На наш сайт пришел вопрос от читательницы:
Одна из заповедей гласит: «Не убий». А как же тогда война в Чечне? Что это? Из этой заповеди мне понятно, что никого на свете христианин не может убить. НИКОГО… Даже иноверца. Как быть здесь?
Отвечает священник Константин ТАТАРИНЦЕВ, настоятель храма Вознесения Господня за Серпуховскими воротами, заведующий сектором Военно-воздушных сил Синодального отдела по взаимодействию с Вооруженными силами и правоохранительными учреждениями, капитан дальней авиации запаса.
— Десять заповедей Господь дал Моисею на горе Синай для народа Божьего, еще не узнавшего Христа. Но в Ветхом Завете мы также читаем, как жестоко народ иудейский расправлялся с теми, кто был на его пути. Нарушал ли он заповедь «не убий»? Нет, потому что до Христа эта заповедь означала «иудей, не убий иудея», то есть «верный, принявший Господа, не убий такого же верного». Для того исторического этапа это была очень высокая заповедь – народ Израилев хранил истину, очищая человечество от скверны богоборчества и богоневедения.
Для нас же, христиан, заповедь «не убий» обрела свое абсолютное значение – нельзя убивать даже врагов, потому что врагов мы должны возлюбить. Противоречат ли друг другу христианское понимание шестой заповеди и воинское служение? Этот вопрос задавали еще равноапостольным Кириллу и Мефодию. Когда они были с миссией в Хазарии, хазары спросили их: как же вы, христиане, берете в руки оружие, когда Господь запрещает это? Святой Кирилл в ответ спросил их, что лучше для верующего: исполнение одной или двух заповедей? Хазары ответили, что, конечно, двух. Равноапостольный имел в виду слова Спасителя: «Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих» (Ин., 15, 13). Он сказал хазарам: вы приходите к нам с оружием, захватываете храмы, разоряете святыни, уводите в плен наших жен, а мы защищаем свою веру и своих близких, делаем всё, чтобы они не попали к вам в плен, и это есть исполнение заповеди – душу положить за други. Именно следуя завету Христа, христиане всегда считали за праведность защиту истины от зла, в том числе и с оружием в руках.
Это нашло отражение и в иконописи – архангел Михаил изображается с огненным мечом, великомученик Георгий Победоносец – с копьем, мученики-воины – с оружием и в доспехах. Всегда христиане были самыми крепкими воинами именно потому, что бесстрашно шли в бой и полагали свою жизнь за истину. И не случайно на Руси первыми крестились воины – князь Владимир с дружиной в Херсонесе. (Всенародное крещение в Киеве было позже). Принявшие благодать в таинстве крещения, дружинники князя Владимира доблестно несли свое служение. Об этом написано в летописях. И русские воины всегда следовали этим славным традициям. Александр Васильевич Суворов говорил, что если иные воины идут в бой побеждать, то русский воин идет умирать. Полагать жизнь за други. Не убий врага своего личного, его возлюби. Но от врага, который приходит на твою землю разорять твой храм, твой дом, готов уничижить или убить твоих родных, ты обязан защищать семью и Отечество. Как архангел Михаил, ополчив воинство небесное, стал преградой диаволу и полчищу падших ангелов, пытавшихся захватить престол Божий, и, в том числе воинской доблестью, вытеснил их из небесных обителей (Откровение, 12, 7-9).
И во время чеченской войны не раз было проявлено христианское мужество. Всем известен подвиг воина Евгения Родионова, отказавшегося перед лицом смерти снять нательный крестик. Он одновременно исполнил воинский долг, за что был награжден Орденом мужества, и принял мученическую христианскую кончину.
Если страна призвала тебя, ты обязан защитить людей от бандитов, потерявших образ Божий, зверствующих над мирным населением. Десятилетиями местные русские жили в мире с чеченцами, а сейчас в Чечне русских практически не осталось – их насиловали, убивали, продавали в рабство. Я не идеализирую эту войну – в ней было много жестокости, грязи, и еще нескоро мы узнаем о ней всю правду. Но также много было подлинной христианской жертвенности, когда солдаты и офицеры не щадя живота отстаивали интересы Отчизны и защищали слабых. Бескорыстие и жертвенность воинов снимают видимое противоречие между заповедью «не убий» и воинским служением.
Беседовал Леонид ВИНОГРАДОВ
Update от 24.11.06 Не противоречит ли участие в Чеченской войне заповеди «не убий»?
Ответ на этот вопрос, данный о.Константином Татаринцевым, был размещен на сайте еще в 2004 г. Но его слова удовлетворили не всех наших посетителей: средняя оценка, выставленная ими -– тройка. Многие читатели в своих отзывах оспаривают оправданность этой войны.
Маргарита пишет: «Нельзя не согласиться с тем, что необходимо защищать свою землю, своих родных, свою веру. Но какое отношение все это имеет к войне в Чечне? Кто из ребят, которые ТАМ гибнут, могут сказать, что они умирают за свою Родину? Ведь их Родина – ЗДЕСЬ, здесь их родные и близкие, здесь они могут защищать все то, что считают своим, а война эта (и подобные ей, известные истории) – самый бесчеловечный бизнес. Нельзя также отрицать и тех зверств, которые совершают наши солдаты на чужой для них земле, того, что многие из них возвращаются домой психически больными людьми. Потому что человеческой душе противно убийство, и совершивший или увидевший его уже не сможет быть здоровым и счастливым человеком, если не будет оказана необходимая помощь». Андрей: «нельзя, убивая, утверждать, что любишь ближнего. Наша война не против крови и плоти, а война на духовном уровне, хотя я и считаю разумным защищать свою семью, своих близких, и если будет нужно – не пожалею жизнь свою ради таковых.. Но вопрос был задан в частности о Чеченской войне, в которой пришлось воевать моим друзьям, для многих не секрет, что там было. И оправдывать такую войну, значит становиться соучастником греха, корpупции и обмана». Алексей: «Иисус никогда не брал в руки меч и тем более не призывал к насилию. «Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих» – кто для христианина друзья, братья его? Все. Поэтому война для него есть война между братьями. И Родина тут ни причем».
Мы решили вернуться к этой теме. И первым попросили ответить опять о.Константина Татаринцева, автора статьи, вызвавшей возражения у посетителей сайта, завсектором ВВС синодального отдела по взаимодействию с Вооруженными силами.
– Отец Константин, что Вы можете ответить на отзывы наших посетителей?
– Ну что тут ответить? В общем, это так и есть. Я и сам ни в коем случае не являюсь защитником этой войны.
Конечно, война в Чечне и кровавая, и грязная. Как любая война она перемалывает души людей и с одной, и с другой стороны, она является несчастьем для всех, и эта рана будет долго еще заживать. История и Господь рассудит, кто повинен в этой войне – и с одной и с другой стороны. Но это как бы остается за скобками самой войны. Потому что самые страшные грехи: коррупция, бесчеловечный бизнес на крови, о котором говорит Маргарита, совершаются тогда, когда запускается механизм, принимается решение о начале военных действий. Ответственность, конечно, на политиках – на тех, кто уже давно в стороне, в тени, кого уже не покарает закон своей явной или мнимой справедливостью.
Я знал Джохара Дудаева еще полковником, я был офицером, а он – командиром дивизии. Это был советский офицер, блестящий специалист, радеющий за свое дело – дальнюю авиацию, в то непростое уже для армии время. И когда доблестный генерал-авиатор, уйдя в отставку, взял на себя попечение о своем народе – в этом было благое побуждение. Его беда в том, что он попал в условия, когда под влиянием ельцинского призыва брать суверенитета столько, сколько возможно, взбесились многие националистические силы. Сразу возникла клановость, пошел передел собственности. Дудаев, будучи вовлечен в эту политику, отстаивал, как ему виделось, интересы своего народа.
Я помню, как он неоднократно приезжал, предлагал заключить договор, по примеру существующего между Россией и Татарстаном, но не добился доброго контакта с Президентом Российской Федерации, ответом было циничное наплевательство. Чувствуя ответственность за народ, он принял путь войны, диктуемый кланами, и, встав на него, как на рельсы, уже не мог свернуть. Он должен был оставаться до конца знаменем чеченской республики, его очень уважали. Чеченец-генерал – это была большая редкость в Советской армии. Я уверен, что он желал добра своему народу, он не злодей, его загнали на этот путь…
Смысла войны, ее глубинных целей, не понимали даже те, кто отдавал приказы о ее начале. Я помню, как в первую кампанию министр обороны заявлял, что мы, мол, одним десантным полком, одним танковым полком наведем порядок в республике и на Кавказе!
Но когда война началась, кому-то необходимо было поднять на свои плечи ее тяжесть. Люди, которые это сделали, – праведники.
Было бы счастье, если бы этой гнойной раны не было у нашей страны, если бы ее можно было бы лечить терапевтическими (то есть политическими или полицейскими), а не хирургическими методами. Но терпеть сложившуюся ситуацию было невозможно. Ты обязан защищать вверенных тебе слабых. И землю, собранную и политую кровью твоих предков, — передать потомкам не разграбленной. Нельзя списывать со счетов все безобразия, которые творились в Чечне на рубеже ХХ и ХХI веков. Живших там русских преследовали: их изгоняли, делали рабами, над ними издевались, женщин насиловали,– все это должно было как-то разрешиться. Я повторю свою мысль из позапрошлогодней статьи: должно пройти немалое время, чтобы объективно оценить всю ситуацию и сделать окончательные выводы о том, насколько адекватными были те или иные действия российской стороны.
– Но многие уже сейчас, говоря о деятельности армии в Чечне дают оценки, иногда – резко негативные. Некоторые прямо обвиняют ее в преступлениях. Знаете ли Вы о чем-то подобном? Как в таких случаях действует духовенство, окормляющее федеральные войска в Чечне?
– Задача священника в армии – чтобы не было мародерства, грабежа, чтобы люди не озверели, чтобы ненависть не проецировалась на слабых – на женщин и детей. Необходимо помочь солдату осознать свое человеческое достоинство. Как по-суворовски: русские солдаты в бою врага уничтожают, а после боя, сами голодая и замерзая, отдают пленным лучшее. Война – это грязное дело. Когда дурман отчаяния и боли захлестывает солдата, он способен на неадекватные поступки, на жестокости. На исповеди священник призывает душу воспрянуть и не опуститься, не очерстветь.
На иконе святого воина Георгия Победоносца конь чаще всего белого цвета. Это неслучайно. Вступать в брань со злом и победить — через свою веру, мужество, воинскую доблесть и профессионализм — можно только тогда, когда между тобой и злом абсолютная чистота, правда. Как Георгий Победоносец, ты должен быть отделен от того, что является предметом брани, чистотой и правдой. Только на белом коне можно победить зло. Если этого нет, то борясь со злом, незаметно можешь стать источником зла. Так зло множится, не побеждается, а побеждает, и даже те, кто с ним борются, становятся неотличимы от тех, с кем борются. Этот парадокс очень заметен в силовых структурах – мы это видели при разоблачениях т.н. оборотней в погонах: борцы с преступностью сами становились преступниками, да еще обладающими гораздо большими возможностями.
Но все-таки это исключительные случаи, а как правило люди там трудятся очень жертвенные и достойные. Даже молодые ребята, призванные из училища или после школы надевшие военную форму, те, кто был в молодости отравлен роком или какими-то пустыми идеями, после окопов и боевых действий совершенно переосмысливали действительность и домой возвращались уже другими. Неверующие становились верующими, опустошенные – перегруженными ответственностью и умудренными…
– Почему происходит такая трансформация?
– Чем война отличается от любой другой жизненной ситуации? Тем, что очень близка смерть и ты не знаешь, будешь ты жить через час или нет. Молодому, полному жизненных сил человеку в таком состоянии долго пребывать просто так невозможно. Когда видишь смерть по телевизору, когда она где-то далеко – такого не происходит. А когда твой близкий друг разорван гранатой или погиб в пытках, когда видишь угасающие глаза умирающего человека, который испытывает боль, возникает вопрос: ведь это может быть и со мной – и что тогда? Является ли моя личность чем-то большим, чем тело, которое рано или поздно разложится? Будет ли она жить после смерти, и если будет – то в каком состоянии? Или я как растение – сейчас есть, а потом раз – и нет?
Близость смерти у кого-то порождает страх, у кого-то – собранность и ответственность за прожитую жизнь, но всегда это очень глубокое религиозное чувство. Когда перед этой грозной правдой вопрошаешь самого себя: кто ты? зачем ты? – появляется место Богу, которого в обычной суете может и не оказаться. Эти вопросы мы в обычной жизни пытаемся заглушить суетой, громкой музыкой, чередующимися быстро обстоятельствами, телевизором, где все мелькает. На войне есть время и нет этих раздражителей, которые как бы заслоняют человека от самого себя. Там удобнее и остаться с собой наедине, и беседовать с Богом. А если такой диалог состоится, то вопрос: атеист ты или верующий – снимается. Не потому, что получены какие-то знания, а потому что солдат внутренним человеком почувствовал, что есть Некто, Кто дал ему эту жизнь, эту личность. Конечно, когда солдаты возвращаются домой, они снова могут окунуться в суету, но есть нечто такое, что уже незыблемо пребывает в душе, некий опыт, который фундаментально созидает человека как человека, как личность.
– Нет ли у солдат, которые на войне уверовали и переосмыслили свою жизнь, побуждения бросить оружие, уйти в монастырь? Или, например, возлюбить врага своего и пойти брататься с противником?
– Нет, на такой поступок может подвигнуть только экзальтация нездорового человека. Вера – это не только радость богообщения, но и желание исполнить свой воинский долг и ближнего, однополчанина, не подвести. Если ты все в такой экзальтации бросишь, это кончится печально. Кавказцы по своему менталитету уважают тех, кто силен, кто облечен властью или вооружен, – такого готовы слушаться, вести с ним паритетный разговор. А когда видят слабость, ею пользуются, слабый погибнет.
– Но ведь не только однополчанин – ближний? Получается, что верующему солдату приходится одновременно признавать в противнике образ и подобие Божие и все равно убивать его? Как это совмещать?
– Ну, если так рассуждать, можно далеко зайти. Может быть не надо запирать дверь, ведь вор – образ и подобие Божие? Но я уверен, что и Андрей, и Маргарита, написавшие свои отзывы, запирают свои дома, чтобы то, что им дорого, не было разграблено. Так же должна быть на замке и граница. А если в дом врывается негодяй, насильник, то у любого отца с любыми самыми гуманными идеями будет желание его остановить, а то и вразумить, чтобы впредь было неповадно. Так же когда насилуют Родину-мать, то у сыновей есть законная потребность и священная обязанность ее защищать
У Ивана Ильина есть такое рассуждение. Когда в руки можно брать оружие, чтобы не просто угрожать, но уничтожить врага? Только тогда, когда ты готов, представ с ним перед Богом, перед Истиной, Которая не зависит от обстоятельств, дать ответ за то, что совершил, и при этом чувствовать правильность и праведность своего поступка. Тогда поступок можно совершать.
– А российские солдаты соответствуют этому требованию?
– Они еще мальчишки, конечно, не всех еще мы согрели, как должно, теплом молитвы, духовным окормлением, многие не поднимаются до таких высот. Но так должно быть, для этого и работает Синодальный отдел.
Армия, безусловно, должна быть вооружена ощущением, что она отстаивает правое дело, наводит порядок в хаосе и противостоит разгулу бандитизма.
– Есть ли перспектива православной миссии среди чеченцев и могут ли православные солдаты быть миссионерами для мирных жителей?
– Миссия должна быть очень тактичная. Раз эти люди причисляют себя к другому вероисповеданию – надо уважать это и не пользоваться преимуществами в положении, не навязывать веру. Надо стараться быть уважительным к любому проявлению того, что для другого человека свято, даже если с твоей точки зрения это является заблуждением. Здесь стоит говорить не о веротерпимости, но о вероуважении. Но если кто-то пытается в христианстве найти ответы на какие-то вопросы, такому человеку помочь, конечно, нужно. Исторически это население не было христианским, но там были казачьи станицы и церкви, и все мирно жили плечом к плечу.
Миссией должна быть сама христианская жизнь; если она кого-то позовет – в этом смысле миссия возможна, а любая навязчивость может наоборот приводить к озлобленности и дополнительным проблемам.
-Можно ли говорить о духовном смысле войны?
– В начале Господь сотворил небо, т.е. духовную иерархию, а потом землю, т.е. мир тварный, в котором мы живем. Война началась между добром и злом еще до сотворения человека, когда архангел Михаил силой оружия ополчил верных Господу ангелов против отпавшего архангела Денницы, которого мы зовем диаволом. Так устроен мир, мы вошли в него, чтобы своими душами восполнить число падших ангелов, число воинов небесных. Война между добром и злом, начавшаяся до сотворения мира, проецируется в него, и наша нынешняя история является продолжением Священной истории. От сотворения мира до апокалипсиса продолжается священная история, и мы участвуем в ней. Сейчас граница между добром и злом проходит не только через человеческие сердца, но и через народы, государства, через все, происходящее на земле. Когда приводятся слова ап.Павла, что наша брань не против плоти и крови, а против духов злобы поднебесной, то имеется в виду, что главная наша война ведется в собственном сердце, в своем внутреннем космосе. Но, живя в этом мире, неся ответственность за него, невозможно только благостно созерцать на происходящее, надо иногда выходить из окопа и идти под пули. Это самое высочайшее смирение – пойти навстречу смерти.
Война в любом случае – процесс духовный. Сталкиваются добро и зло; не бывает так, чтобы добро столкнулось с добром. Зло со злом бывает, сталкивается, но только, чтобы соблазнить добро. Чаще все-таки со злом борется добро.
Где проходит эта граница в чеченской войне – определить очень трудно. В Чечне много людей, которые осиротели от военных действий, от бомбардировок; потеряли своих стариков или детей… Кавказский менталитет требует, чтобы кровь родных была отомщена, им нельзя успокоиться, пока убийца близких не наказан. Это толкнуло очень многих чеченцев к вооруженной борьбе с федералами (хотя замечу, что мне очень не нравится этот термин: «федералы»)…
Конец 1-ой чеченской войны. Фото из книги ген.А.Куликова и С.Лембика «Чеченский узел»
Но мне не хочется давать оценку этой войне. Она состоялась, российские войска противостояли в ней сепаратизму, защищали целостность государства, и ими было явлено много доблести. Еще раз повторю, что любая война – явление духовное, и с той и с другой стороны люди духовно переосмыслили свое бытие, свой внутренний мир и мир внешний.
Война потихоньку затухает. Там уже нет тех боев, как раньше. Жизнь возвращается, восстанавливается экономика. Я слышал в новостях, что построили аэропорт, и даже люди далеких от строительных специальностей собрались, чтобы успеть в срок – ко дню рождения Рамзана Кадырова. Очень много средств идет из России на восстановление — и через налоги, и даже некоторые предприниматели жертвуют. Я знаю, был такой момент, когда милиционеры, отправляясь туда в командировку, брали с собой для школы, для детских клубов аппаратуру, вещи. Возможно, так проявлялось и чувство моральной ответственности русского народа за то, что там произошло.
И если шаг за шагом наступает внешний мир, то я думаю что со временем, после излечения военных ран, наступит и мир внутренний.
Кроме о.Константина «чеченскую» тему мы обсудили с иером.Феофаном (Замесовым) , духовником Софринской бригады Внутренних войск, окормляющим ветеранов чеченской кампании и других конфликтов последнего времени и с игум.Варлаамом (Пономаревым) , благочинным православных церквей Чечни и Ингушетии, членом Общественной палаты Чеченской Республики. Полностью прочитать интервью о.Феофана можно здесь, о.Варлаама – здесь.
Cпрашивал Михаил ЛЕВИН
