Это как утренняя газета в иностранных фильмах. Раскладываешь на столе, добравшись до законной чашечки кофе, и начинаешь неторопливо листать. И как в газете раздирающие наш мир жестокости тонут в запахе кофе, так и в дневнике – замечания парадоксальным образом успокаивают. Никаких неожиданностей.
Я очень люблю многодетные семьи. Это – заезженные кассеты с «Бременскими музыкантами» и «Алисой в стране чудес», это поделки из колючих каштанов и разноцветных кленовых листьев, это запах свежевыпеченных медовых пряников и при шести-семи детях – двенадцать-четырнадцать дней рождения и именин в год, не считая родительских. Это большие застолья и семейные стенгазеты (почти как в детстве у Блока, семья которого выпускала в течение нескольких лет собственный рукописный журнал). Это без преувеличения сотни тетрадок-ручек-ластиков перед 1 сентября, это шумные игры в «Мафию» у дачного костра и велики всех цветов и размеров, наваленные кое как в сарае, хотя много раз были произнесены правильные родительские слова о том, как важно аккуратно относиться к вещам. Это всегда особая атмосфера большой компании близких людей, к которой тянутся окружающие.
Да, я люблю большие семьи и их особый мир, но когда дети из многодетных выходят из своего в большой мир, когда они попадают, как говорится, в общество, начинают происходить странные вещи. Скажем, школа. Многодетные родители чаще всего отдают своих детей в православные заведения – свои же, церковные, люди окружают, праздники соблюдаются, вообще, плохому не научат, все друг друга любят и, главное, атмосфера домашняя.
И вот приходят сюда дети из больших семей, и им хорошо. Сначала с ними пытаются наверстать все, чему бедные замотанные родители не успели их научить – буквам, цифрам, цветам, геометрическим формам, обязательно в игровой форме занимается с ними логопед. Что, спрашивается, не слышали родители, что ребенок не выговаривает половины букв? Слышали, но некогда было в поликлинику ходить к бесплатному логопеду, а платный на дом – дорого. Потом хореографические кружки заводят, рисование и лепку, чтобы восполнить-восполнить-восполнить.
В группе продленного дня – обязательно гулять, родителям, опять же тяжело, надо им помочь. Необходимо проверить наличие варежек зимой и резиновых сапог осенью – родителям некогда на такие мелочи отвлекаться, нет никаких сил, им ведь надо главным заниматься. И педагоги, пришедшие в православное учебное заведение работать за идею, подтирают сопли-слюни и штопают колготки.
А детки, тем временем, растут. Пора и за английский браться. И тут появляются в стенах учебного заведения родители и начинают спорить – одни кричат, что де, мол, нагрузка и так слишком большая, не справляются дети, дома им помочь некому, мама в роддоме, бабушка в холле музыкальной школы живет: «не надо нам английского! Почитайте просто с нашими детьми книжки!» Другие возмущенно отвечают, что английский нужен, как же так в современном мире без английского. Спорят-спорят родители, а учителя стоят по стойке смирно и внимают им, заказчикам образовательного процесса.
Потом начинается средняя школа. И тут уж детки выходят из-под крылышка первого любимого педагога и начинают осматриваться в этом большом мире: бегать сломя голову по коридорам, например. Пишут им замечание в дневник, мама читает и ничтоже сумняшеся комментирует это по телефону своей подруге, другой многодетной маме: «Знаешь, у меня ведь на этот счет целая теория есть. Вот почему наши дети бегают? Потому что им дома тесно, потому что они привыкли в куче – не повернуться, а тут целое пространство, вот они от этих квадратных метров-то и дуреют. А что я Васе своему скажу – не бегай! Он же и так несчастный, ни своего угла, ни письменного стола, а тут еще и в школе пробежаться нельзя. Где ему бегать-то, не в фитнесс же какой-то идти за страшные деньги!» «Да-да-да, – вздыхает собеседница, – вот у нас ну прямо то же самое. И замечания эти и теснота, ну, действительно, они от больших помещений с ума сходят!» А детки сидят тут же рядом, слушают, соглашаются.
Вообще замечания в дневнике – тема, заслуживающая отдельного исследования. Понятно, что православная школа – это такой замкнутый мирок, она сродни сельской, местечковой, где все друг друга знают и либо вместе крестили детей, либо каждый год отдыхают в соседних домиках в Крыму. Поэтому до сведения мамы доводятся такие важные мелочи, как «кидался на уроке ластиком», «говорил», «смеялся», «опять говорил», «сыпал сахар соседу в чай» и т.д. А мама ужасается поначалу, а потом привыкает – ведь ко всему привыкаешь. Об этом хорошо рассказал митрополит Антоний Сурожский в своих воспоминаниях: когда он в детстве жил в доме с большим садом, у них был баран, который как-то зашел в дом и устроился в кресле, и в первый раз это всех возмутило, во второй-третий-четвертый его также прогоняли, а потом привыкли. Когда баран в очередной раз оказывался в кресле, все просто говорили: «О! Баран пришел!» и никто уже не ужасался. Так и тут, дневник с замечаниями для многодетной мамы –как утренняя газета в иностранных фильмах прошлого века. Раскладываешь это на столе, добравшись до законной, в тишине выпиваемой чашечки кофе. Раскладываешь аккуратно, на краешке стола, так, чтобы не задеть масленку, варенье, сыр и начинаешь неторопливо листать. И как в газете раздирающие наш мир жестокости, катастрофы и природные катаклизмы тонут в запахе кофе и свежего хлеба, так и в дневнике – замечания, которых больше, чем домашних заданий, парадоксальным образом успокаивают. Никаких неожиданностей, все так, как и следовало ожидать.
Но в дневнике бывают не только замечания. Вот математичка поставила вчера двойку. Он к ней перед уроком подошел, сказал, что учебник в школе забыл, задание не смог сделать, а она ему – 2! Мама звонит учительнице, придти-то она не может, младших оставить не с кем: «За что Вы, Марья Николаевна, моего Васю-то? В который раз не делает домашнего задания? Ну, на той неделе у него концерт был, потом он у бабушки ночевал, нам его с хора забрать некому было, вот он у бабушки, да. А потом его сестричка учебник куда-то утащила, а потом он просто тетрадку в школе забыл, ну с кем не бывает, а Вы ему сразу 2! Видно, Вы нас, многодетных, не любите!» Положим, последняя фраза не произносится вслух, но молчаливая укоризна отчетливо слышится в эфире.
И садятся дети на шею, и делают, что хотят, и бедные учителя только руками разводят – ну что с ними сделаешь, правда, ведь на полу спят, матрасы каждую ночь разворачивают, а утром в одну кучу собирают. Потом кто-нибудь не выдерживает и созывает родительское собрание – как же так, тут вашим детям и то, и это, а вы не цените, а они не хотят. «А что Вы себе думаете, – встает какой-нибудь отец семерых детей с окладистой бородой, – учите так, чтобы наши дети хотели и знали, все от вас зависит. Вы, мол, плохие учителя, если научить не можете». И искренне, ведь считают, что надо лишь правильно учить. А вот учиться не надо. В то время, как самым главным в этом слове (учить-ся) является именно возвратная частица –ся! Не научишь, если учиться не хотят и сами не учатся.
А теперь посмотрим, что происходит с детьми из больших семей в светских школах, хороших государственных, куда поступают, не для того, чтобы социализироваться и общаться, а чтобы получать знания. Приходит учитель в 7 класс, там 25 детей, 4 из них – из многодетных семей. Учительница дает задание, учительница вызывает к доске, учительница ставит 2 и никому не приходит в голову с ней спорить и объяснять про младшую сестренку и престарелую бабушку. Если говорят купить книгу, находят силы-время-деньги, едут и покупают, если говорят, что надо выучить неправильные глаголы – учат. Родители шьют костюмы, сочиняют стихи и ходят на дни открытых дверей. Почему-то они участвуют в жизни школы и не позволяют детям носить несвежие рубашки. Окружение, которому чужды все эти ахи и охи вокруг многодетных, заставляет подтянуться. И не приходит в голову на общем собрании вставать и сообщать учителю математики, что теперь надо учиться не по Жохову, Виленкину, Шварцбурду или Ершову и Голобородько, а по «Началам православной арифметики», там ведь все по-нашему, по-православному:
«Система Православныхъ координатъ обозначается какъ ДУХъ. Сравнимъ съ Декартовой – ZYX. Правда, похоже, но смыслъ совсемъ другой. А у насъ и формулы начинаютъ говорить, прямо таки по Пушкину: – «Тамъ Рускiй ДУХъ! Тамъ Русью пахнетъ!» (кодовое слово «Тамъ»). Допустимъ, что Рене Декартъ не зналъ о нашей системе. Тогда откуда такой явный плагiатъ? Онъ же ввелъ въ алгебру обозначенiя неизвестныхъ величинъ въ виде латинскихъ знаковъ «x, y, z», а данъныхъ величинъ – какъ «a, b, c»» (если кто заинтересуется книгой, начать знакомство с ней стоит с аннотации издателя: «В книге изложены фундаментальные основы арифметики, теория чисел, произведен анализ современного состояния математики. Открывая старые знания, все более и более убеждаешься, какая колоссальная разрушительная работа была проделана, чтобы уничтожить и исказить базовые основы нашего мировоззрения в области языка, геометрии и арифметики. Это наложило отпечаток и на остальные науки, свидетельство тому – приближающаяся катастрофа нашей технократической цивилизации…»).
И сидит на родительском собрании в государственной гимназии усталый бородач и молчит себе про православную арифметику, сдает 500 рублей «на охрану», не возмущаясь, что последнее у многодетных отбирают. И ребенок почему-то не считает, что все должны жалеть и входить в его положение спящего на полу.
В последнее время я прихожу к неутешительному выводу, что нас, многодетных, надо как-то разбавлять, в сильной концентрации мы становимся невыносимы и погружаемся в какое-то общее болото безответственности, взаимных жалоб и нудежа: «нас не понимают». И легкое жужжание звонкой стрекозой велосипедной цепи превращается в скрипучий скрежет цепи ржавой, беспрерывно соскакивающей с гнилых звездочек. Это как с инклюзивным образованием. Хорошо, когда дети с ограниченными возможностями вписываются в класс, в коллектив, в школу, они получают знания, они подтягиваются, они социализируются, но чтобы модель работала, инвалидов должно быть не так много. Если их становится 60-70% от общего числа учащихся, то это уже школа для детей-инвалидов. Так и с многодетными, при всей моей любви, когда их слишком много, заведению надо присваивать особый статус.
Анастасия ОТРОЩЕНКО
| Об авторе: Анастасия Отрощенко – многодетная мама, учитель русского языка и литературы в Димитриевской школе. Работала редактором программы на радиостанции «Радонеж», редактором рубрики ряда современных журналов различной тематики, литературным редактором в издательстве. Читать предыдущий выпуск колонки Анастасии Отрощенко |
