Мы с мужем почти десять лет мечтали стать родителями. А потом усыновили нашего Андрюшу. Не сразу и не очень легко, но мы привыкли к новой роли и очень полюбили сына. Когда ему был годик, мы узнали, что – вопреки всем прогнозам врачей – ждём ещё одного ребёнка.
Фото http://www.novayagazeta.ru
Тогда все говорили нам, что мы находимся только в начале пути. Так и было. Полтора года для усыновителей – это совсем мало. Но теперь у нас за плечами уже шесть лет. Не так чтобы много, но и не ничтожный срок. Поэтому мой дальнейший рассказ об этих шести годах нашего нелёгкого счастья.
Ещё одно чудо
Когда у нас появился наш Андрюшенька, жизнь вдруг стала похожей на чудо. Мы и представить не могли, как это удивительно, невероятно – наблюдать за подрастающим малышом. Не знаю, как другие родители, но и по сей день, глядя на наших – теперь уже троих – детей, не перестаём изумляться. Неужели они – наши? И благодарить Бога. За это тройное счастье. Но в первую очередь, конечно, за Андрюшу. Потому что, если бы не он, не было бы у нас и Антошки с Артёмкой. В этом мы почему-то уверены…
Однажды, когда у нас уже был наш сынок, мама моей подруги и кумы из паломнической поездки в Израиль привезла крохотный сухой листочек. Она объяснила мне, что это кусочек листа с пальмы, которая растёт в одном из монастырей Святой Земли. Если с верой заварить этот листочек и выпить воду, то Господь поможет женщине обрести радость материнства.
Но, глядя на пакетик с листиком, я вдруг поняла, что не заваривать, не пить не буду. Не потому что не верила, а потому что поняла, что это будет предательством по отношению к нашему Андрюшику. Ведь у нас уже был он, наш мальчик, наш сын. А тут вдруг получается, что он для нас – не такой, что нам нужен какой-то другой, роднее, «кровнее» или как то ещё?! Муж сначала удивился моему решению, но, услышав объяснения, сразу же согласился со мной.
А через пару месяцев мой организм повёл себя странным и неожиданным образом. Я была так счастлива в роли мамы Андрюши, так привыкла к мысли, что дети у нас будут усыновлённые, а не рождённые нами, что очевидные признаки меня удивляли, но и только. Больше недели я не понимала, что происходит. Потом ещё недёлю изредка напоминала мужу, что надо бы всё-таки купить тест. Но он тоже совершенно не ожидал такого и, будучи вообще-то человеком очень ответственным и обязательным, в этот раз постоянно забывал зайти в аптеку. Когда же, наконец, мы всё-таки удостоверились в том, что ждём ребёнка, то испытали сильнейшее потрясение.
Я не могу сказать, что не обрадовались. Счастью нашему не было предела, но в моём сердце поселилась тревога, и муж мой тоже, как мне казалось, постоянно прислушивался к себе. Просто мы испугались, что рождение кровного ребёнка может повлиять на наше отношение к Андрюшику. Я даже в молитвах стала просить Господа и Пресвятую Его Матерь не допустить этого.
К счастью, тревоги наши были напрасны. Чем ближе было к родам, тем сильнее мы любили и жалели нашего старшего сына. Чувствуя шевеления малыша и радуясь им, я думала о старшем: «Маленький мой, а твои движения никого не радовали. Ты не думай, тебя тоже ждали. Мы. Мы тебя ждали. Очень-очень. Долгих десять лет». Примерно такие же мысли посещали и нашего папу.
Но вот, наконец, родился Антошка.
Старший брат
Андрюша оказался очень хорошим старшим братом. Ему был только год и девять месяцев, но он пытался помогать мне, приглядывал за малышом, с интересом рассматривал крохотные ручки и ножки и пел вместе со мной «Колыбельную Медведицы». Когда мы крестили Антошку, старший вёл себя солидно и спокойно, словно понимал, что у него теперь совершенно другой статус.
Малышу было месяцев пять, когда Андрюша впервые попробовал с ним играть. Как-то, выйдя на минуту из комнаты, я услышала счастливый смех младшего. Вбежав обратно, я увидела трогательную картину. На полу было расстелено большое одеяло. На этом одеяле перед лежавшим на животике братишкой старший расставлял игрушки и показывал ему, приговаривая:
– Смотли, это тлактол! Видишь?
А младший хохотал, счастливо глядя на брата.
В этот момент я впервые, пожалуй, в полной мере поняла, какое это чудо, когда ребёнок не один.
Потом таких случаев было великое множество. Один стоит особняком, потому что о нём мне рассказала наша подруга, крёстная мама Антошки.
Тёплым летним утром все вместе мы пошли в храм. Ожидая Причастия, гуляли во дворе, на детской площадке. Наши мальчики вместе качались на качелях и разговаривали.
– А что ты делаешь, если тебе снится страшный сон? – заботливо спросил Андрюша. Младший брат растерянно посмотрел на него.
– Ты говори: Господи, помилуй! И всё будет хорошо. – Посоветовал Андрей. Антоша благодарно закивал и улыбнулся.
Через год с небольшим после рождения Антоши мы вновь узнали о том, что скоро у нас появится третий ребёнок. Опять сынок. И снова мы были поражены и счастливы. Не знаю, наверное, те, кто не знает, что такое ждать детей десять лет, не удивляется так, как мы. Мы же каждый раз испытывали настоящее потрясение и невероятную благодарность Господу. И до сих пор я, глядя на наших детей, иногда спрашиваю мужа: «Ты веришь, что это всё происходит с нами?»
Мальчишки наши очень дружны. Ссорятся, конечно, и даже дерутся иногда. Но стоит появиться на горизонте «внешнему врагу», собираются вместе и дают достойный отпор. Гуляя с ними, я часто слышу то из одного, то из другого угла большой детской площадки звонкое: «Не трогай его! Это мой (наш) брат!» И в такие моменты я счастлива и спокойна одновременно, потому что наши дети не знают, что такое одиночество.
Как это не я его родила?
Сейчас, по прошествии шести лет, будучи уже опытной мамой троих сыновей, я могу сказать, что эти годы были нелёгкими, но это были шесть лет счастья.
Четыре с половиной года назад я писала о том, что нам с сыном совсем не трудно. Так было, но это прошло. Начались сложности. Конечно, на здоровье нашего Андрюши сказалось и то, что его кровная мама пила, и «пьяные» роды. Не прошло это бесследно, увы. К счастью, фетальный алкогольный синдром, о котором я узнала, когда сыну было почти два года, на нашем мальчике сказался не слишком сильно. Да, есть неврологические проблемы, а так же дефицит роста и веса. Но мы с этим боремся и будем бороться. Потому что не бороться за ребёнка, которого Господь послал нам в утешение и за которого так щедро наградил, – это предательство.
Иногда шутят о мужьях, говорящих, что за много лет брака они были готовы неоднократно убить жену, но вот развестись – никогда. У нас примерно такая же ситуация. Бывает, что сил нет, и душат раздражение, отчаянье и желание рвать и метать. Но мысли о том, что можно решить всё, вернув ребёнка государству, не было никогда. Это наш сын и ничей больше. Нам ему и помогать.
Удивительно, но все проблемы стали проявляться в самый подходящий момент – про «подходящий» пишу безо всякой иронии – а именно тогда, когда мы Андрюшеньку уже очень любили и не мыслили жизни без него. И поэтому проблемы эти для нас были не катастрофой, а просто очередным этапом.
Сейчас мы наблюдаемся у гастроэнтеролога, нефролога, кардиолога. Регулярно консультируемся у невролога. Чтобы ничего не упустить, сделать всё возможное, помочь, исправить, вылечить.
Начали заниматься у нейропсихолога, уже прошли первый курс. Бывает сложно уговорить Андрюшу взять себя в руки и вместо игр с братьями отправиться к себе в комнату выполнять упражнения, требующие от него концентрации всех его сил. Ему нелегко, заниматься нужно каждый день, примерно по часу, а то и полтора дома и ещё дважды в неделю ездить в специализированный центр. Но он тоже борется, уже понимая, что ему эти занятия очень нужны.
Наш мальчик непростой. Но, повторюсь, это наш сын. И мы его очень любим. Иногда, глядя на него, я не могу понять: как это не я его родила? А кто? Да нет, он мой, совсем мой, каждой чёрточкой, каждой клеточкой.
Почему я за тайну усыновления
И когда мы ещё только собирались усыновлять и уже став родителями, мы много читали, обсуждали, спорили. Естественно, встал вопрос и о том, как нам быть с тайной усыновления. Мой муж, Павел, настаивал только на том, что афишировать то, как мы стали родителями, не стоит. Сначала я, начитавшись об американской системе, была против, пыталась донести до него то, что мне казалось верным. Но он был непреклонен. Тут уж пришлось вспомнить о том, что я мужняя жена да и люблю этого самого мужа. Вспомнила, на горло собственной песне наступила и согласилась с позицией Павла.
О чём ни разу за шесть лет не пожалела.
Довольно давно на форуме «Правмира» мы спорили с глубоко уважаемым мной Александром Гезаловым о тайне усыновления. Так друг с другом и не согласились. Не соглашусь я с его позицией и сейчас. Особенно сейчас.
Он рассуждал с точки зрения ребёнка, выросшего в детском доме. И я, конечно, очень сожалею о том, что ему выпал такой крест, и уважаю его позицию. Уважаю, но не принимаю. Я – мать. И я имею на это право.
Уже согласившись со взглядами моего мужа на тайну усыновления и даже проникнувшись ими, я, будучи человеком, склонным к некоторому самокопанию, думала: «Наверное, я хочу, чтобы никто не знал о том, как появился у нас Андрюша, потому что во мне говорят комплексы. Стыдно и горько признаваться в том, что сами родить не смогли. Пожалуй, боюсь, что сынок не будет нас любить так, как любил бы кровных родителей».
Но вот прошло шесть лет. У нас теперь ещё и двое сыновей, рождённых нами. И при этом я теперь сильнее, чем в начале пути, хочу сохранить всё в тайне. Почему? Да потому, что теперь я не просто человек, а мама. Мама, которая больше всего на свете не хочет причинять боли своему ребёнку. Как многое я готова отдать за то, чтобы наш старший сын никогда не узнал, что когда-то от него ОТКАЗАЛИСЬ. Я люблю этого ребёнка так, как может любить только мать. Он для меня и для нашего папы ничем не отличается от двух младших. И я имею право оберегать его.
Даже батюшка, который не так давно исповедовал меня, на мой вопрос, касающийся, в том числе, и усыновления, ответил: «Не надо никому ничего говорить. Это предательство по отношению к вашему сыну».
Другой батюшка, к которому обращалась уже моя свекровь, сказал ей примерно следующее: «Сохраняя тайну, вы принимаете его как родного, и он потом примет вас, как родных».
Вторым аргументом в пользу тайны усыновления будет совершенно, если так можно выразиться, «православный». Говорю, как на исповеди. И прошу прощения у всех усыновителей, усыновлённых, отказничков и сирот. Простите меня. Мне очень стыдно. Именно поэтому и пишу.
Когда у Андрюши начали проявляться проблемы со здоровьем, особенности характера и стало ясно, что у нашего сына синдром дефицита внимания с гиперактивностью (сразу поясню для непосвящённых: не ему не хватает нашего внимания, а он не может сосредоточиться), я начала ловить взгляды окружающих. Часто осуждающие. Ну, как же: бегает, шумит, не сидит на месте, да и вообще довольно непростой мальчик, невоспитанный, наверное.
Если бы вы знали, как сильно было искушение откреститься, отречься, сказав: «Что вы хотите? Это усыновлённый ребёнок. Его мать – алкоголичка. А мы, белые и пушистые, взяли даже такого». И вот тут-то, кроме веры и памяти об отречении от Христа, меня крепче крепкого держала тайна усыновления. И, если сынок обижал кого-то, задевал, раздражал, я терпела замечания и косые взгляды, извинялась и просила: «Простите нас, пожалуйста». А про себя думала: «Это мой ребёнок, и я за него отвечаю. И люблю. Даже таким».
Ох, как меня это смиряло! Вам и не передать.
Смиряла и невозможность похвастаться (кстати, и статью эту я подписываю псевдонимом), какие мы, мол, молодцы, усыновили сироту.
Сейчас пишу и удивляюсь: неужели такое было? Но да, было. И довольно долго. Стыдно, горько, но не скрою.
Третий аргумент – это отношение окружающих к ребёнку. Я вообще-то идеалистка и очень люблю людей. Но даже при таком характере не могу закрывать глаза на то, что народ у нас хоть и добрый, но горячий. Могут и поддержать и даже повосхищаться. Но ровно до того момента, когда усыновлённый ребёнок что-нибудь не натворит. Не разобьёт окно, не обидит другого малыша, не плюнет в сердцах в соседку (чего только не бывает в насыщенной детской жизни!). И вот тогда-то вслед ему, а то и в лицо могут сказать такое…
А я не хочу, чтобы мой сын слышал, что он «приёмыш», что от него «родная мать отказалась», а мы взяли его «только потому, что родных детей Бог не дал». Я не хочу, чтобы его сравнивали с братьями и остальными детьми. Я не хочу, чтобы на него смотрели с пристрастным любопытством. Он – ребёнок. И имеет право на спокойное счастливое детство в любящей и любимой семье.
Недавно моя подруга, дорогая и очень близкая, про таких говорят «ближе сестры», дрожащим голосом попросила меня: «Я хочу перед тобой покаяться. Прости меня. Когда вы брали нашего Андрюшу, я подумала, что, если у меня будет дочка, я не хотела бы, чтобы она вышла за него замуж. Ну, ты понимаешь, неизвестно, какие там гены».
Представляете? Чудесный, очень добрый, неравнодушный, готовый всем и всегда помогать верующий человек – и подумал такое! Даже такой человек… Мне не было больно это слышать – я понимала её и очень жалела. Представляю, как она мучилась…
Зато теперь она собирает документы на усыновление. И я горжусь ею и радуюсь за неё!
