БОМЖ – едва ли не самая удачная аббревиатура российских чиновников, ставшая именем нарицательным, принятая большей частью населения. Так же органично принятой стала и официальная версия, регулярно сквозящая в СМИ, что БОМЖ – это человек, который не хочет работать, а только паразитирует на теле общества. Грязный, вонючий, заразный человек-нечеловек, опустившийся до животного образа жизни, к нему и подходить-то опасно. Одно время распространялась страшилка, что именно БОМЖи-то по ночам нападают и грабят поздних прохожих.
О БОМЖах не принято говорить. Как какую-то постыдную, эту тему игнорируют. БОМЖей избегают, их сторонятся, с ними рядом не садятся даже в самом набитом вагоне метро. БОМЖ неуместен на самой грязной улице, в самом загаженном дворе или подъезде, его отовсюду гонят, бьют.
Капитан одного из центральных отделений милиции рассказывал, как какой-то из его усердных оперов после зачистки к народному празднику угодил в больницу с гепатитом. «Из-за них!»- уверен капитан. БОМЖей побаивается даже милиция! К лежащему на земле или снегу грязно одетому человеку, как правило, не подходят; милиционеры, не вылезая из машины, вызывают спецперевозку. Естественно, никто не торопится.
Над БОМЖами глумятся, их убивают, калечат. Этим занимаются и милиция, и охранные организации типа «родоновцев», и скинхеды, и рядовые граждане. Возможность безнаказанно истязать человека оказывается привлекательной для многих. Лет 5-6 назад проскочила информация, будто средний срок жизни бездомного человека два года, сегодня называется цифра 4 года. Каждый год только в Москве официально называется число замерзших за зиму под 400 человек. Один автобус «МИЛОСЕРДИЕ», собирающий по ночам замерзающих людей, приютил на ночлег за прошлую зиму около 1.5 тысяч человек.
Сообщалось, что в Москве порядка 100 тысяч бездомных. Это те, кто оказался на улице из-за махинаций, распада семьи, ликвидации ведомственного жилья, освободившиеся из заключения (квартиры осужденных нередко достаются сотрудникам милиции), а также иногородние, попавшие в Москву в поисках заработка и здесь ограбленные, без документов и средств на дорогу домой.
Я занимаюсь кормлением (бесплатной раздачей обедов) бездомных и нуждающихся десять лет. Вблизи БОМЖ не похож на человека, настолько не желающего работать, что готов платить за это жизнью и человеческим достоинством. Каждый бездомный переживает название БОМЖ как клеймо, как оскорбление. Сами они называют себя бродягами. У каждого есть мечта вернуться к нормальной жизни и надежда, что где-то вот-вот сегодня-завтра подвернется стоящая работа. Должно повезти. Это характерно: видимо в таком положении включаются защитные механизмы психики и человек не заглядывает в будущее, а живет только сегодняшним днем и настоящим часом. Что будет вечером, завтра или еще дальше в его сознании очень расплывчато. Если сказать ему «Иди туда, там тебе дадут то-то», он, скорее всего, пойдет, но если пригласить его к определенному часу через день или два, то, как правило, можно и не ждать.
Эти люди нередко ведут себя нелогично, странно для обычного восприятия, иногда вызывающе. Разбредаясь в поисках прожиточного минимума, они уславливаются о встрече, но бывает, не могут вспомнить оговоренные место и время, так что действительно теряют друг друга иногда на несколько лет или навсегда. Стоит учитывать, что, если бродягу пронесло в подъезде, это не то, когда сосед соседу вымазывает фекалиями ручку сарая. В загаживании подъезда нет умысла. Он честно не хотел кому-то сделать плохо. Но жизнь такого человека бывает низведена до удовлетворения минимума физиологических потребностей. Где и в какой момент такая потребность им осознается, там и тогда он ее и старается реализовать. Уборка же или соблюдение чистоты насущной потребностью не является. С утра он клянется и уверен, что никогда больше не будет пить, потому что болит голова, печень, скверное самочувствие. К вечеру напивается, потому что пригласили собутыльники, сам насобирал, а главное – осознал потребность. Бывает, такой человек рвется домой. Взывает: «Спасите! Помогите вырваться из такой жизни!» Однако, если действительно принять участие в его судьбе, – не давать ему денег, а сопроводить на вокзал, купить билет и посадить на поезд, – высока вероятность вскоре повстречать его вновь. Он не обманул, побывал дома, но бежал от непринятия и осуждения земляков. Теперь, окунувшись в привычную стихию, будет так же отчаянно тосковать по дому.
Такие ситуации можно приводить и приводить. Смешные, трагичные, омерзительные, жестокие – это их жизнь, как у судна без руля и ветрил. « Жизнь, которую они сами себе выбрали!» – стараются заверить нас СМИ, и с ними согласно большинство сограждан. Но какая-то тусклая, тупая обреченность в их взглядах, разговорах, рассказах о себе убеждает меня, что выбора, как свободного, сознательного волеизъявления никто из них не делал.
Я хорошо помню приходивших за едой десять лет назад грязных, запущенных стариков и средолетов. Затравленные (как раз в ту пору СМИ рьяно формировали общественную точку зрения на БОМЖей), задавленные чувством вины за свое положение, они вели себя очень робко, сконфуженно. При этом обнаруживалось, что люди, меньше других способные позаботиться о себе, самые неопрятные и запущенные, имели не по одному высшему образованию, знали по нескольку языков. В ту пору на помойку переселилось много интеллигенции, людей науки и искусства, не успевших сориентироваться в новых отношениях. Их просто выгоняли из квартир. За одинокими пенсионерами охотились ДЕЗы, милиция – убивали или выкидывали на улицу. Таким же образом исчезали люди из коммуналок – квартира переходила в руки одного хозяина. Огромное количество жуликов беспрепятственно сколачивало свой нынешний капитал тогда на рынке жилья. Старики сошли быстро.
Потом приходили мужики. Угрюмые, сильные, резкие. Они сами не могли понять, что с ними произошло. Большинство приезжали в столицу на заработки, нередко артелями. В Москве у них прямо в привокзальных отделениях милиции изымалась вся наличность и документы. Им говорили: несите денег – отдадим документы. Просили немного 200 – 300 рублей. Только не предупреждали, что это лишь первый взнос. Забрав этот выкуп, отправляли за следующим. Мужики возмущались. Их били. Кого-то до смерти или до инвалидности. Отбитое мясо нагнаивалось и, пластами отваливаясь с голеней, издавало тлетворный смрад. С головы, умело обработанной дубинками, они иногда просто не могли снять шапку – волосы и головной убор пропитывались кровью и гноем. Вернуться домой инвалидами многие чувствовали себя не вправе и спивались быстро и безоглядно.
Алкоголиков не уважали. Тех, кто спился раньше, чем попал на улицу, кого за пьянки выгнали из семьи, кто пропил квартиру, так и звали «алкоголик». Но ни в коем случае не лишали поддержки, общения. Оказавшись изгоями общества, эти люди могут найти сочувствие и понимание без всяких условий и объяснений только друг у друга.
На сегодня состав бездомных заметно помолодел. Это возмущает и отталкивает от них еще большее количество людей. «Наркоманы!»- готов приговор у многих, – «Они сами себе выбрали судьбу и недостойны жить». Неожиданно для себя из коротких разговоров во время перевязок я узнал, что немало из них воевали. Сейчас на улицах достаточно тех, кому выпало жить после чеченской бойни, но что теперь делать с этой оставленной им жизнью, куда себя деть, они не знают.
Моя знакомая, психотерапевт и психолог с большим стажем, проходившая курс дополнительного обучения в США, рассказывала, что там армия наемная. Бойцов долго готовят к пролитию настоящей крови на манекенах. Но все-таки, если солдат хоть раз побывал на театре военных действий, пусть даже не участвовал в бою, он должен пройти психологическую реабилитацию в течение одного года. Если участвовал, – от трех лет и сколько еще понадобится для полноценного возвращения в мирное общество. Да и вообще там у большинства семей есть психолог. У нас же, как известно, мальчишек-призывников ни к чему не готовят: ни к войне с согражданами, ни к уголовным взаимоотношениям, а сразу, обезумевших от зверского обращения, бросают в бой…
Неплохо также задуматься, куда деваются повзрослевшие ребята из интернатов. По закону им полагается жилье и самостоятельность. Это после десятилетий опеки и полной зависимости, жизни в замкнутом незрелом сообществе без подготовки к трудностям жизни…
И бесполезно ждать, что на нынешних молодых, здоровых с виду бродяг подействует грозное осуждение общества и они одумаются, начнут ударно трудиться. Уже упомянутые казусы их жизни красноречиво доказывают, что у этих людей серьезно поражена личность. Они не выдержали напора действительности и остро нуждаются в профессиональной психологической, социальной, духовной, наркологической реабилитации. Просто так из них уже не получится отжать еще какую-то экономическую выгоду, как бы этого ни хотелось их судьям. Чтобы эти люди стали опять социально и экономически значимыми, в них надо вкладывать немалые средства.
Кто этим станет заниматься? Мы понимаем, что никто. Дешевле сформировать общественное мнение и ничего не предпринимать, пока не истекут те самые два или четыре года, которые отпущены человеку улицы. И каждый из нас может набрести где-нибудь в лесу или на окраинах подмосковных кладбищ на ободранные бульдозером полосы земли. Иногда из нее торчат клоки плотного целлофана, в который у нас заворачивают трупы, чтобы не тратиться на гробы. Их сгружают в отрытую экскаватором траншею и наспех, небрежно заравнивают бульдозером – ровное место, ни имен, ни знака погребения, никакой памяти.
Может быть, это и есть выход? Несколько лет подождать, потерпеть, пока вымрут все те, кому не повезло, кто не смог вписаться в современные условия нашей жизни? Но мы уже не одно десятилетие живем без глобальных бедствий, неурожаев, войн. Удивительно, что это вовсе не сказывается на качестве жизни большинства населения. Никак не могут подняться промышленность, сельское хозяйство, наука. Растут цены. Падает рождаемость. Огромное количество людей остается без работы или перебивается случайными заработками. В этих условиях основным вектором деятельности государства является добыча и экспорт полезных ископаемых, сырья, энергоресурсов. А люди, народонаселение страны – это «трудовые ресурсы», которые тоже можно продать или выгодно использовать, как это происходит в странах «третьего мира». И с другой стороны в самом обществе, где мерилом ценностей являются деньги, достаток, процветают недобросовестные способы наживы, подход к человеку тоже может быть только утилитарным: как его эффективней, прибыльней использовать.
Отсюда тотальная практика отказов выплатить деньги за выполненную работу. Здесь же коренится причина привлечения дешевых рабочих рук из соседних республик. Отсюда та гонка, высочайший темп, в котором живут многие в Москве без отпусков и больничных. Степень их задействованности и отдачи высока, а зарплаты велики только по нашим меркам и не дотягивают до средних в развитых странах. Я знаю случаи, когда люди, заболев, и даже узнав смертельный диагноз, продолжают до последнего работать, никому ничего не говоря. Слишком велик и реален страх потерять работу, семью и умирать в одиночестве и нищете – БОМЖом.
Все сказанное позволяет посмотреть на человека с клеймом БОМЖ как на отработанный материал, пустую руду, шлак, из которого добыли все полезное, а его выбросили в отвал. А те, кто сейчас осуждает его, злится, что он не работает, сами в какой-то момент могут сорваться и стать отработанным, всеми презираемым шлаком. При нынешних ценностях, отношении к человеку, способах хозяйствования я не вижу условий для самопроизвольного исчезновения бездомных или хотя бы уменьшения их численности. Болезнь не исчезнет сама по себе. А если ее не замечать, делать вид, что ничего страшного не происходит, она даст неожиданные уродливые метастазы в обществе уже в недалеком будущем.
Константин Мурашов
Источник: сайт храма Космы и Дамиана в Шубине
