Координатор детских домов Православной службы «Милосердие» воспитатель Елизаветинского детского дома, психолог Елена Лутковская делится с нами опытом разрешения конфликтов среди подростков, воспитывающихся в детских домах .
– Елена, многие говорят, что воспитанникам детских домов тяжело приспособиться к жизни не только в бытовом плане, но и в плане взаимоотношений. Это особенно хорошо видно, если понаблюдать, как подростки-детдомовцы общаются друг с другом. В них много агрессии. Как вы думаете, конфликты детдомовцев старшего возраста чем-то отличаются от конфликтов обычных подростков?
– Конечно, в целом они отличаются. Этих конфликтов больше и они острее, чем в обычной подростковой среде. При этом мы понимаем, что и обычная подростковая среда не белая и пушистая, у семейных детей тоже есть конфликты, но они не такие яркие.
В детском доме уровень конфликтности обостряется, увеличивается, это вполне объяснимо. Откуда это идет? Нам иногда кажется, что, если ребенок много пережил, то он должен быть добрее и терпимее к другим, но это не так. Мы относимся к другим, исходя из нашего опыта.
– А если изначальный опыт не очень приятный? Я имею ввиду не отношение к детям в детском доме, а жизнь до него.
– Все наши подопечные что-то страшное пережили. Если ребенок «отказной» – это самый тяжелый опыт, опыт отвержения. Он переживает его каждый день. Если ребенок пришел в детский дом после сложной жизненной ситуации, он переживает травму разрыва с семьей, даже если это была самая неблагополучна семья. Все наши дети многое вынесли, они видели агрессию (как папа бил маму или даже как мама убила отца). Часто дети встречались с опытом насилия. И если совершалось насилие по отношению к ним, дети его воспроизводят.
– Этот опыт лежит где-то в глубине души?
– Да. До поры до времени, до начала серьезных конфликтов. Когда ребенок приходит в детский дом, он часто выглядит скромным, зажатым. Это для нас не повод считать его именно таким. Это повод понаблюдать за тем, как он общается с другими детьми. Конечно, нельзя утверждать категорично: если ребенок столкнулся с насилием, он будет агрессивным до конца жизни. Но это значит, что он в зоне риска.
– И что же делать?
– С ним надо работать в нескольких направлениях. Прежде всего это духовная работа. В церковных детских домах ее осуществить проще и самим детям проще работать с внутренней агрессией, обидой. Ведь попытки справиться с гневом, яростью, желанием взорвать все вокруг себя – это духовная борьба. С Божьей помощью все это можно преодолеть, даже самые глубокие душевные раны залечить.
Второе – это психологическая работа. В наших детских домах есть психологи, опытные педагоги, которые помогают в решении конфликтов, нормализуют общение. Наша задача – научить ребенка выходить из конфликта достойным образом.
– Чем отличаются по своей природе конфликты между детьми, воспитывающимися в детском доме, от обычных детских конфликтов?
– Можно говорить о нескольких параметрах: конфликтов в среднем больше, они острее и ярче. Принцип этих конфликтов простой: если у меня что-то болит, и это задели, будет соответствующая реакция.
Если мне просто наступили на ногу – мне неприятно, но если при этом у меня болит нога, я реагирую очень остро. Так же и с конфликтами. К тому же конфликтность связана с общей недоверчивостью. Здесь влияют наши установки. Если я живу с базовой установкой, что мир хорош и доброжелателен, если я напитан любовью, я реже выдаю негативные реакции, проще разрешаю конфликтные ситуации. А если я живу в агрессивном или равнодушном мире, я чаще злюсь, обижаюсь даже на пустом месте.
Когда происходит какое-то недоразумение – мы плохо договорились, мне что-то не понравилось – если меня кто-то случайно обидел, я заведусь и отвечу, перессорюсь со всеми и опять получу от мира негативную реакцию. Возникает замкнутый круг, в котором очень мало любви и счастья.
– А христианские установки помогают? Обижают -терпи. Если нападают несправедливо – это даже хорошо…
– Помогают, если мы руководствуемся ими добровольно. Но не помогает их насильственное внедрение. Мы можем по-новому показать ребенку ситуацию, в которую он попал, рассказать ему о конфликте с другой стороны, показать, что другому тоже больно. Очень часто наши дети не чувствуют боли других людей, но это не потому, что они злые, а потому что их боль слишком велика, она затмевает все.
А мы можем быть более сочувствующими только если взрослые нас с детства любят и ждут нашего эмоционального отклика, радуются ему. Из этого и вырастает сочувствие, сопереживание. А из опыта отвержения рождается обида или равнодушие к другим. Дети в детских домах часто не могут, не умеют переживать и сочувствовать. Это не вина, а беда. Мы должны их этому учить, но не должны ничего навязывать. Иначе можно отвратить ребенка от веры.
«Если вера – это то, для чего я должен только смиряться и страдать, я отойду от вашей веры», – думает ребенок. Мы не можем требовать смирения. Даже Господь этого не требует от нас.
– А чем поведение нынешних детдомовцев в отличается от поведения сирот, скажем, советских времен?
– На мой взгляд, у советских беспризорников ситуация была более благоприятной: их родители погибли или их «смыло исторической волной». Особенно «благополучная» ситуация у детей военных конфликтов – гражданская война, вторая мировая война. Их родители погибли в войну – да, ты живешь в детском доме, но ты ребенок героя. Это совсем другая ситуация. А сейчас? На пустом месте от тебя отказались, о тебе не смогли заботиться – это очень болезненно.
Важно понимать, что советское время, хоть и безбожное, по инерции питалось из установок христианской морали. Уровень нравственности был выше. Моральные устои детдомовцев – отражение процесса, который шел в те годы. А если сейчас поговорить с детьми из детских домов, вы увидите разные уровни нравственности, воспитания.
Православные детские дома – отдельная история. Совершенно очевидно, что наши дети отличаются от остальных. Не потому, что мы лучше работаем, а потому что у нас возможностей больше. Я не представляю, как можно растить ребенка без веры. Если у ребенка нет родителей, если его бросили, а у него еще и Бога нет, за что держаться? У наших подопечных, если удается воспитать их в вере, появляется понимание, что Бог – отец, а мать – Матерь Божья. Это совсем другой взгляд на мир.
В основном, наши выпускники создают семьи, рожают детей, а это главный признак того, что с конфликтами они справляться научились. Если ты не умеешь взаимодействовать с людьми, ты либо не создаешь семью, либо она неустойчива.
– А есть ли у современных воспитанников детских домов кодекс чести, который был присущ сиротам прошлых поколений?
– Общего нет. Но есть объединяющее: святость кровной семьи. Это становится явным в подростковом возрасте. Внешне ребенок может утверждать, что он ненавидит свою мать и хочет убить ее, но если ты поведешься на провокацию и скажешь что-то плохое про нее, то получишь отпор. Этого делать ни в коем случае нельзя.
– А как можно работать над снижением уровня конфликтности в детском доме?
– Можно придумывать интересные программы, нацеленные на сплочение, можно нивелировать многие конфликты и вспышки. Например, недавно, во время осенних каникул, мы наших младших школьников вывозили на дачу, придумали игры на сплочение. А была у нас и годовая программа, направленная на развитие общения, когда они дети еженедельно встречались с психологом, играли в разные игры, чтобы научиться лучше взаимодействовать и решать кофликты.
– Есть неприятное слово, касающееся детских домов, да и многих структур – «система». Как бороться с обезличиванием, казенщиной?
– Главный метод – прекратить существование детских домов в традиционном смысле слова. Лучше стать реабилитационным центром и стараться сделать так, чтобы пребывание детей «в системе» было временным. Главный вывод, который я сделала за годы работы: скученное пребывание травмированных детей плохо влияет на их развитие. В любом случае они начинают делиться друг с другом негативным опытом, и от этого собственный травматический багаж только умножается.
– Как этому помешать?
– Нужно стараться сократить пребывание ребенка в детском доме. Мы стараемся сделать все, чтобы возобновить отношения ребенка с кровной семьей: не могут умереть сразу все родственники. Круглых сирот – процентов 10, поэтому с кровной семьей ребенка нужно работать. Если возвращение ребенка в родную семью невозможно, мы стараемся устроить ребенка в новую, приемную семью.
Если речь идет о подростке, самый лучший вариант – гостевые семьи. В Свято-Димитриевском и Свято-Софийском детских домах это очень распространенная практика, у них на приходе люди охотно берут детей в гости, семьи эти хорошо известны, им можно доверять. В нашем, Елизаветинском детском доме мы тоже пытаемся сейчас эту задачу решить. Хочется и к вашим читателям обратиться.
– Пожалуйста!
– Если есть возможность, забирайте детей из детских домов, пусть не насовсем, берите хотя бы в гости, общайтесь с ними. В семье дети получают то, что мы не в силах им дать в детском доме. Научить варить макароны мы можем, но научить терпению, основанному не на приказе, а на настоящей любви, может только семья.
Мы пытаемся по мере сил реализовывать это у себя, но все-таки получается несколько искусственная ситуация. Семью ничто не заменит.
– На нас обрушивается масса информации о преступлениях, насилии. Из-за этого у нынешних подростков криминализировано сознание?
– Наверное, у нас в православных детских домах, как ни странно, в этом смысле проще, потому что они избавлены от телевидения и компьютерных игр. Мы стараемся смотреть только хорошие фильмы и передачи. Но когда ребенок становится подростком, он уходит из-под нашего влияния, на него начинают оказывать влияние сверстники. Он имеет возможность смотреть кино самостоятельно, на него обрушивается с экранов агрессия и грязь.
Морально-нравственное падение в нашем обществе – процесс печальный, но, видимо, неизбежный. Как противостоять? С детства напитывать ребенка любовью и добром. Находить ребенку хороших друзей. Современное общество, конечно, криминализировано, но это не приговор для каждого отдельного ребенка. Все равно в этом жестоком мире есть разные оазисы.
Например, вчера я ходила на выставку «400-летие Романовых», и оказалось, что многие мои сограждане три часа стоят в очереди ради этой выставки, а не смотрят бандитские сериалы. Стоя в очереди, я думала: хорошо, что есть возможность показать детям другой мир, других людей. Понятно, что выбор должен сделать ребенок.
– Скажите, Елена, а латентная криминальность взрослых передается детям?
– Скорее можно говорить, что передается темперамент. Например, мы знаем маму ребенка, знаем, что она конфликтная женщина. Мы видим в ребенке зачатки конфликтности – это для нас зона риска. Но нет 100% гарантии, что он будет конфликтным, у него есть выбор, не все предопределено. Наследственность сложнее устроена, чем прямая зависимость.
Передается зона риска. Зоной риска для конфликтности является вспыльчивость, возбудимость нервной системы. Чтобы избежать наследственной агрессии, очень важно учить ребенка разговаривать, общаться по-доброму. Часто у детей-сирот пропущен период, связанный с обучением этому навыку. И тут профессионалам надо работать. Надо учить ребенка говорить, а не просто произносить монологи, на чем-то шумно настаивать. В речи, в диалоге всегда важно увидеть другого. Тогда не будет конфликта, который может перерасти и в драку.
– А вообще, драка между подростками, особенно мальчишками – это серьезный проступок? Или неизбежный опыт периода взросления?
– Любая драка – это повод максимальной включенности педагогического состава. Иначе они будут нарастать, как снежный ком. Если один другого толкнул – это повод начать педагогическую работу. Нельзя давать этому развиваться.
Отвести хулигана в комнату милиции – это не решение проблемы. Здесь нужен комплекс мер: побеседовать духовнику с ребенком, коллективно подумать, что можно сделать. Мы стараемся решать все творческими методами. Например, я в одном детском доме попросила девочку из старшей группы, которая совершила серьезный проступок, перевести в младшую группу на пару дней, объяснив ей, что у нас только малыши не умеют словами решать конфликты.
Нужно с детства учить разговаривать детей, объяснять, а не драться. Если ребенок в старшей группе не может этого сделать, есть смысл вернуть его на предыдущую ступень и наверстать упущенное.
Центр по семейному устройству детей из детских домов является одним из проектов Православной службы «Милосердие».
Поддержать его вы можете, став Другом Милосердия.
Школа приемных родителей ждет воцерковленных православных будущих родителей по адресу: г. Москва, ул. Большая Ордынка, дом 34. Телефон – 8-917-524-55-35.
