В конце октября заведующая кафедрой социальной педагогики ПСТГУ Татьяна СКЛЯРОВА посетила ряд христианских высших школ в Германии, познакомилась с их опытом подготовки социальных работников и педагогов. О своих впечатлениях она рассказала в интервью «Милосердию.ru»
— Татьяна Владимировна, почему вам захотелось познакомиться именно с немецким опытом?
— Просто меня пригласили в Германию. В 2004 году моя статья о подготовке социальных педагогов для Русской Православной Церкви была переведена на английский язык и опубликована в швейцарском журнале. Эту статью прочитал Бернар Суин, профессор социологии теологического университета и одновременно практикующий социальный педагог и лютеранский пастор. Как он позже объяснил, его заинтересовало, что, оказывается, есть человек, который занимается социальной педагогикой в Русской Православной Церкви и при этом не является священником. Он нашел мои координаты, сначала мы переписывались по электронной почте, а прошлым летом, в бытность его в Москве, встретились, я ему рассказала о подготовке социальных педагогов в Свято-Тихоновском университете, о планах по подготовке социальных работников, он побывал у нас в университете. Тогда он и предложил мне приехать в Германию и посмотреть, как готовят христианских социальных педагогов у них. Возможность представилась этой осенью, и к этому времени профессор Суин подготовил целый проект моей командировки, расписал, какие университеты я должна посетить, с кем встретиться, у кого взять интервью, где какую лекцию прочитать. За две недели я побывала в четырех городах, посетила пять высших конфессиональных школ. Все они финансируются церковными структурами и по разным программам готовят для этих структур социальных педагогов и социальных работников. Это все, что у них есть общего, в остальном они друг на друга почти не похожи.
Начала я знакомство с Евангелической высшей школы социальной педагогики в Дармштадте, беседовала с проректором. Поинтересовалась, как конфессиональный компонент учитывается в учебном процессе. Он ответил, что… никак. Даже курс теологии у них необязательный. Есть еще, правда, курс этики. Ладно, говорю, допустим, студент сдал на отлично курс этики, а потом выяснилось, что в жизни он руководствуется отнюдь не теми принципами, которые отчеканивал на экзамене – школа как-нибудь на это реагирует, интересует вас нравственный облик студентов? «Нет, абсолютно. Более того, по закону о высшей школе мы не имеем права вмешиваться в личную жизнь студентов». Тут доктор Бернар Суин вспылил: «Вот такая позиция и приводит к надписям в ваших студенческих туалетах». А потом обратился ко мне: «Фрау Склярова, когда закончится интервью, вам обязательно надо посетить мужской и женский туалеты и сфотографировать надписи. Эта студенческая субкультура наглядно показывает, что происходит в их учебном заведении и каков морально-нравственный облик этих студентов». Он оказался прав. Причем в женском туалете были не только надписи, но висел плакат (официальный, напечатанный в типографии) такого содержания, что впору было усомниться, конфессиональное ли это учебное заведение? Доктор Суин неспроста вскипел – в конце 70-х годов он был ректором этой школы, а сегодня у него настолько разошлись позиции с нынешним руководством, что он там даже лекций не читает. В другие школы приглашают, а туда нет. По его словам, для них этика заменила богословие, вся духовная жизнь свелась только к неким этическим принципам.
Профессор и пастор Бернар Суин со студентами Высшей евангелистической школы Дармштадта
— То есть евангелическая она теперь только потому, что финансируется церковными структурами?
— Сегодня уже даже меньше финансируется церковными структурами. В этом месяце решается вопрос о ее передаче муниципальному руководству. Если это случится, намного вырастет плата за обучение – сегодня она минимальная. Вообще эта школа в первую очередь ориентирована на международное сотрудничество. К ним постоянно приезжают преподаватели из других европейских стран, читают лекции, проводят семинары. И проректор много рассказывал мне именно о том, как важны для школы эти проекты. Говорит, наши «серые мышки» уезжают куда-нибудь, и возвращаются, увидев мир, яркими личностями, приобретают совершенно другой статус. То есть в этой школе ориентируют на карьеру, а не на церковную работу.
— А какой процент их выпускников идет в социальную сферу?
— У них нет статистики, потому что нет обратной связи со студентами. Не только в Дармштадте, но и во всех тех школах Германии, что я посетила. Если студент сам не придет в университет, не поймает в коридоре преподавателя и не расскажет ему о своих успехах, то мало кто в университете узнает, где работает их выпускник. Когда в самых продвинутых учебных заведениях Германии я рассказывала об обратной связи со студентами, о том, что для нас профессиональная деятельность выпускников вуза, их дальнейший профессиональный рост, научные исследования – важный показатель качества образования, мне говорили: идея хорошая, только надо подумать, как ее воплотить технически.
И не только обратной связи с выпускниками нет. Преподаватели почти не контролируют прохождение практики. Студент сам ищет место для практики, приносит документы, подтверждающие, что в этой компании он будет проходить практику по специальности, и его будет курировать конкретный сотрудник, и с того момента он предоставлен сам себе. Раз в неделю он приходит на супервизию в свою альма-матер и может рассказать преподавателю, с какими трудностями сталкивается. Но, как рассказывали мне студенты, обычно преподаватели не дают никаких практических советов. Используя логику «от частного к общему», они формализуют проблему, предоставляют начинающему специалисту самому решать ее. Не знаю, может быть, в этом есть своя логика?
Высшая евангелистическая школа г.Ганновер. Здесь собираются студенты и преподаватели на богослужения
— Что поразило вас в других немецких высших школах?
— После Дармштадта мы с доктором Суином поехали в Ганновер. Там тоже Евангелическая высшая школа социальной педагогики. С ее студенческой субкультурой можно познакомиться, не входя в здания, так как несколько внешних стен расписаны граффити с социальным оттенком. Одно граффити защищало права эмигрантов (видимо, мусульман) на собственную позицию, на другом были феминистские лозунги, на третьем написано «Меня тошнит от бедности», на четвертом – «В правах не ущемлен никто». Есть там институтская церковь, в которой каждый четверг проходят богослужения, но, как сказала моя переводчица (студентка этой школы, русская эмигрантка из Ташкента), эти богослужения мало похожи на те, к которым мы привыкли. Это больше напоминает концерт или клуб по интересам: поют псалмы под гитару, потом обсуждают, говорят о том, кто и что чувствует. Богослужения в этой церкви могут проводить представители любой конфессии – и на это свобода распространяется. Иногда их проводит пастор, а иногда просто собирается инициативная группа, и это тоже называется богослужением. Кстати, декан факультета педагогики в этой школе тоже пастор. Мы долго с ним общались, выяснилось, что по многим вопросам, связанным с подготовкой педагогов для Церкви, мнения у нас совпадают. Однако профессор-пастор с грустью констатировал, что они не занимаются воспитанием студентов в высшей школе: «По закону воспитанием занимается семья. Наше дело – обучение».
Обратило на себя внимание большое количество курящих студентов.
Социальная политика на стенах учебного корпуса высшей евангелистической школы. Надпись вверху переводится «Высылка [нелегальных мигрантов] – это мучение, высылка – это смерть. Внизу – «Меня тошнит от бедности»
— Конфессиональная принадлежность – необязательное условие при поступлении?
— Школа имеет государственную лицензию, поэтому не имеет права не принимать неверующих или представителей других конфессий. По анкетам почти все студенты верующие, но… Там готовят педагогов для церковного служения по трем направлениям: преподавателей религии в школе, общинных педагогов и социальных педагогов. Религия в немецких школах – официальный предмет. Правда, у ребенка есть выбор между религией и этикой, но один из этих предметов обязаны посещать все ученики. Так вот, на религиозной педагогике большинство студентов учится по направлению диаконии – церковной организации. И на этом отделении большая программа по теологии. А социальные и общинные педагоги могут быть и менее верующими. Например, моя переводчица поступила туда совсем не по религиозным мотивам. У нее было высшее образование – филфак Ташкентского университета, но она поняла, что со своим средним немецким не сможет в Германии преподавать русский язык, и выбрала педагогическую специальность, в которой, как она считает, сможет реализоваться. Сейчас она проходит преддипломную практику. Содержание практики и будущего диплома, на мой взгляд, интересное – подготовка социального проекта на пустом месте. То есть там, где ей предстоит работать, она должна сформулировать социально-педагогическую идею, реально осуществимую в данном социуме. Она рассказала, что на практике изучила, кто проживает в ее районе, и выяснила, что, с одной стороны, много одиноких пожилых людей, нигде не востребованных, а с другой стороны, большое количество молодых семей с маленькими детьми, но без «старших родителей» – бабушек и дедушек. Ее идея – организовать еженедельные встречи, соединяющие два поколения. Дети должны подготовить небольшой концерт, а бабушки с дедушками – чай со сладостями. Такие встречи способствуют связи поколений, скрашивают одиноким людям старость и учат детей навыкам общения с пожилыми и незнакомыми людьми. Казалось бы, незатейливый проект, но на самом деле чтобы его продумать, разработать, а тем более осуществить, необходимы знания и квалификация. Я же думаю, что если человек сможет это грамотно описать, ему уже можно давать диплом социального педагога.
— А о реализованных проектах вам не рассказывали?
— Как раз в следующем учебном заведении – Теологическом университете во Фриденсау – рассказали. Я беседовала там с деканом факультета социальной работы – специалистом-практиком по работе в местах катастроф, стихийных бедствий, эпидемий. Он рассказал мне о работе со своими студентами-практикантами в Индии, где они участвовали в нескольких социальных проектах. Особенно интересным мне показался опыт работы с бездомными детьми (в Индии их очень много) – я сразу вспомнила проект «Курский вокзал – бездомные дети». Они прежде всего учитывали, что больше всего на свете, больше сытости и комфорта эти дети ценят свободу, понимаемую, мягко говоря, своеобразно, но именно с таким детским пониманием свободы нужно работать. То есть они помогали детям жить в этой свободе – ходатайствовали у местных властей о выделении заброшенного здания, минимально его оборудовали, чтобы дети подвергались наименьшей опасности и не умерли с голоду. В доме постоянно дежурили социальные работники, но они не вмешивались в жизнь детей, пока те их сами к ним не обращались. Например, дежурный просто сидит и читает книгу. Подходит ребенок и спрашивает, что он делает. Дежурный отвечает: «Тебя жду». Я поинтересовалась результатами проекта, и он мне спокойно сказал, что некоторые из тех детей стали нормальными людьми. Один даже написал, что женился, работает и до сих пор удивлен, как благодаря помощи взрослых сложилась его жизнь. Но таких, по словам декана, мало. Основная задача проекта была – не вывести детей в люди, а спасти их от болезней и голодной смерти. Много это или мало? Я не знаю, но проект, безусловно, интересный. Кстати, этот преподаватель поддерживает связь со многими выпускниками, в курсе их дел. Видимо, именно потому, что сам он личность такая неординарная, а в принципе в Германии это явление редкое.
— Это тоже евангелическая школа?
— Там работают представители разных конфессий: лютеране, католики. А руководят ей адвентисты. Некоторые преподаватели, в том числе и мой собеседник, не относят себя ни к какой конфессии. Они заинтересованы в конкурентоспособности своей школы на рынке образовательных услуг, так как обучение там платное. Декан факультета социальной работы сказал: «У нас государственная лицензия, поэтому у нас учатся люди разных вероисповеданий, для меня главное – как студент умеет общаться с людьми, как к ним относится». Для практики в местах катастроф он ищет молодых людей «с ярко выраженными романтическими устремлениями» (его слова). Много в этой школе студентов из Америки, африканских стран.
Религиозные дисциплины там тоже не входят в обязательную программу, но их преподают очень яркие преподаватели, поэтому студенты охотно записываются на эти курсы. Ректор преподает библейскую археологию, каждый год работает на раскопках в Палестине. Когда он говорит о своем предмете, невольно заражаешься его интересом. Преподаватель теологии тоже очень популярен – я там 3 дня прожила и видела, что он постоянно окружен студентами.
Много семейных пар с детьми – на территории школы есть песочницы, бросаются в глаза детские велосипеды. Фриденсау находится в 50 километрах от Магдебурга – старинного крупного города. Видимо, такое соседство (все студенты имеют машины и часто ездят в Магдебург) тоже повлияло на дух студенческого городка – там много старинных отреставрированных зданий, есть костел с действующим органом.
Поскольку студенты платят за обучение, все работают, и большинство – на территории городка. Расписание привязывает студентов к месту – одна лекция может быть в полдевятого утра, вторая – в два часа дня, третья – в восемь вечера. А в промежутках между лекциями и семинарами студенты обустраивают территорию, работают в доме престарелых, помогают в ведении документации и бухгалтерии. У них даже библейский сад есть! Стоят карточки с пояснениями, какие растения упоминаются в Священном Писании.
Библейский сад во Фриденсау
Такой парадокс – заведение не традиционной даже для Германии конфессии, а учебный и воспитательный процесс на высоком уровне! Да, это было первое заведение, в котором я увидела, как занимаются и воспитанием студентов – есть правила поведения, запрещены курение, дискотеки (конечно, кто хочет на дискотеку, может поехать в Магдебург, но в студенческом городке дискотеки не проводят, и громкой музыки вы не услышите).
— Но, насколько я понимаю, воспитательная работа у них ограничивается этикой?
— Да, пожалуй. А вот Берлинская высшая евангелическая школа, действительно, церковное учебное заведение. Там есть факультет религиозной педагогики. Декан и другие преподаватели, с которыми я общалась, верующие люди, лютеране. Церковь активно участвует в учебном и организационном процессе. Более того, когда я рассказала о подготовке социальных педагогов в нашем университете и отметила, что наших выпускников охотно берут на работу в государственные учреждения, они сказали, что это наш минус. Церковь нуждается в компетентных профессионалах, поэтому мы, по их мнению, должны готовить специалистов именно для Церкви. То есть моя задача как завкафедрой – ориентироваться на нужды общины, прихода, церковных организаций и учебных заведений. Сами они набирают студентов преимущественно по направлению диаконии и ориентируют их именно на работу в общинах. Особенно общинных педагогов, потому что окончившие отделение религиозной педагогики могут преподавать религиозные дисциплины и в государственной школе. А общинный педагог – помощник пастора, он помогает организовывать приход, готовит людей к принятию крещения, детей – к конфирмации. Бывает, что общинный педагог выполняет функции пастора, например, проводит встречи, посвященные изучению Евангелия. Дело в том, что школа находится на территории Восточной Германии, и во времена ГДР не на всех приходах были пасторы. Поэтому мои коллеги-лютеране не просто опытом делились, но учили меня, как надо! Конечно, они имеют право на такой поучительный тон – они занимаются подготовкой церковных педагогов с начала 70-х (да еще в ГДР!). Им представлялось, что Русская Православная Церковь никогда не занималась социально-педагогической деятельностью. Я рассказала им об опыте Сергея Александровича Рачинского, создании Николаем Николаевичем Неплюевым православного братства с явно выраженной социально-педагогической направленностью. Коллеги заинтересовались, просили прислать материалы.
Кроме школы я посетила в Берлине организацию «Anti-Rost», которая занимается социально-педагогической практикой. Название организации передает основную идею ее существования, слово «Anti» в переводе не нуждается, а слово «Rost» переводится как коррозия, ржавчина, ухудшение качества. Проекты, нацеленные на борьбу «с коррозией» в душах людей, отнюдь не крупные, бесхитростные, но очень нужные. Например, из мастеровых людей, потерявших работу по возрасту или инвалидности, сформировали бригаду сантехников. Помогают они, как правило, одиноким пенсионерам. Не только с ремонтом – им с самого начала объясняют, что с бабушкой надо чаю попить, пообщаться (ей больше не с кем). То есть через ремонт сантехники два одиноких человека получают материальную помощь и возможность почувствовать себя кому-то нужным.
Есть у них небольшая слесарная и швейная мастерские, фотолаборатория, занимаются они мелким ремонтом квартир. Все за небольшую плату. Особенно востребован стал Anti-Rost после объединения Германии. Восточные немцы не выдержали конкуренции с западными коллегами, пополнили ряды безработных, и тут им на помощь пришел Anti-Rost. Платят там не очень много, но люди востребованы и все-таки какой-то минимум зарабатывают. А сейчас Anti-Rost выходит на международную арену – готовит для африканских стран, в которых долгое время были вооруженные конфликты, как они сказали, «чемоданы со слесарными инструментами». В планах – приезд их специалистов в эти страны. Дети, выросшие во время постоянных военных конфликтов, умеют только воевать. Прежде чем учить грамоте, их надо увлечь практической деятельностью. В Anti-Rost’е я вспомнила опубликованное на вашем сайте интервью врача скорой помощи, обучавшего подростков различным ремеслам.
— Татьяна Владимировна, эта поездка помогла вам лучше увидеть сильные и слабые стороны церковной социальной работы в России?
— Я бы не рискнула делать такие категоричные выводы. Был обмен опытом – мне рассказывали, я рассказывала. У них опыта больше, поэтому, я уверена, нам стоит поучиться у немцев созданию имиджа социальных проектов, их исполнению и управлению ими, тому, что сейчас называется социальным менеджментом. Зачастую многим, кто хочет организовать помощь ближним, не хватает профессионализма – люди не знают, где и как найти средства, на каких условиях можно привлечь специалистов. А вот немецких коллег весьма порадовала и заинтересовала информация о том, что в Русской Православной Церкви готовят к профессиональному служению не только священников, но и педагогов.
Беседовал Леонид ВИНОГРАДОВ
фото из архива Татьяны СКЛЯРОВОЙ
