Возможность появления в России закона о профилактике семейного насилия, аналогичного уже действующим, например, в некоторых странах Европы, сделала эту тему чуть ли не модной. Почему разговоры о принятии этого закона возникли у нас лишь относительно недавно, хотя проблема была всегда?
Насколько предлагаемые проекты закона морально и юридически оправданы? Нужен ли вообще какой-то закон, специально оделяющий насилие в семье от всех других видов насилия? Почему разговоры об этом законе порой кажутся не «против насилия», а «против мужчин»?
Ответы на все эти вопросы я оставлю специалистам. Мне же кажется важным обратить внимание на одно очень сомнительное утверждение, касающееся отношений мужа и жены, которое регулярно звучит из уст сторонников этого закона.
Утверждение это – обязательное строгое деление на насильника и жертву. В любой ситуации. И как следствие – утверждение, что жертва никогда не может быть хотя бы отчасти ответственной за случившееся.
Любая попытка оспорить это заявление вызывает поток страшных рассказов про мужчин, регулярно избивающих жен по любому поводу и просто под плохое настроение, нанесших им тяжкие телесные повреждения, а то и вовсе убивших, и уравнивание с ними поголовно всех, кто «хоть раз в жизни поднял руку на жену», а также уравнивание сорвавшихся (в том числе и буквально только на поднятие руки или на пощечину) и раскаивающихся в этом с насильниками, оправдывающими свое поведение и даже получающими от этого удовольствие.
Не вдаваясь в разбор еще и этих мнений, вернусь к первому. Действительно ли тот, кто в итоге по факту оказывается жертвой физического насилия, никогда не может быть тоже виноватым в случившемся?
Скажу сразу: во-первых, я считаю отвратительным любое насилие, во-вторых, не считаю, что ответственность одного из участников конфликта отменяет ответственность другого. То есть эта статья – ни в коем случае не попытка оправдать «поднявшего руку».
Для ответа на заданный мной же вопрос я расскажу вам две истории. Первая из них – вообще не про семью, более того, ее участники даже не были между собой знакомы. Тем не менее, она очень показательна именно в разговоре об обоюдной ответственности.
Однажды я ехал в автобусе. На одной из остановок в салон зашел уже весьма пьяный молодой человек, который стал громко кричать, что у него радость – родился сын, хотя врачи ранее говорили его жене, что детей у них не будет. Попытки усадить его на свободное место, вежливые просьбы не кричать вызывали у него раздражение.
Однако надо заметить, что несмотря на возбужденное состояние и грубоватость манер он ни разу за все время, что я его наблюдал, не произнес ни одного матерного слова и не попытался с кем-либо задираться. Пассажиры хоть и утомились от его громких возгласов, все-таки отнеслись к нему со снисхождением – все же и вправду радость у человека большая.
В салоне также ехала девушка, слушала музыку, но, вероятно, звукоизоляция ее наушников была недостаточной – крики молодого отца ей явно мешали.
В какой-то момент, она вынула из ушей динамики, прищурилась и сказала нашему герою: «Ты уверен, что это твой ребенок?»
Теперь у меня к вам просьба: прежде, чем читать дальше, просто помолчите минуту, представьте эту ситуацию и зафиксируйте ваши прогнозы на ее развитие. Зафиксировали? А теперь я вас успокою и скажу, что хотя парень был обескуражен, ничего страшного не произошло. Девушка снова надела наушники, и да, рассерженный потянулся к ней и даже успел дотянуться, но не для того, чтобы ударить, а для того, чтобы выдернуть наушники из ее ушей и крикнуть: «Ты че такое говоришь?! Ты зачем это сказала?!»
Парня, конечно, на всякий случай оттеснили, девушка продолжила свой путь с победным видом. Если бы молодой человек все-таки ударил свою обидчицу, был бы он виноват? Несомненно. Можно ли сказать при этом, что девушка была бы исключительно жертвой, на которую ни с того ни с сего набросился садист? Надо ли сомневаться, что в семейных отношениях тоже возможны провокации, и для того, кого провоцируют, они могут оказаться гораздо больнее? Ведь провокатором оказывается родной человек. А если это происходит месяцами, годами?
И вправе ли человек, позволяющий себе вести себя с ближними неадекватно (а провокация – это неадекватное поведение), требовать, именно требовать от них адекватных реакций? Можно провести такую аналогию: имеет ли моральное право курящая жена требовать от мужа, чтобы он не курил?
Вторая история – даже не какая-то отдельная история. Но тоже о провокациях. Однажды в рабочем порядке я беседовал с семейным психологом Татьяной Орловой, бывшим руководителем психологической службы московского ГБУ «Кризисный центр помощи женщинам и детям». Она поддерживает идею о принятии в России вышеупомянутого закона, и потому мне важно было выяснить ее мотивации как профессионала.
В числе прочего она рассказала мне, что среди женщин, приходящих в этот кризисный центр за помощью, есть такие, что открыто признаются: они специально провоцируют своих мужей на физическое насилие, чтобы потом давить на их чувство вины и выдвигать какие-то бытовые требования.
По словам Татьяны, бывает, что женщина «знает, как сделать так, чтобы он ее ударил, а потом она скажет, например: «Ах, раз так, давай, строй второй этаж дома!» Она сама об этом рассказывает. То есть, у нее есть цель – добиться от него чего-то с помощью манипуляций».
Можно ли и здесь однозначно утверждать полную невиновность жертвы в случившемся? Можно ли считать мужей этих дам садистами? Ведь очевидно, что затея потому и удается, что дама заранее знает, что муж будет мучиться от содеянного им.
Историй можно рассказать еще немало – в том числе и про конкретные брачные союзы. Я уверен, что в семье не происходит ничего такого, что не может происходить в любых других человеческих отношениях. Понятно, что в семье, между близкими людьми, все это может обостряться, но принципы отношений остаются. Люди есть люди.
Если мы говорим именно о профилактике семейного насилия (оставим в стороне споры о корректности этого термина), то нужно разбираться в нюансах, а не делить всех на белых и черных.
И едва ли есть смысл говорить о профилактике насилия, не учитывая провокацию, как распространенное явление.
Регулярные провокации в семье не обязательно приводят провоцируемого к физическому насилию по отношению к провокатору или к разводу с ним. Кто-то тихо спивается, кто-то уходит в работу и старается как можно реже появляться дома, кто-то находит другие варианты внутренней эмиграции. Кто-то учится игнорировать провокации, понимая, что склонность к такому поведению – тоже своего рода болезнь, и потакать этой склонности, «вестись», значит, болезнь эту усугублять.
Иногда причина подобных отношений – отсутствие самой потребности в уважении к супругу или супруге.
На чем основываются представления многих из нас об отношениях мужчины и женщины? Поколение за поколением вырастает на романтических историях, в которых очень много говорится о любви, но под любовью подразумевается не то, что кропотливо строится год за годом, в том числе и при обязательном взаимном уважении, а влюбленность. Причем «лучше», чтобы влюбленность сопровождалась бурными проявлениями чувств, непредсказуемым поведением на грани сумасшествия, демонстративной сложностью и мучительностью отношений.
Такое страстное желание острых ощущений напоминает адреналиновую зависимость у любителей экстремального спорта. Уважение, ответственность – что-то скучное, на этом мелодраму не построишь. Все это переносится в реальную жизнь.
Потом образуются брачные союзы, потом утихают гормональные бури. А дурные привычки остаются. И оказывается, что человеку просто так интересней жить – когда он мучает ближнего, а ближний мучает его. Тогда существование кажется насыщенным событиями, а провокация становится способом погружаться в этот иллюзорный мир.
Ощущение себя жертвой насилия или жертвой обстоятельств из-за того, что партнер «бьет» (даже если он не тронул и пальцем, а только ударил кулаком по столу или схватил за руки, не позволив разбить очередную тарелку) или «пьет» (даже если он позволяет себе раз в месяц умеренно выпить с друзьями) и демонстрация такой своей жертвенности (жалобы родственникам, знакомым, френдам в социальных сетях) отнимают много не иллюзорных, а вполне реальных сил. А общая эмоциональная измотанность записывается провокатором в свой актив как подтверждение своей же правоты.
Впрочем, надо признать, что провокаторы (как мужчины, так и женщины) могут искренне не понимать степень травматичности своих действий для ближних. Доведя человека до срыва (опять скажу, не обязательно именно до вспышки агрессии), многие из них искренне вопрошают: «А что такого?»
Попытаюсь ответить, четко обозначив некоторые наиболее неприятные виды провокаций. Если вы бездоказательно обвиняете человека («я чувствую, что ты мне изменяешь, просто чувствую»), ставите человека в тупик («пойди туда, не знаю куда», «как ни сделаешь, все плохо»), устраиваете скандалы или обесцениваете человека при посторонних, предъявляете к нему заведомо неадекватные требования («как хочешь, но достань с неба Луну, а иначе не поверю, что любишь, плохой отец и т.д.»), настраиваете против него вашего общего ребенка, не удивляйтесь, если однажды ваш ближний сорвется.
