Устраивать в условиях дефицита времени диспут с коллегами посчитал излишним, и потому выскажусь здесь – просто для того, чтобы важные, с моей точки зрения, вещи, не остались непроговоренными или недостаточно точно обозначенными.
Главный тезис, который я хочу защитить, таков:
Жертвователь имеет право знать абсолютно всю информацию о работе НКО, в которую он вложил деньги. Ему должны быть доступны любые внутренние документы, касающиеся использования пожертвованных им средств.
Введение данного правила в практику работы НКО принесет однозначную пользу для сектора.
Требование финансовой прозрачности НКО для донора есть требование, прежде всего, этическое, то есть практика должна оцениваться в свете выполнения этого правила, а не правило – в свете пользы для практики.
Мы живем на чужие деньги, и скрывать от того, кто эти деньги дает, их дальнейшую судьбу – хоть в формате умолчаний, хоть в формате обобщений – неэтично, что бы там ни было написано в договоре оферты.
Только после принятия этого тезиса стоит рассуждать о необходимых и достаточных уровнях прозрачности, о том, как нам быть с тем, что эта самая прозрачность не востребована донорами и не влияет на их активность, что после завоевания репутации можно уже не особенно рассказывать о судьбе каждого рубля.
Просто потому, что вопросы этики по определению предшествуют вопросам эффективности, сначала мы решаем, что не обманываем донора в принципе, а потом уже уточняем интонации и подробности форм коммуникации. Потому что если мы начинаем с рассуждения о том, как следование этическому правилу отразится на нашей практике, это означает, что этика подвергается сомнению ради выгоды, но тогда непонятно, зачем нам этика, если у нас имеются факторы более существенные.
Люди, когда жертвуют в НКО, платят за решение некоторой проблемы, будь это саркома у маленького мальчика или недостаточно толерантное отношение к людям с избыточным весом. Но у этой покупки есть своего рода обременение – способ, которым НКО решает эту проблему.
Этот способ должен быть прозрачен и приемлем для жертвователя, в противном случае вы продали ему не тот товар, за который он платил. Если человек покупает лекарство, то на упаковке пишут состав и противопоказания. Если человек заказывает услугу, он имеет право оговорить подробно список требований к ней.
Точно также до совершения пожертвования необходимо уведомить жертвователя точно и подробно, как именно оно будет использовано, как будет достигаться нужный ему эффект. Без этого просьба о пожертвовании рискует превратиться во «впаривание», а методы массового фандрайзинга – в методы людей, которые уговаривают пенсионеров «только сегодня и с особой скидкой от мэра, да не читайте договор, там шрифт мелкий» поставить дешевые стеклопакеты и счетчики воды.
И если правило «никаких секретов от донора о судьбе его денег» не будет соблюдаться добровольно, его стоит защитить на законодательном уровне. Это давно уже сделано в других отраслях экономики.
Как закон обязывает государственные органы раскрывать налогоплательщикам данные о затратах бюджета (кроме случаев угрозы безопасности людей), так и для НКО должны стать незаконны финансовые секреты от жертвователей.
Высшие чиновники в России декларируют не только зарплаты и иные доходы, но даже и имущество родственников перед налогоплательщиками, и непонятно, почему НКО не должно делать того же самого перед жертвователями.
Корпорации (о чем из зала напомнила на конференции корреспондент «Филантропа» Евгения Корытина) также имеют обязательную открытую отчетность, в которой хорошо видны бонусы менеджмента и бенефициары деятельности.
И только НКО почему-то до сих пор стесняются открыться миру. Однако это следует сделать, даже если это несколько затратно или боязно.
И разговоры о том, что вот, если вы ведете системный проект с кучей зарплат, то жертвователь не поймет такого рода затрат – не более чем отговорки. Если вы не можете объяснить своим жертвователям, чем ценна работа ваших специалистов, значит, вы сами просто не очень хорошо понимаете ее смысл или не умеете с ними коммуницировать.
Как сказала на конференции Саша Бабкина – «Как правило, если у организации бардак с отчетностью, у них все не очень хорошо с саморефлексией и самооценкой».
Практика принудительной открытости должна быть закреплена именно в формате «Прав донора», обязательных к соблюдению, а не в виде рекомендаций, которые проигнорируют все, кому будет лень или невыгодно им следовать.
Ведь не зря вопрос об отчетности перед массовыми жертвователями возник на антимошеннической конференции. Именно в области массового частного фандрайзинга пасется большинство обманщиков, как институциональных, так и вполне диких. Два других «источника средств для НКО», доступных в России – государство и бизнес – вполне способны постоять за себя, призвать к отчету, а если необходимо, то и к ответу, любого получателя пожертвований, а массовый жертвователь не может этого сделать.
Он не обладает единой субъектностью, а вклад каждого конкретного физического лица, как правило, столь мал, что на его возмущение даже прямым обманом не отзовется ни СМИ, ни прокуратура.
А потому массовым донором можно бесконечно манипулировать, скрывать от него информацию и даже прямо обманывать – это все равно не грозит ровным счетом никакими последствиями.
А значит, необходимо вручить внятные, проговоренные и стандартизированные права каждому из участников процесса, независимо от его вклада. Потому что обманывать на сто рублей столь же недопустимо, как обманывать на 100 тысяч рублей. Как это было в истории развития избирательного права: от людей формально более значительных (дворян, обладателей имущественного ценза, мужчин и так далее) избирательное право постепенно распространилось на всех, дабы каждый был в равной степени защищен, будь он лордом или трубочистом, потому что не бывает неважных людей и не бывает слишком маленьких пожертвований.
Это позволит закончить бессмысленную и бесплодную дискуссию о необходимом и достаточном уровне прозрачности НКО. Вместо инициативных усилий, все равно неинтересных и ненужных жертвователю en masse, вместо открытых либо завуалированных обвинений в нечестности и корысти мы окажемся в мире внятных прав и обязанностей.
Сейчас попытки говорить «прежде всего о том, что сделано, не концентрируясь на частностях» выглядят, порою, способом скрыть реальные цели за эмоционально насыщенной трескотней, как это принято в дикой благотворительности. Пафосное «мы продвигаем системный проект» ничем не отличается от пафосного «мы помогаем детям», если к нему не прилагается детализированного финансового отчета.
А будет так, как это сейчас обстоит в мире корпоративной благотворительности и государственных грантов: грантодатели спокойно заказывают ту музыку, которую считают нужной, и вместо обвинений звучат совершенно здравые дискуссии об эффективности программ, о соотношении средств и целей, ибо средства прозрачны.
Разговор от отчетности на конференции быстро перешел в разговор об оценке вообще, о том, что помимо формальных данных о затратах необходима информация содержательная, раскрывающая результаты работы НКО, ее «социальный эффект». Но подобная оценка никогда не будет полной и объективной без полностью прозрачной финансовой информации. Потому что первые два вопроса любой оценки – «Сколько это стоило?» и «Возможно ли достичь такого же результата дешевле?»
Борцы с коррупцией критикуют властные органы за покупку предметов роскоши на бюджетные деньги – очень дорогой мебели или люксовых автомобилей – именно потому, что неясно, как класс автомобиля или сверхцена дивана поможет органу власти эффективнее работать.
И работа НКО должна быть доступна точно такой же оценке. Заложить в смету что-то сверх необходимого, из расчета «пригодится», «проект уйдет, а оно останется», «раз деньги дают, надо брать» и так далее – обычное дело в мире НКО, и ничем хорошим не кончается, когда жертвователи внезапно узнают, куда на самом деле уходили средства. А об этической составляющей такого подхода я говорил выше.
Социальный эффект, результат, плод работы неотделимы от затраченных ресурсов и не могут быть оценены в отрыве от них.
Тем более в такой сложной и деликатной области, как благотворительность, где речь зачастую идет о жизнях людей. Тем более в области, напрямую связанной с формированием и функционированием общественных авторитетов.
Не зря же публичная благотворительная деятельность запрещена ряду отраслей – именно затем, чтобы полезным эффектом социальной работы не легитимизировались вещи вредные и опасные.
А также внятные и одинаковые правила прозрачности для НКО сильно упростят чаемые многими рейтингование и верификацию для благотворительных организаций, ибо сравнивать можно только то, что живет по общим проверяемым правилам. Без этого мы неизбежно скатываемся во вкусовщину и сравнение несравнимого: не обладая полнотой информации, мы не имеем критерия сравнения и вечно будем вынуждены прикидывать «на глазок».
