Случай Коли
Несколько лет назад заслуженная артистка России Евдокия Германова вернула в детский дом своего приемного сына Николая, прожившего с ней семь лет. Журналистам она рассказала, что восьмилетний школьник болен шизофренией и опасен для нее и окружающих. Теперь мальчик вырос.
Поступок Германовой осуждают все, встать на ее защиту, действительно трудно: многие, знавшие семью, утверждают, что мать жестоко истязала ребенка и уделяла ему мало внимания. По версии Германовой, сын воровал, любил ножи и калечил сам себя, а проявились эти дурные наклонности в школе.
Когда ребенку было восемь, актриса поместила его в психиатрическую больницу, где ему предстояло пробыть больше года, предупредила, что домой он оттуда не вернется и больше никогда не приходила.
Брат же актрисы продолжил общение с племянником, навещал, и, по его словам, психиатры говорили лишь о поведенческих проблемах мальчика – синдроме дефицита внимания и гиперактивности (СДВГ), а не тяжелой болезни. Об этом упоминали и педагоги детдома, куда Коля попал после психбольницы.
Это важная информация, так как согласно результатам многих исследований, гиперактивные дети имеют повышенный риск физических наказаний в семье.
Польские врачи-психиатры, например, в 2006 году провели анонимный опрос среди 82 родителей детей с СДВГ. Выяснилось, что 95% из них били или бьют детей – почти все участники исследования!
Причем после того, как именно взрослые прошли специальную родительскую программу обучения, 72% из них отказались от насилия в пользу более гуманных методов воспитания. Учитывая, что даже сейчас, а не то что десятилетие назад, про гиперактивных детей у нас говорят, что им «ремня не хватает», мы, хоть точно и не знаем, но можем предположить, что Евдокия Германова никаких программ родительского обучения не проходила и психологического сопровождения не имела. Зато, в отличие от родных родителей, у нее была возможность просто вернуть разочаровавшего сына.
Теперь Николаю 18, все психиатрические диагнозы, включая «шизотипическое расстройство», которое ему все же поставили в лечебнице, с него сняты. Он выпустился из детдома, учится на повара, а его девушка ждет ребенка. Будущие родители сейчас нарасхват в популярных ток-шоу и жуткая история обрастает все новыми подробностями.
Мы не будем смаковать детали – и без них невозможно не сочувствовать этому парню, оставленному обеими мамами и заклейменному буйным сумасшедшим. Но случай Коли не единственный, хоть и самый громкий. Повторные отказы – проблема довольно распространенная.
Я себе нормального ребенка выберу
В одной из соцсетей, в группе «Отмена усыновления», созданной для помощи решившимся вернуть ребенка государству, состоит более 3000 человек. Обсуждаемые темы: «энергетический вампиризм» детей, дурная кровь, негативное влияние «приемышей» на «своих». Кому-то кажется, что вернешь ребенка, а он ничего и не почувствует, он же и так травмирован и не способен привязаться к новой маме, подумаешь.
Евдокия Германова растила сына 7 лет, а некоторым хватает двух недель, чтобы понять: это была ошибка, ребенок им не подходит. О проблеме мы поговорили с Еленой Мачинской, психологом, консультантом фонда «Измени одну жизнь».
– Причин возвратов несколько. Во-первых, ребенок приходит в семью уже с опытом травмы и определенными установками. Его поведение, речь, жесты, усвоенные им в прошлой жизни, чаще всего чужды приемным родителям. Они кардинально отличаются от тех правил, традиций, установок и норм поведения, которые свойственны для кровных детей, воспитываемых в этой семье с рождения.
Приемный ребенок пытается вести себя так, как он вел бы себя в родной семье или в учреждении, другого опыта у него нет. Зато есть опыт насилия, пренебрежения, одиночества. На этапе адаптации многим родителям приходится несладко. Разные люди проходят этот этап по разному. Одни родители принимают детей легко, а вскоре и вообще «забывают», что ребенок чужой. Бывает, что с приемными детьми отношения складываются даже лучше, чем с кровными. Но бывает и наоборот, когда взрослый не может подстроиться под травмы ребенка и пережить их вместе с ним.
Людям не хватает ресурсов. Это и психологический «стержень», и поддержка родных, и помощь специалистов. Кому-то банально и финансов не хватает, чтобы разгрузить себя, когда подступает нервное истощение, нанять няню и уйти гулять, отдыхать.
Бывает так, что родственники, вместо оказания помощи уставшим родителям, наоборот, усугубляют ситуацию, заявляя что-то типа «сдай, пока не поздно, а то он всех нас убьет».
Не имея ресурсов и поддержки, приемные родители истощаются, у них начинаются нервные срывы, они, как бегун на длинной дистанции, буквально валятся с ног. Творческим людям приходится сложнее всего. Они ранимы, у них очень подвижная психика, они тонко чувствуют мир. Им бывает сложно пережить и принять сложное поведение ребенка, их собственные эмоции зашкаливают, поэтому они быстрее истощаются.
Некоторые родители, понимая, что не справляются с ребенком, и помощи ждать неоткуда, принимают решение об отказе от своих обязанностей. К сожалению, один из «удобных» вариантов отказа – именно через психбольницу. Потому что это снимает ответственность с приемного родителя – проблема же не в нем, это ребенок попался «бракованный».
А ребенок в больнице, скорее всего, получит психиатрический диагноз, с которым будет проблематично найти новых родителей, которые, вполне возможно, довольно легко справились бы.
– А возможно ли исправить ситуацию, уже после того, как приемные родители переступили черту и начали бить, например, ребенка?
– Индивидуально. Есть семьи, которые очень тяжело проходили адаптацию: было и отторжение, и ненависть, и, да, наверное, даже могли ударить. Тем не менее им удалось, наконец, прожить это и обрести ощущение семьи. Но часто родители недооценивают серьезность адаптации, им кажется, что, мол, это у других все плохо, а у меня-то глаза есть и я себе «нормального ребенка» выберу. Будет тапочки мне носить, завтрак готовить, мы по выставкам с ним станем ходить, репетитора по английскому найму – он еще Шекспира в оригинале читать будет.
Берут, а оказывается, что он не то, что Шекспира, а вообще читать не умеет – педзапущенность. И не хочет. И репетиторов не хочет, и выставки ему не нужны, и (о ужас!) тапочки носить отказывается. Я утрирую немного, конечно.
– Как долго может длиться психологическое сопровождение семей?
– Иногда до достижения ребенком 18 лет, если потребуется. И сейчас есть идея об обязательном сопровождении приемных семей. На мой взгляд, это очень правильный шаг, но важно, чтоб семья могла сама выбирать себе службу сопровождения и психолога, а не пользоваться услугами назначенного, иначе это превратится в простую формальность. Родители не смогут раскрыться, если психолог им будет навязан «сверху», они должны доверять психологу, и не опасаться, что честный рассказ о проблемах будет использован против тебя.
Мы генерируем тысячи трагедий
С тех пор, как Евдокия Германова усыновила Колю, прошло уже почти 17 лет. Наверное, еще тогда можно было предположить, что востребованной, гастролирующей, до поздней ночи пропадающей на спектаклях и репетициях актрисе и маленькому мальчику будет, как минимум, трудно. Но ребенка отдали. На время. Насколько изменилась ситуация с начала нулевых, мы поговорили с Еленой Альшанской, директором БФ «Волонтеры в помощь детям-сиротам».
– История Германовых не уникальна, у нас в стране происходит около 5000 возвратов в год и эта цифра практически не меняется и даже, в последние время, немного подросла.
Так устроена у нас система семейного устройства – она работает не от запроса ребенка, а от запроса опекуна, а это, обычно, подходящие внешность и группа здоровья малыша.
Такая ситуация сложилась исключительно потому, что детей-сирот в детских домах у нас на начало 2000-х было очень много и была задача хоть как-то их устроить, то есть важнее было не качество, а количество. В таком формате некоторые истории закономерно оборачиваются трагедиями.
Конечно, не все, потому что в большинстве своем приемные родители и усыновители люди ответственные и осознающие свои возможности. Но, к сожалению, не всегда.
И хоть у нас появилась обязательная подготовка – а это очень правильно – качество ее во многих конкретных школах оставляет желать лучшего. А главное, как не было, так и нет работы по подбору ребенку той семьи, которая сможет именно ему подойти, нет попытки совместить запросы: совпадения интересов ребенка и возможностей семьи.
Не учитывается, к тому же, что для некоторых детей лучшим вариантом было бы не устройство в приемную семью, а возврат в старую, в свою родную семью, которой надо при этом помочь, самостоятельно она вряд ли изменит обстоятельства и условия, из которых был забран ребенок. Это позиционируется, но реальной работы по возвращению детей в семьи практически не ведется.
Мы это наглядно увидели, когда ездили по регионам с мониторингом работы детских домов. На это требуется больше сил, средств и в итоге выбирают просто организационно более легкий путь, а не индивидуальный подход – что в судьбе конкретного ребенка надо изменить, как ему будет лучше, куда ему надо вернуться или в какую семью его надо устроить.
Я надеюсь, что эта ситуация в нашей стране изменится, потому что действуя в интересах статистики и формально мы генерируем тысячи трагедий в жизни конкретных детей и семей.
Вряд ли бесконечные телеэфиры и бурные обсуждения в соцсетях помогут Коле пережить свои боль и обиду и двигаться дальше. Скоро интерес публики угаснет и Колю оставит и она. Но, может быть, его история поможет понять людям, планирующим взять в семью ребенка или переживающим проблемы с уже взятым, что Евдокия Германова – всего лишь одна из многих, и оказаться на ее месте проще, чем кажется.
