Психология и Церковь, наука и религия, священник и психолог – сопоставление этих понятий возникает постоянно в самом разном контексте. Например, один из номеров православного журнала «Нескучный сад» в 2004 году целиком был посвящен этой проблеме. Ее актуальность не исчезла и сегодня: несмотря на то что противостояние психологии и богословия ушло в прошлое, представители Церкви по-прежнему относятся к психологии достаточно отрицательно.
Я и мои коллеги, как психологи, так и священнослужители, неоднократно обсуждали проблему человека, недавно пришедшего в Церковь и только начавшего свой духовный путь, в сравнении с человеком, который начал длительную психотерапию. Что общего у того и у другого? Сравнимы ли деятельность практического психолога и пастыря?
Но для того, чтобы говорить о работе психолога и священника, необходимо понимать специфику их работы. Прежде чем сравнивать пастырство с психотерапией, попробуем проанализировать пастырскую практику с точки зрения священника и психолога.
Совершение исповеди не было связано в древности с саном пресвитера (священника), для этого были особые, благословленные на то священнослужители. Такая практика продолжалась достаточно долго. Священник появляется прежде всего как фигура, вспомогательная при епископе, и только потом наделяется правом совершать церковные таинства. Духовник (старец) принимал исповедь, готовил человека к крещению и помогал в решении разных вопросов. Как правило, это была харизматическая фигура, наделенная особым даром и имеющая особое благословение. Недаром в современном пастырском богословии большое внимание обращается на старчество как прообраз подлинного пастырства.
В наше время священник, получая рукоположение от епископа, сразу же наделяется правом быть пастырем, что и вызывает множество вопросов.
По собственному опыту знаю: молодой священник быть пастырем в самом емком значении этого слова не может. Ведь сюда входит совершение Таинств, проповедь, духовное окормление верующих. Учат ли его этому? Если он учится в семинарии или Духовной академии, то отчасти – да. Но духовенство у нас далеко не всегда получает подобное образование.
Считается, что право на пастырство ему дает благодать Святого Духа. В журнале «Нескучный сад» из уст одного известного московского протоиерея вырвалась фраза, что любой священник может быть духовным руководителем людей, но не всякий психолог. Но исполнение священнических функций и само пастырство – вещи разные.
Что же, собственно говоря, составляет пастырскую деятельность? Чаще всего она ассоциируется с исповедью. Следует напомнить, что на исповеди самой беседы может не быть, согласно чинопоследованию. Однако на самом деле здесь как раз и происходит то самое общение, которое для некоторых верующих остается единственной точкой соприкосновения со священником для получения хотя и краткого, но все же духовного совета. Исповедь для большинства православных стала единственным местом, где происходит общение священника-духовника с теми, кого надлежит пасти. Печальное состояние нашего современного пастырства таково, что у священника нет времени поговорить с прихожанином отдельно, вне таинства.
Беседа во время исповеди может исказить само таинство, потому что теряется молитвенное состояние, сосредоточенность: всякая беседа есть разговор, а не молитва. Поэтому так нужна беседа, отделенная от таинства исповеди. Многие знают, что сейчас трудно найти священника, который имел бы возможность хотя бы выслушать верующего, не говоря уже о диалоге или постоянном общении. Очень часто темой бесед становится не духовная жизнь человека, а его взаимоотношения в семье, на работе. Для многих людей это возможность пожаловаться на жизнь, на супруга, на детей. Такие беседы теряют свой духовный смысл, однако они остро необходимы людям, особенно в наше время.
Подлинное духовное руководство, составляющее суть пастырства, невозможно без внимательного вслушивания в рассказ человека, в душевную потребу, в крик и стон души. Беседа оказывается необходимым и незаменимым средством пастырской работы.
Другая важная сторона пастырской деятельности – жизнь в церковной общине. Почувствовать эту жизнь можно уже в притворе храма: мы сразу обращаем внимание на расписание церковных служб, объявления, фотографии и пр. Чем их больше, тем больше уверенности, что в этом храме есть приходская жизнь. В советское время этого ничего не было: за любой листок на стене церкви могли привлечь к уголовной ответственности, как за пропаганду. В старых московских храмах, которые не закрывались в годы советской власти, до сих пор приходская жизнь течет в скрытых, почти подпольных формах. В таких храмах реже встречается катехизическая или просветительская деятельность пастырей, чем в новосозданых приходах.
Общинная жизнь – забота прихожан и пастыря. Пастырь здесь выполняет роль руководителя, лидера, учителя и духовника. Для меня, например, очень важны были поездки с детьми из воскресной школы на Валаам и поездки с прихожанами на Святую землю. И тем не менее беседы и паломничество – не самое главное. Главное – совместное переживание одних и тех же событий. Это требует от пастыря одного удивительного качества, которое недооценивается – его открытости. Открытость пастыря создает перед общиной пропедевтический образ как некий «идеал», как бы странно это ни звучало. На пастыря смотрят как на идеал христианской жизни. Насколько это возможно или нет – другой вопрос, но это особый вызов священнику, на который он может дать ответ или не заметить его, т.е. отвергнуть. Увы, личность священника часто бывает закрытой для прихожан.
Еще одна пастырская обязанность – учительство. Считается, что священник первым делом должен поучать, независимо от того, умеет он это делать или нет. Такая уверенность подкрепляется традицией: принято считать, что дар учительства подается благодатью Святого Духа, через рукоположение. Роль личности здесь как будто не предусмотрена. Это может приводить к печальным последствиям. Любое заявление священника, например, о святости Ивана Грозного или неприемлемости ИНН – воспринимается как истина в последней инстанции. А говорит ли он от своего ума или безумия, от своего знания или невежества – это не обсуждается. Нельзя также забывать, что важнейшая часть пастырства – это также и ученичество. Ведь апостолы были учениками Христа. Значит, и для пастыря ученичество – обязательная задача. Нельзя быть учителем, не будучи учеником. К сожалению, это не всегда осознается, а тем более исполняется.
И, наконец, еще одна сторона пастырской работы – это социальная работа в больнице, интернате, с инвалидами и беспризорниками. В этой пастырской работе особым образом проявляются человеческие качества самого пастыря. Здесь нужно быть не столько профессионалом, сколько христианином.
Итак, рассмотренные аспекты пастырской работы, исключая совершение богослужений, таинств и треб, можно сравнивать с работой психолога-консультанта и психотерапевта.
Что общего в психотерапевтической практике и пастырском служении? Во-первых, в использовании беседы как одного из элементов работы психотерапевта. Человек просит помощи, и психолог призван ее оказать – в этом, может быть, и заключается его главное служение.
Во-вторых, в работу психолога (я имею в виду психолога-христианина) входят и элементы учительства. Он несет людям просвещение антропологическое и психологическое, если не сказать духовное. Так в консультации, которая работает при нашем факультете, я веду прием желающих получить именно психологическую помощь. Такие консультации отличаются от пастырских бесед, как групповых, так и индивидуальных, совершающихся в храме.
Смысл этих консультаций не сводится к религиозным вопросам: обретения веры, разрешения сомнений в учении и канонах Церкви, но включает широкий спектр вопросов личной, профессиональной и семейной жизни.
Многие православные психологи часто говорят, что они должны вести человека к вере. По мнению православного приходского психолога И.Н. Мошковой, одна из важнейших задач христианского психолога – приводить человека в храм, к Богу. Однако деятельность практического психолога не имеет своей целью катехизацию, ее гораздо лучше может выполнить специалист в этой области. Другая точка зрения принадлежит известному психотерапевту Ф.Е. Василюку, декану факультета психологического консультирования Московского государственного психолого-педагогического университета: христианство должно быть той точкой опоры, на которой стоит психолог (психотерапевт), но сама позиция может присутствовать не явно, а в подтексте.
Явно или неявно, проповедь может присутствовать в деятельности христианского психолога – но это, конечно, его решение, его выбор. Хотя, разумеется, проповедь – это призвание скорее харизматическое. По моему мнению, если для практического психолога важна его собственная христианская позиция, он ее скрывать не должен.
Большое значение имеют личностные качества пастыря и психолога. Архимандрит Киприан (Керн) в книге «Приходское пастырское служение» пишет о сострадании как о важнейшей части служения священника. То же самое в полной степени относится и к психологу (консультанту или психотерапевту). Без сострадания (в психотерапии для этого есть понятие эмпатии) психолог едва ли сможет работать результативно.
Как для пастыря, так и для психолога очень важны личностный опыт и зрелость, являющиеся необходимым условием работы. Можно еще сказать и о целостности мышления, мировоззрения и жизни; о соответствии веры и служения, образа жизни и мышления.
Внимание к человеку, падшему и потерявшемуся (то, что так недостает современным христианам), также нужно психологу и психотерапевту. Имеется в виду настроенность на другого человека, обращенность к нему. Традиционное для психологии принятие другого таким, каков он есть, есть и в пастырстве. Но в современном пастырстве с этим дело обстоит довольно трудно, так как значительная часть молодых христиан, как священников, так и пасомых, – неофиты, которым свойственны крайность и категоричность суждений. Принятие другого, терпеливое и лояльное отношение к опыту, пусть и ложному, свойственное личностно зрелым, чаще всего опытным священникам, одинаково важно как для пастыря, так и для психолога.
Если священник не осознал, зачем он выбрал путь служения, и не разобрался в своих помыслах, то беда от такого пастыря. Он будет реализовывать свои честолюбивые или властолюбивые амбиции. Также и психологу нельзя начинать практическую деятельность, пока он сам не проработает свои проблемы.
Этот список профессионально важных личностных качеств, общих для священника-пастыря и для психолога, объединяет эти два служения и показывает, насколько они близки.
Однако есть качества, которые необходимы священнику, но которых никто не будет ожидать от психолога. Во-первых, это вера в Бога, основанная на учении Церкви. Для священника это основа, без которой не может быть никакого служения. Если речь идет о православном психологе, то никто не будет устраивать ему такого экзамена. Тем не менее психолог, претендующий на звание христианского психолога, должен иметь специальную богословскую подготовку. Для этого, например, на нашем факультете открыты курсы повышения квалификации для психологов, социальных работников, учителей и медиков, включающие как психологическую, так и богословскую подготовку.
Во-вторых, священник не может не быть включен в собственную духовную покаянную практику. Несомненно, человек не может быть священником, если сам не знает своих пороков, страстей и не борется с ними. Путь покаяния, путь к чистоте – обязательное требование к священнику. Важно ли это для психолога? Да, наверное, важно, но предъявить это как профессиональное требование в том же объеме как к священнику, наверное, неуместно. Нет для психологов и канонических ограничений, например, касающихся брака. Для психолога, конечно, важно знание своих проблем для того, чтобы они не накладывались на рабочее состояние, не резонировали в работе с клиентом, и это выполняется в супервизии. Супервизию часто называют психотерапией для психотерапевта. Терапевт с помощью более опытного психотерапевта может обнаружить свои собственные затруднения и понять, что мешает ему полноценно работать с пациентом, быть равным ему, а не быть его рабом или персональным гуру. Такая супервизия помогает научиться признавать свои ошибки, понимать свои ограничения, не бояться затруднений и получать удовольствие от своей работы.
Для священнослужителя, наверное, самое главное – его нравственный и социальный статус, образ жизни и поведение. К психологу эти требования, если он христианин, тоже применимы, но не в столь строгой степени.
Возникает вопрос: где же проходит черта, разделяющая представление о двух служениях? В чем их самобытность и необходимость для современной церковной жизни? Кто может сказать: «Вот эта линия! Здесь место психолога, а здесь – место пастыря».
Прежде всего следует обратить внимание на различие в цели. Верно, что священник и психолог, так же как и педагог и медик, работают и служат человеку. Но у них различные онтологические цели. Психолог, учитель, медик помогают человеку жить, понять себя, помогают в душевных проблемах. Можно сказать, что священник служит спасению и исцелению души, а психолог помогает «строительству» личности человека.
Предельность цели открывает перед священником человеческую душу так глубоко, что дерзновенность вхождения во внутреннюю жизнь человека приводит священника в трепет и благоговейный ужас. Психолог не только не может вторгнуться так же дерзко, но он и процессуально огражден рядом правил и норм его профессиональной работы.
Священник, конечно, более на виду. Он виден не только в церкви, в общине, но и в обществе. Психолог, как правило, скрыт за стеной своего кабинета. Оттого и общественный статус психолога скромнее.
Является ли психолог конкурентом священника? Не вторгается ли психолог в пастырское служение? Может ли священник быть одновременно и пастырем и психологом?
Нам представляется, что наших наблюдений достаточно для ответа на главный вопрос: пастырство не то же самое, что практическая психология. Психологическая практика тоже никак не может подменить собою духовное руководство и пастырское окормление. Опасения эти могут иметь место только тогда, когда психологическая практика построена на ложных и непрофессиональных основаниях и не имеет отношения к христианству. Христианская психология, которая формируется на наших глазах, исключает возможность такой подмены. Однако подмена может быть и с другой стороны, со стороны пастырства, а вернее, со стороны крайних, младостарческих форм пастырства, уже осужденных Церковью.
Остался еще вопрос о священнике-психологе. Можно ли совмещать эти два призвания в одном служения? Здесь я могу говорить о собственном опыте.
Ведь есть два фундаментальных факта в том и другом служении: я служу человеку и сам являюсь человеком; служу спасению души и сам нуждаюсь в спасительной силе Церкви; служу строительству богоподобной личности и сам строю свою; наконец, учительствую и сам являюсь учеником. В этой экзистенциальной двойственности мне видится только один путь цельности и целомудрия. Путь этот – личность.
Личность не может раздвоиться, личность всегда есть тождество с самой собой. Я, как священник, и я, как психолог, – не два разных человека. Это трагическое разделение существует только в сфере интеллекта. Сама личность воссоединяет отдельные служения. Очень важно сохранить целостность своей личностной позиции, а не стремиться к нормативной правильности. Как священник я остаюсь в границах Церкви, а будучи психологом, я прежде всего христианин.
Священник Андрей Лоргус – декан факультета психологии Российского Православного университета св. Иоанна Богослова, выпускник факультета психологии МГУ им. Ломоносова
