Вот ему-то я и поверила, потому что именно этот врач мне симпатичен. Ездит он себе по району на вызовы на обычном велосипеде. И, по слухам, сам два года назад получил такую же бумажку с диагнозом «Онкология». Впрочем, про диагноз – это слухи. А про велосипед – правда.
13 декабря
Моя близкая подруга из далёкого Казахстана несколько лет назад пережила операцию по удалению злокачественной опухоли. Мы постоянно переписываемся с Ажар, её жизнелюбие меня на многое вдохновляет, а мысль, что коли Ажарочка выстояла, то и я сумею справиться, подталкивает к борьбе. На днях она, кроме обычных и уже привычных практических советов, написала в письме и ещё одну хорошую фразу: «Пятница – это мусульманский день. Я помолюсь в эту пятницу за твоё здоровье».
Вчера моя приятельница калмычка, с которой я недавно познакомилась на занятиях в бассейне, убедила меня съездить с ней в дацан. Доехали. И пока она сидела в большом красивом зале, сверкающем позолотой, я бродила по двору храма. Закрутила, подтолкнув, разноцветные барабанчики, загадала много хороших добрых желаний, раскланялась с другими людьми. А потом мы с Эльвирой поехали в свой район. И уже около дома, перед прощанием, она произнесла: «Я и за тебя попросила. За твоё здоровье и за то, чтобы не покинул тебя твой оптимизм».
Леночка, моя крёстная мама, женщина очень умная и интересная, когда я рассказала ей в телефонном разговоре и о письме подруги, и о поездке в дацан, прокомментировала: «Я думаю, абсолютно всё равно, по какому телефону, зелёному, синему или красному, мы звоним туда, наверх. Главное, что мы все верим, что ты выздоровеешь». И эта мысль о звонках и разноцветных телефонах показалась мне интересной. Пожалуй, я никогда раньше не задумывалась о таком простом и понятном восприятии нашего общечеловеческого единства.
19 декабря
Раиса, женщина достаточно состоятельная, привыкла за долгие годы получать всё лучшее, в том числе и медицинскую помощь. Проживает она в Центральном округе Москвы и считает, что жизнь, собственно, удалась. Считала до некоторых пор. А этим летом у неё давление в одно утро подскочило. Но вместо того, чтобы отправиться в свою оплаченную по страховке клинику, она решила заглянуть в местную поликлинику и попросить померить давление. Померили ей. Затем достаточно быстро поставили диагноз: сердце отказывает, спасти жизнь практически невозможно, если только попытаться-попытаться, но, в общем, пора и к лучшему миру готовиться.
Женщина Раиса активная, потому и готовиться стала безотлагательно. В тот же день обратилась к юристу за помощью в составлении завещания, в спорткомплекс заехала, чтобы заморозить членство в клубе и чуть позднее переписать карточку на кого-нибудь из родственников, ведь не пропадать же дорогому годовому абонементу. В общем, провела она ещё массу предсмертных мероприятий, а потом решила, что надо и до своей платной клиники доехать, ну, вроде как, прощальное «фи» высказать, что заранее не предупредили её о грядущем. Я думаю смысл уже многим ясен – женщина оказалось практически здоровой, никаких заболеваний сердца у неё не нашли, тренеры спортзала по-прежнему радуются тому, как она по утрам лёгкие штанги подкидывает, и на велосипедах многочисленные километры накручивает. В поликлинику она больше ни ногой. Сначала хотела расследовательскую бучу поднять, потом просто махнула рукой, лишь предупредив всех родственников и знакомых о новых веяниях в бесплатной медицине.
Моя близкая подруга из среднеобеспеченной семьи живёт в наследованной квартире на окраине всё той же Москвы. Около пяти лет назад ей поставили диагноз полиартроз, и начали её усиленно лечить. Заботливые врачи всё время уточняли, как ей буквально повезло, что она попала в исследовательскую группу и именно к ней применяют многие новые практики, которые другим, не столь везучим, недоступны. А год назад ей так же милосердно оформили инвалидность. Месяц назад ей снова по-доброму объявили: «Тебе опять повезло, мы можем тебе совершенно бесплатно, поменять твои собственные суставы на искусственные протезы». Наташа пока отказалась. Потому, что, как ни странно, но в те моменты, когда она забывает лечиться, суставы у неё практически не болят. Вот, понимаете, почти совсем не болят.
Собственно, это я к чему? Три года назад, мне уже ставили мой первый онкологический диагноз. Выдали мне тогда, после процедуры биопсии, внушительную бумагу с переливающейся меткой с диагнозом «Папиллярный рак щитовидной железы». Хотела я, по совету знакомых, сразу получить и стёкла с исследуемым материалом, но, вот, их мне выдавать не спешили. Потребовалось буквально пятнадцать минут скандала, чтобы забрать одно, только одно, из двух стёкол. Поясняли и причину отказа: «Вы же можете пойти в другую лабораторию. И там вам напишут другое заключение, а вы тогда откажетесь от операции, и это будет неправильно». А дальше мне, как и моей подруге Наташе, крупно «повезло»: меня записали на очередь на выделяемые квоты на бесплатную операцию.
Конечно, огромное спасибо всем моим близким и друзьям, которые бегали со мной в те дни по разным клиникам Петербурга, пытаясь найти правду. Спасибо и районному терапевту за наш откровенный разговор. На мой прямой вопрос: «Где бы мне ещё биопсию провести, этой я не доверяю», он ответил столь же прямо: «А негде, я в этом вопросе никому в нашей стране не доверяю». И ещё добавил, что лично он на моём месте резаться бы не стал. Вот ему-то я и поверила, потому что именно этот врач мне симпатичен. Ездит он себе по району по вызовам на обычном велосипеде. И по слухам сам два года назад получил такую же бумажку с диагнозом «Онкология». Впрочем, про диагноз это слухи. А про велосипед – правда.
Дальше были у меня три месяца очень медицинской активной жизни. Много направлений мне выписывали, большинство из которых я просто игнорировала. Потому что, получив очередную бумажку, приходила домой и, уткнувшись в книги и интернет, пыталась понять, а куда же меня в этот раз послали. Часто оказывалось, что новое направление не имеет практически никакого отношения ни ко мне, ни к моему диагнозу. В итоге, после суеты и беготни, спустя время, я располагала тремя заключения с тремя совершенно разными диагнозами из трёх крупных медицинских учреждений Петербурга. Получив последнее, с выпиской онколога «Не подтверждено», я снова отправилась к своему терапевту. В этот раз он почти откровенно смеялся: «Ну, наконец-то вы пришли в себя. А то такая красивая женщина, а собирались умирать». И, правда, что это я? Такая красивая и умирать? Рано ещё. Поживу. И, как видите, благополучно и прожила с тех пор три года. А, вот, страх остался.
Кроме страха, появилось тогда и огромное чувство беспомощности. К той беспомощности, которая возникает у меня при упоминании «Курска» и Беслана, «Булгарии» и «Локомотива», теперь ещё прибавилась и беспомощность при мысли о врачах. Потому что я, конечно, понимала, что в нашей стране всё не очень хорошо с медициной. Но я не знала, что всё ещё и так цинично. Ведь даже не от безграмотности выдавали, описываемые мною врачи, эти тяжёлые диагнозы, а от жажды денег.
И теперь, когда я нашла своего главного доктора, которому я могу доверять, я обратилась к нему с необычной просьбой. И принесла ему все свои бумажки с результатами давних и недавних исследований щитовидной железы. Я понимала, конечно, что это не его профиль, но на стол их всё же выложила. Он так немного покряхтел, рассматривая красивые снимки моей щитовидки, а потом сказал: «Есть у меня одна знакомая эндокринолог, пойдёте?». «Пойду, – ответила я, – ведь вы же ей верите?». «Верю», – подтвердил хирург и стал звонить Марине Петровне. Уже завтра после обеда Марина Петровна меня примет.
20 декабря
Марина Петровна мне понравилась. Она тоже, как и мой хирург вчера, долго кряхтела, рассматривая все мои бумажки и ощупывая меня саму. И, спустя сорок минут, вынесла вердикт: «Они вас обманули. Рака щитовидной железы у вас нет». Потом она немного отвела глаза в сторону и тихонько попыталась озвучить более корректную версию: «Может, они просто перепутали результаты вашей биопсии с чьей-то ещё?». Но спустя тридцать секунд, сама же на свой вопрос и ответила: «Даже, если бы они перепутали результаты биопсии, они по всем остальным признакам должны были однозначно понять, что рака щитовидки у вас нет». И спустя ещё минуту, с ужасом глядя мне в глаза, она уточнила: «Вы что, серьёзно думаете, что они всё это могли сделать только ради денег?».
Думаю, Марина Петровна, думаю. Ради денег. Ради чего же ещё? Ведь тогда, три года назад, мне ясно сказали, что смерть уже близка и даже до получения квоты на бесплатную операцию, я, положенные два месяца, не доживу. И что необходимо в срочном (платном) порядке полностью удалить мне здоровую щитовидную железу, потом провести срочный (платный, конечно же) курс облучения радиацией на это же здоровое место. А потом мне выдали бы инвалидность и, пожизненно подсадили меня на лекарства. И уже после этого они собирались рапортовать государству об успешной борьбе с онкологией. Врачи ли эти люди? Можно ли их так назвать?
А, впрочем, я жива. И у меня даже есть, на положенном ей месте, моя щитовидка. Кажется, я пока выигрываю? А это и есть главное. Осталось только написать что-то такое совсем банальное, например: «Будьте бдительны, тридцать раз перепроверьте отзывы и результаты, прежде чем принимать решение». Ну, или что-то ещё более банальное, но никогда не устаревающее именно из-за своей простоты. В общем, думайте сами, а мне неохота сегодня правильные фразы подбирать, мне уже совсем срочно необходимо, хотя бы временные, но столь приятные достижения отметить. В конце концов, красное вино не только помогает выводить радиацию из организма, красное сухое ещё и может послужить символом победы. И я за своим домашним обеденным столом поднимаю округлый стеклянный бокал: «За здоровье!». И мысленно благодарю Марину Петровну. Спустя три года я окончательно избавилась от ещё одного жуткого диагноза.
