В Костроме, по словам главы благотворительной общественной организации «Воскресение» Александра Пушкарева, бездомных всего несколько сотен. Для сравнения, в Санкт-Петербурге только по официальной статистике – более 30 000. Но проблемы те же, только количество мест в приютах в разы меньше.
Собственно, в самой Костроме приют один, созданный как раз сотрудниками «Воскресения». В 2009 году открылась благотворительная столовая, в которой кормили малоимущих. Туда стали приходить и бездомные. Через некоторое время на окраине Костромы, на территории ранее принадлежавшей одной из фабрик, поставили несколько бытовок.
Костромская ночлежка мало чем отличается от подобных заведений Москвы и Петербурга – здесь точно так же занимаются социальной реабилитацией бездомных, в том числе восстановлением документов и трудоустройством. Срок проживания не ограничен – ведь некоторым просто больше некуда деваться.
И все-таки, поскольку обращений за помощью гораздо больше, чем мест и ресурсов городского приюта, сотрудники «Воскресения» стали искать другие варианты устройства своих подопечных. Так появился деревенский приют, который в костромской ночлежке называют подворьем.
Рассказывает Александр Пушкарев:
– В нашей городской ночлежке уже не хватало мест. Мы ведь можем приютить всего человек 30 или немного больше, а бездомных в Костроме намного больше. Один из наших бездомных предложил сделать какой-то приют и в деревне. Мы стали искать место, но долгое время ничего найти не могли.
Во многих деревнях уже готовы были землю предоставить, но как узнавали, для кого это, отказывались, дескать, «нам тут бомжей, наркоманов и алкоголиков не надо». Ну, обычная история, мы с подобным встречались и в городе, когда начинали кормить бездомных.
Для нас главное было – найти место, чтобы никому не мешать. И мы его нашли в 35 километрах от Костромы, в деревне Клещенки Красносельского района. В этой деревне постоянно живет только одна семья, остальные приезжают на лето. Мы купили там дом на деньги одного дружественного фонда.
Хотели оформить его на организацию, но тогда с нас потребовали 22 000 рублей за землю и 22 000 рублей за сам дом – только за регистрацию. И мы решили оформить его на Александра Смирнова, нашего сотрудника, который переехал туда, потом женился, потихоньку обосновался там – уже третью зиму там будет жить.
А мы начали делать на этом участке что-то типа ночлежки – ставили вагоны-бытовки. Одно время в них проживали человек 12. Постепенно прикупили кое-какое хозяйство. Сейчас там живут Александр с женой и еще 4 человека наших подопечных в отдельном доме, то есть они выехали из бытовок.
Это люди разного возраста – от 35 и старше. Все они собираются жить там и дальше. Всех их вообще могло бы уже не быть в живых. Все они пришли к нам в ночлежку зимой, а иначе они бы просто замерзли.
– Люди живут там добровольно?
– Само собой, все у нас происходит исключительно по доброй воле. Но при этом там есть определенная дисциплина, например, нельзя пить алкоголь. Но нет такого, чтобы выходили на какие-то работы по графику, никакой вывешенной инструкции нет, по сути, просто обычные правила общежития, договоренность на словах.
Люди просто живут и себя обслуживают. Александр за порядком следит. Двое из проживающих оформили инвалидности, так что они получают пенсии. Если Александр берет у ребят деньги, половину из их пенсий, то сообщает, на что именно – на продукты, на предметы обихода, на оплату коммунальных услуг, чеки, квитанции может показать. На огороде ребята выращивают картофель, морковь, овощи. Вырыли пруд, разводят в нем карасей. Недавно Александр завел поросят. Конечно, и мы помогаем кое-какими продуктами.
– Как относятся к вашей инициативе местные жители?
– Нормально относятся. Иногда за какое-то вознаграждение наши подопечные кому-то из них помогают по хозяйству, например, огород вскопать. И мы стараемся хорошие отношения налаживать с жителями окрестностей. Вот помогаем местной сельской администрации – для местных детишек привозим школьные портфели, подарки на Новый год.
– А если сделать большой приют?
– Нет, я считаю, что нужны небольшие поселения, находящиеся на приличном расстоянии одно от другого. Вот наша городская ночлежка – 30-35 человек, зимой до 40. Но и это уже очень много народа, все со своими проблемами, привычками – очень сложно поддерживать порядок.
Мелкие поселения – это более реально, опыт есть. Я знаю, как договариваться с местными властями. Но нужны организаторы на местах, такие, как наш Александр. А их нет. И с финансами сложно. Александр говорит, что может принять подопечных еще человек 5-6.
Надо сказать, что наш деревенский приют – не единственное место за городом, где устраиваются наши подопечные. Например, в Нерехтский район мы кое-кого посылаем к знакомой женщине, председателю колхоза – она даже квартиры людям дает, лишь бы они работали.
В другие колхозы – там и продукты, и землю дают, только трудись. Кое-кто из наших там уже освоился, создали семьи. Но так живет приблизительно половина тех, кого мы устраиваем. А половина уходит.
Очень сложно с выпускниками детских домов и освободившимися из мест заключения. Многие из них «вешают лапшу на уши», а работать не хотят. Устроишь их куда-то, а они все бросают и уходят – потом неудобно перед теми, с кем договаривались.
Бывает, что убегают через два часа после того, как их туда привозят… Бывшие уголовники могут воспринимать желание помочь, как проявление слабости.
– Вы как-то используете опыт благотворительных организаций из других городов?
– Опыт московских и петербургских благотворительных общественных организаций, помогающих бездомным, у нас почти не применим. В больших городах, во-первых, очень много разных причин, по которым люди оказались на улице, во-вторых, средний стаж бездомности там – несколько лет. У нас же в основном либо сельские жители, лишившиеся домов, например, в результате пожаров, и не получившие от властей новое жилье, либо освободившиеся из мест заключения, либо те, кого привезли родственники.
То есть это те, кто не успел подолгу пожить на улице и серьезно опуститься. Таких, которые ночевали на теплотрассах, у нас всего два-три человека обычно. У большинства наших подопечных сознание отличается от сознания бездомных из больших городов.
Еще мы помогаем людям из группы риска, то есть занимаемся профилактикой бездомности. Особенно это касается женщин с детьми. Если такая женщина окажется на улице, то ребенка у нее заберут в детский дом, а она пойдет бродяжничать, рискуя спиться.
К нам иногда коллеги из Москвы присылают костромичей, которые долго жили на улице, потом попали в приют. Но те после Москвы уже такие разбалованные, привыкли жить на всем готовом, а сюда приезжают и оказываются в довольно-таки спартанских условиях.
Конечно, в основном в наш деревенский приют едут те, кто жил в сельской местности. Хотя есть исключения. Человек развелся с женой, остался на улице, решил: «Все надоело, уеду в деревню». Долго там жил, потом у него как-то наладилось – вернулся в город.
– Кроме приезжих из столицы, освободившихся из мест заключения и выпускников детских домов, какие еще категории оказываются для вас особенно сложными?
– Приходят к нам сбежавшие из сект, либо из религиозных, либо из таких организаций, маскирующихся под помощь бездомным и химически зависимым. Такие люди, как правило, поначалу ждут, что и мы будем их эксплуатировать. Но мы призываем их работать только на самих себя. Вообще, большинство трудоспособных у нас трудоустроены. Человек к нам приходит, мы даем ему два-три дня на то, чтобы осмотреться, объясняем наши правила. А дальше, если он в состоянии, то идет искать работу – какую сам хочет.
Если наши подопечные могут работать, но не работают, у них начинается пьянство.
Вообще, разный народ попадается.
Есть у нас один человек – мы называем его Лешим. Он прожил какое-то время в лесу в землянке, но потом стал ходить по деревням, пугать бабушек – еду просить. Бабушки сдали его в полицию, там проверили – за ним не числится никаких преступлений. Так что его отправили к нам.
– Насколько востребована ваша работа? Вы как-то это оцениваете?
– Официальной статистики по бездомным у нас в Костроме нет. Но по моим подсчетам, с прошлой осени было около 500 разных обращений. Это и просьбы граждан забрать бездомного из подъезда, и просьбы врачей забрать кого-то из больницы, и просьбы сотрудников соцзащиты. Из области звонят тоже.
По столичным меркам это немного, а по костромским – очень много. Вот у нас всего 30-40 мест в городе, а нам звонят: «Заберите! Некуда? А зачем вы тогда вообще нужны?»
Фото предоставлены костромской благотворительной организацией«Воскресение». Автор фото: Ляйля Гимадеева
