Предупрежден – значит вооружен
– Я заболел где-то в середине Страстной седмицы. После Вербного я стал чувствовать недомогание. А к Пасхе уже было 39°С.
Если честно вам сказать, мы просто не знали, что такое коронавирус, были в неведении. Всякая зараза и раньше была: то птичий грипп, то свиной… Все думали: «Ну, заболеем, подлечимся».
Ближе к Пасхе я уже понял, что нужно вызывать врача. На скорой поехал делать КТ, у меня уже было двухстороннее воспаление. Все развивалось стремительно.
В больницу меня не взяли. Хотя у меня было до 50% поражения легких. Но врач сказал: «Там приехали пациенты хуже тебя». Все места были заняты. Я и сам не хотел в больницу и очень рад, что остался дома. Дома стены помогают.
– А не было страха заразить своих домочадцев?
– Конечно, был. У меня четверо детей. Я не разрешал им ко мне подходить. Но хотим мы или не хотим – все равно мы живем вместе. Мы все как-то болели параллельно. Матушка заболела еще до меня. Потом младший сын заболел. Но все, кроме меня, как-то легко переболели, легче, чем гриппом.
Я болел тяжело. Три разных вида антибиотика я принимал в течение месяца. А потом еще, как осложнение, поднялось давление, лечил гипертонию.
Священник в послушании у доктора
– А стоял ли перед вами в какой-то момент выбор: вызывать скорую или положиться на волю Божию?
– А зачем это противопоставлять? Врачи очень нужны, и отказываться от врачебной помощи ни в коем случае нельзя. Правда, когда мы заболеваем ОРВИ, мы не всегда вызываем врача. Но если на 3-4 день температура не спадает, я всегда обращаюсь за помощью.
– Вам самому приходилось выбирать тактику лечения?
– Нет. Я священник, я воин Христов, для меня послушание – самое главное. Послушание Господу, начальству, и послушание доктору. Господь посылает врача в нужное время, дает людей в помощь, которым ты можешь довериться.
Если даже тебе дали неправильное указание, а ты его выполнил, Господь тебе вменит это в послушание и Сам поможет.
Врач, которая меня лечила, через мою матушку давала мне указания, что принимать и как поступать. У меня самого в то время не было сил даже трубку поднять. У меня был очень хороший доктор. Если бы она сказала, что нужно ехать в больницу, я бы поехал. Но она говорила матушке: «Пока не надо, пока держимся».
– Вот вы остались дома, и целый месяц не могли служить. Был ли в вашей жизни до этого такой опыт?
– Никогда! Я как священнослужитель практически каждый день служил и причащался. У нас в храме у священников был, в лучшем случае, 1-2 выходных в неделю. Такой порядок был заведен. Ведь богослужения – это все! Это жизнь для человека.
– Что же вы чувствовали? Ведь приближалась Пасха. Была ли ревность к собратьям, которые имели возможность служить?
– Я скажу честно, откровенно: никакой ревности не было. Я до этого уже для себя решил: раз так произошло, значит для чего-то это нужно. Все мы знаем из Евангелия: «Не две ли малые птицы продаются за ассарий? И ни одна из них не упадет на землю без воли Отца вашего» (Мф, 37: 10, 23–31) Ни один волос не упадет с головы человека просто так. Надо принимать это положение со смирением и с благодарностью. Я знал, что мне сейчас в храме нельзя быть. Я больной.
Я себе и прихожанам, которые мне стали звонить, объяснял так: «Ну вот представьте, что вас отстранил священник от Причастия за серьезный грех. А нас Господь сейчас не допускает. Дает нам время покаяться, подумать, что не так в нашей жизни».
Наоборот, было даже чувство радости, что Господь меня смирил именно в такие дни – Страстная Пятница, Великая Суббота, Воскресение Христово.
Постепенно наши прихожане, друзья и знакомые узнали, что я в критическом состоянии. Они, разумеется, стали за меня молиться. И это я сразу почувствовал.
«Я воспринял свою болезнь как милость Божию»
– Каков был итог ваших размышлений, переживаний за время болезни?
– Я, конечно, много передумал. Господь ведь никого не наказывает в смысле «ущемляет». Он дает наказание как указание правильного пути, делает это с большой любовью, для нашего смирения и оздоровления души. И я на самом деле много чего передумал, во многом раскаялся, переосмыслил, что-то забытое вспоминалось. Понял, что надо быть бдительнее, внимательнее к себе.
Ковид – хитрое заболевание. Непонятно, есть ли от него лекарство. Надежда больше на то, что организм сам победит. И чтобы он победил, нужна внутренняя воля.
Когда действительно хочешь вылечиться, у тебя есть мотивация, чтобы Господь простил грехи, ты даешь обетование, что исправишься и будешь трудиться на славу Божию и дальше.
Появляется мотивация искупить старые грехи. Я думаю, что это очень сильно на человека действует. Когда Господь увидит, что человек может еще какие-то добрые дела сделать, я думаю, он его исцелит.
У меня действительно была радость, что Господь меня привел к этой болезни, очистил. Особенно когда я понял, что останусь жив.
– А были сомнения, что останетесь живы?
– Мы не знаем же, что завтра будет. Даже ангелы не знают. У меня были состояния сильной слабости, когда была высокая температура, когда не можешь нормально дышать, когда я пил антибиотики, потом жаропонижающее, периодически терял сознание.
Было ощущение полной своей немощи и полного предания себя воли Божией. В такие моменты отчетливо понимаешь, что ты руках Господа.
Самый тяжелый кризис у меня был, когда умер мой бывший настоятель – протоиерей Александр Агейкин (настоятель Богоявленского кафедрального собора в Елохове – прим. Ред.) Хотя я служил под его началом только год, он мне во многом помогал, я чувствовал его поддержку. И мы тоже старались ему помочь.
Я уже служу в другом храме, но связь с соборянами осталась. Мне написали: «Батюшка заболел». Мы за него стали молиться. У него три дочери, матушка. Все тоже тяжело болели. На Пасху пришли вести, что ему вроде стало лучше, он пришел в сознание. Мы обрадовались. На следующий день прибегает сын и говорит: «Отца Александра не стало».
Из-под меня как будто выбили опору. Я три дня не мог прийти в себя. Даже матушка стала писать доктору: «Он совсем загрустил, у него депрессия». А через несколько дней умер наш протодиакон, отец Евгений Трофимов. Вот тогда мы уже поняли, что такое коронавирус, что с ним не шутят.
Тяжело это было пережить. Конечно, мы понимаем, что земная жизнь невечная, и Господь знает наш срок лучше нас. Но все равно же все боимся смерти. Потому что это тяжелый рубеж, тяжелый экзамен. И нужно было время для осознания этих неожиданных смертей… Для нас это была трагедия.
– Вы сами в начале эпидемии в числе первых добровольцев записались в группу священников, которая причащает больных с ковидом…
– Да, и готов был уже выйти на дежурство, но, в составе этой группы я уже не успел потрудиться – заболел сам.
Тогда мне владыка Пантелеимон (Шатов) предложил прислать священника, домой. Я категорически отказался. Сказал: «Владыка, я не хочу никого подвергать опасности. Я выздоровею и пойду сам причащусь».
Мои собратья тоже готовы были приехать меня причастить. Я отказался. Может, я не прав, но я панически боялся кого-нибудь заразить. Вот Господь меня исцелит – и я послужу…. Так и случилось. Стал себя хорошо чувствовать – послужил Божественную Литургию, причастился. Слава Богу, все сбылось.
Общая исповедь не исключает личного разговора
– Вы уже вернулись к богослужениям. Храмы открыты. Поменялось ли что-нибудь в церковной жизни, на ваш взгляд?
– Конечно, все сейчас происходит в преломлении пройденного. Но резких изменений вводить нельзя. Я сторонник постепенности во всем. Так говорит мой любимый учитель в Духовной академии, Алексей Ильич Осипов: «Постепенность, никаких крайностей».
Да, мы начали служить. Исполняем приказ: исповедовать общей исповедью. Но я объясняю: «У нас не общая, у нас расширенная исповедь». У молодых священников есть предубеждение против общей исповеди. Дескать, она заменяет личное общение со священником, позволяет прихожанину «спрятаться».
Но «общая» – не значит «не личная». Сейчас она тоже личная. Священник читает молитвы, он перечисляет все грехи. «Согрешил: пред Господом маловерием и замедлением в помыслах, от врага всеваемых против веры и св. Церкви… и т.д Прости нас, Милосердный Господи!» И так далее…
И те же самые прихожане, когда слушают все эти грехи, по-другому начинают воспринимать исповедь.
Одна старушка обычно говорит: «Да за всю неделю ничего не грешила». А теперь она признается: «Я все эти грехи послушала – я в них всех сама грешна». Когда я все эти грехи перечисляю, я сам стою и тоже каюсь в них. Читаешь и понимаешь: все про тебя!
А дальше подходит под разрешительную молитву и кается в своем личном.
Я считаю, что исповедь в принципе должна быть такой всегда, не только во время пандемии. Чтобы она не превращалась в пустые разговоры про соседей, а напоминала человеку, в чем конкретно он грешен. Это очень полезно.
– Что бы вы посоветовали людям, которых настиг коронавирус?
– Очень важно для болящего человека движение! Конечно, если он может двигаться…
Да, мне тоже тяжело было двигаться, я падал в обморок. Конечно, нужно, чтобы кто-то был рядом, помогал. Но я себя принуждал ходить через «не могу». Я решил: если я не встану, то я так и буду лежать. И отрывал себя от кровати: «Надо идти!» Мне говорят: «Давай мы тебе еду принесем!» А я говорил: «Нет, я встану сам».
Еще я старался дышать. Даже когда у меня была высокая температура, я делал глубокие вдохи, насколько мне хватало сил. Мне кажется, это меня спасало.
Надо стараться чаще делать дыхательные упражнения. Не давать застаиваться легким. Пока легкие работают, они живут.
– А в духовном плане?
– Заболеваешь – сразу благодари! Наши святые молились, чтобы Господь им даровал болезни. По-человечески – да, болеть не хочется, мы молимся, чтобы исцелиться. А святые просили болезней. Потому что они знали, как болезнь исцеляет душу человека.