскую боль. Не только физическую. Давать надежду, расчищать путь, решать проблемы. Человеческая жизнь тяжела и страшна, иногда страшна невыносимо. И милосердие по отношению к ближнему состоит именно в том, чтобы этот груз хотя бы немного снять тяжесть с человека, «отпустить измученных на свободу».
Но у тех, кто работает с болью, постоянно формируется несколько специфическое отношение к чужой боли. Боль для нас – не то, что переживает ближний, а просто некоторая проблема, зачастую имеющая обезличенный вид.
Иногда мне даже кажется, что на своей работе я полностью утратил нормальное человеческое милосердие, да и коллеги жалуются, что перестают воспринимать просьбы о помощи по сути как трагедию ближнего. Потому что их слишком много вокруг. Бесконечные слезливые перепосты заставят очерстветь и просто много сидящего в интернете человека – а мы читаем их каждый день с утра до вечера, это наша работа. Старое изречение о том, что смерть одного человека – трагедия, а смерть миллионов – статистика, говорит именно об этом. Как кассир видит не глаза, приходящих к нему, а просто руки, протягивающие ему денежные суммы, так и мои коллеги постепенно начинают видеть не людей, а обстоятельства.
В результате работники благотворительных фондов и постоянные участники милосердных служений вообще зачастую выглядят и ведут себя на внешний взгляд не очень милосердно. Узнавая о проблеме, ценой которой может быть чужая жизнь, они не кидаются помогать, не переживают и не сочувствуют, а задают вопросы, на которые можно и обидеться. «Помогите, умирает ребенок!» – «А какой у него диагноз, а где вы лечились?» – «Нам срочно нужны деньги на операцию!» – «А какие документы у вас есть? А почему вы хотите лечиться именно в этой клинике? А почему выписка позапрошлогодняя? А вы точно ничего не скрываете?»
Коллеги несколько цинично обсуждают между собой проблемы своих подопечных, позволяя себе называть их «сумасшедшими мамашками». Без трепета и надрыва решают, кому отдать какие-нибудь случайные деньги (этому, а не вот этому). Порою манипулируют жертвователями, играя то на чувстве жалости, то на желании понравиться, то на возможности постоять рядом с известным человеком. Могут скандал спровоцировать, потому что ситуация назрела. Нельзя так с людьми, правда ведь?
Увы, это совершенно нормально. Сама профессия располагает к подобному поведению. Более того, такое поведение до некоторой степени есть условие профессионального выживания и сохранения холодности головы и твердости руки. К примеру, врач невозможен без здорового даже не цинизма, а просто спокойствия перед лицом всех неприглядных частностей своей работы. Хирург не может бояться крови, иначе он не хирург, а автомеханик не может оставаться автомехаником, если брезгует запахом бензина.
Попросту говоря, некоторое равнодушие к чужой боли, отстранение от нее есть важное условие эффективной работы по ее облегчению. Полное погружение в чужие проблемы, особенно если они действительно велики, оглушает и вводит в оторопь помогающего не менее, чем пострадавшего. Слишком широко открытое сердце сильно затрудняет массовую и системную работу – искренне желание помочь многим не то чтобы исключает детальное сопереживание каждому, но точно сильно ограничивает ресурс внимания, который можно отдать конкретному человеку.
И личная практика милосердия в этой ситуации оказывается даже не излишней, а скорее особо трудной. Да, можно попытаться вложить кусочек искренности и душевного тепла в какие-то аспекты своей работы. Но работе подобное поведение скорее всего навредит. Ситуация, когда кто-то из сотрудников фонда полюбил одного из подопечных и возится с ним, пока у других дела стоят – не очень редка, но, как правило, весьма конфликтна.
Вообще, профессиональная деформация работника благотворительного фонда совмещает искушения сразу двух профессий – врача, постоянно имеющего дело со смертью и страданиями, и священника, которого окружающие зовут с придыханием «батюшка» и пытаются выудить из него надежду на благополучный исход чего угодно, а также совет на все случаи жизни. Первое искушение иссушает душу, делает человека циничным и равнодушным, а второе заставляет думать о себе лучше и больше, чем положено для душевного здоровья.
И поэтому, опять же, для тех, у кого доброделание есть рабочая обязанность, не очень разумно провести пост за увеличением своих вполне рутинных занятий.
Нормальный пост для христианина – время, посвященное Богу. Великий пост и следующее за ним время страстной седмицы и Пасхи – смысловой центр года для православных, переживание самых важных событий земной жизни Самого Важного Человека.
Милосердие тут – просто способ «проснуться», совершить в жизни немного больше любви, чем обычно, и отвлечься от бесконечного самолюбования и саморассматривания. Акт дарения ближнему своего времени, денег или душевного тепла должен ощущаться человеком, а не происходить автоматически. Хотя есть, конечно, и мера святых, когда отдается все и в тот момент, когда попросили, без рефлексии – но это удел немногих, не обремененных ответственностью за близких.
Достаточно очевидно, что и для обычного человека, в милосердии не занятого по работе, простое «жертвовать больше» не есть выход и даже не есть пост. Жертвовать – это самое простое и очевидное, но его слишком легко формализовать и свести к выполнению обязанности, а задача поста – как раз разрушить формальную привычную религиозность и дать посмотреть человеку на себя в свете более трудной и более необычной жизни.
Потому милосердие не может состоять просто в том, что раньше я отдавал в месяц 2000 рублей, а теперь буду отдавать 3000 рублей. Особенно если что одна, что другая сумма значат для меня немного. Скорее милосердие будет в том, что я раньше отдавал деньги, а в этот пост возьму на себя дополнительное молитвенное правило о тех, кому я их жертвовал и наконец-то поинтересуюсь их судьбами.
Пост есть время необычных богослужений, нестандартного рациона, непривычного образа мыслей. Дела милосердия в пост должны разрушать наши собственные стереотипы доброты. Если человек жертвовал – ему разумно будет пойти волонтером или помочь тому, кому он не помогал раньше. Человеку, занятому профессионально в этой сфере, в пост не нужно делать «тоже, что и раньше, только больше». Скорее ему стоит попробовать сделать нечто принципиально новое и по возможности личностно ориентированное. Помочь не ребенку из длинного списка нуждающихся, переведя пусть даже и заметную сумму денег, а зайти к соседке и помочь ей люстру повесить. Снять неприятные обязанности с кого-то из собственной семьи. Начать ежедневно читать ребенку перед сном и так далее. В самом общем виде – обратить свою милость на тех, кому не помогал до того – потому ли, что они были слишком далеко или же потому, что они все время слишком близко.
И последнее. Для православного христианина при максимально последовательном понимании собственной веры дела милосердия не ценны сами по себе – как и вообще ничто не ценно само по себе, а только лишь свете Любви Божьей. Начиная пост, и ставя себе на пост задачи в том числе и со стороны доброты и милосердия, важно помнить, что это добро должно иметь своей целью не «эффективность использования средств», а наибольший религиозный смысл, способствовать внутренним переменам самого верующего, а не просто тем или иным изменениям во внешнем мире. А потому великопостное добро не может быть оторванным от прочей постной дисциплины – попросту говоря, нельзя весь пост свести только к милостыне, проигнорировав молитву и отношения с ближними.
