Девять утра, воскресенье. Свято-Димитриевский храм столицы забит до отказа. Обывательский стереотип о том, будто в церковь ходят в основном старушки и женщины бальзаковского возраста, здесь не работает: множество молодых пар с детьми, совсем юные девушки в белых халатах и платках с красными крестами. Это сестры милосердия. Служба подходит к концу. К отцу Аркадию, настоятелю храма, выстроилась целая вереница людей со скрещенными руками – за причастием. Белой стайкой в углу храма собираются сестры и их добровольные помощники. В выходные «помогающих», как их здесь называют, как никогда много. Среди них и я. Меня качает от недосыпа и удивления: как это можно в воскресенье встать чуть свет и тащиться на другой край Москвы, чтобы опять работать?
Татьяна Павловна, старшая сестра сестричества, с лицом из девятнадцатого века, начинает «развод» по отделениям 1-й градской. Я попадаю в компанию со школьницей Юлей Никифоровой, учительницей физики Еленой Семеновой, преподавателем сестринского училища Мариной Филоник и молодым москвичом Игорем Корчагиным. Сегодня наш участок – неврология. Отделение из самых тяжелых. В свое время это было первое отделение, куда пришли православные сестры. По дороге разговариваем с Леной. Из подмосковного Видного она ездит сюда к утренней литургии, а потом нянчится с больными стариками, которые напоминают тех детей, с коими Лена воевала всю неделю на уроках. «Знаете, – говорит она, – мои школьные спиногрызы в храме превращаются в премилых созданий. До сих пор поражаюсь этому».
Входим в отделение. Морщу нос – так тяжелы больничные запахи. «Это еще что, – усмехается Лена, – вот в 90-м тут были настоящие авгиевы конюшни – сестры в обморок падали». Нас встречает постоянная сестра неврологического отделения, выпускница Свято-Димитриевского училища, координатор работы волонтеров Катя Суворова, круглолицая девушка 25 лет. На работу ездит тоже издалека – из поселка Мишутино, под Сергиевым Посадом. Нам с Леной по разнарядке поручили Серафиму Федоровну, старушку за 80; Игорь идет к своему любимцу с инсультом – один глаз закрыт, ходить сам не может; Юля идет помогать Кате, а психолог Марина – стирать личное белье больных.
«Маша, иди скорее сюда! – командует Лена. – Она у нас, бывает, дерется, поэтому подержи». Серафима Федоровна мотает головой, дергает ногами и норовит попасть пяткой мне по очкам. «Серафима Федоровна, мы вас мыть будем», – успокаивает ее Лена и берется за кувшин и губку. Что с ней? «Старческая деменция, или слабоумие», – отвечает Лена. И произносит что-то еле слышное, ласковое – Серафима Федоровна как будто затихает, но через несколько секунд опять начинает кричать «Помогите, убивают!» и крутиться волчком. Часа через полтора Серафима Федоровна вымыта, Лена довольна, я же опрометью бегу в туалет – снимать стресс. И там закуриваю.
В ванной по соседству Игорь заканчивает мытье своего «пациента». Работа тяжелая: дед здоровенный, сам никак не двигается, а Игорь – парень субтильный, потому едва его ворочает. Навстречу попадается Марина, со свежевыстиранным бельем и полотенцами. Стирка стариковских вещей – занятие не из приятных, но для Марины самое подходящее. Пока стирает – размышляет над своей диссертацией по христианской психологии.
А тем временем я хочу понять Игоря: что его-то заставляет столь экзотично по сравнению с его сверстниками проводить законный выходной? Игорь сначала впадает в пафос: дескать, когда Господь встретит нас на Страшном суде, он не будет спрашивать, сколько раз ты бывал в храме. Он спросит, сколько раз ты помог ближнему. Но потом Игорю вдруг надоедают высокие слова и он рассказывает про себя поразительные вещи: как напивался вместе с друзьями, скинами, в барах, как бил потом на улицах «черных» и как познакомился с одним из таких «черных» – армянином. Он-то и открыл ему глаза на христианство. «Как будто появился только затем, чтобы привести меня к вере, – вспоминает Игорь. – Потом я увидел по телевизору фильм об этой общине и стал сюда ходить. Когда я сам по себе, я добрый, хочу помогать людям, но как в компанию попадаю – прежним становлюсь. Так что здесь мое спасение. Не зря святые говорили: жить надо одному, если хочешь попасть в Царствие Божие».
А вот Катя Суворова, старшая над сестрами по отделению, к Богу и милосердию шла целенаправленно. «Перед поступлением в училище всех девушек испытывают: ведут в отделения, и через несколько дней те, кто не выдерживает, отсеиваются. Но и мне, прошедшей это послушание, поначалу пришлось тяжело. Помню первую свою больную: у женщины был рак, злющая была – ужас, сестер гоняла, кричала, что родственники ее оставили и она никому не нужна. Я едва пережила возле нее свои часы. А потом взяла и осталась сверхурочно. Ночная смена должна прийти только в восемь вечера, я и подумала: кто за ней будет ухаживать до этого? Останусь. Рассказывали друг другу о себе, в конце концов она меня со слезами благодарила, чего с ней прежде не случалось. Как же мне было легко и хорошо, так я поняла, что должна работать сестрой милосердия». Катя не замужем, о замужестве думает со страхом: «Этот крест будет потяжелее сестринского. Легкой любви вообще не бывает, ей надо учиться годами. Может быть, я здесь готовлюсь к замужеству, учусь любить».
А мне все неймется: «Вот ты такая молодая, 25 лет, – спрашиваю, – как же снимаешь дневной стресс? Как избавляешься от груза переживаний?» Катя не понимает. Ну, говорит, шью вот куклу для одной девочки, дома с племянниками занимаюсь – вот мой досуг. Но я настаиваю: ну, может, ты телевизор смотришь, чтобы отвлечься, гуляешь, по магазинам ходишь? Как расслабляешься? «А чего расслабляться-то, – недоумевает Катя и опять повторяет, – ну вот куклу шью для дочери священника». И вытаскивает недошитую куклу из-под подушки…
Слово «рекреационный», пришедшее к нам с Запада, неизвестно Кате. «Рекреационный роман», «рекреационный отдых», «рекреационное общение» – вот чем поглощены миллионы людей после работы. Вечер у голубого экрана, с бутылкой пива или в компании таких же, мечтающих «оттянуться». Катя же знает только созидательный досуг. Так его понимают и все те, кто приходит в Свято-Димитриевский храм. Течение жизни этих людей осмыслено и несуетливо, они серьезно относятся к каждому прожитому дню, они не только слушали, но и услышали слова утренней проповеди отца Аркадия: «Вспомним, для чего мы призваны из небытия».
Что же касается меня, то после трудового дня в 1-й градской, где получила свое первое «небоевое крещение», я побежала покупать сапоги. Есть у меня такой способ релаксации. Нет, не получилось бы из меня настоящей сестры милосердия.
Автор: Мария Ряховская
