Как мы уже писали, 26-27 января в рамках XIII Рождественских чтений в Москве и Одинцово прошли II общероссийские сборы военного духовенства. Один из самых интересных докладов сделал насельник Ионинского монастыря в Киеве игумен Иоасаф (Перетятько). Отец Иоасаф провел 7 месяцев в Ираке в составе украинского военного контингента. Об особенностях этого служения он и рассказал собратьям — участникам сборов.
Прежде всего, я хотел бы рассказать, как и почему я попал в Ирак. Все дело в том, что в миротворческом контингенте украинских войск — что в Косово, что в Ираке — нередко возникали случаи самоубийств, наблюдалась большая смертность в связи с этим. И один из выходов Министерство Обороны увидело в том, чтобы послать в миротворческий контингент священника. Повлияло на это решение и мнение главы Синодального отдела Украинской Православной Церкви по взаимодействию с вооруженными силами, архиепископа Львовского и Галицкого Августина.
Поначалу военные не знали, какой статус мне придать в войсках — ну не предусмотрен пока священник в украинской армии!. Пришлось призвать меня на службу. Поскольку я офицер запаса (я кадровый военный в прошлом), меня взяли на офицерскую должность. Причем должность мне придумали такую: политолог. Это официально, а фактически я, конечно, был священником.
Что сказать о впечатлениях? К сожалению, надо признать такую вещь: американцы умеют воевать, и это, конечно, самое печальное. Они хорошо обходятся без воды, без каких-то необходимых вещей, просто замечательно обходятся. Так что все иллюзии, что кроме нас никто воевать не умеет, конечно, ошибочны. Это с одной стороны.
С другой стороны, мы там были в очень своеобразном положении. Как люди русские, мы американцев не любим — так же, как болгары и поляки, которые там находятся. Но в то же самое время, нам приходилось воевать вместе с американцами против мусульман. Лично для меня это было серьезной проблемой до тех пор, пока я не осознал одну важную вещь: существует очень тесная связь между тем, что происходит в Ираке и тем, что происходит в Чечне! В Ираке мы видели по телевидению ролики, которые были записаны там, в Ираке, на одном из каналов, где были даже некоторые фрагменты о том, как воюют в Чечне. И это были самые, что ни на есть, пропагандистские чеченские ролики! Там показывалось, как ставят фугасы, как наши ребята в этот же день на них взрываются… Это показывал один из государственных телеканалов! То есть кто-то пытается всеми силами завлечь население в эту войну. Конечно, американцы сразу этот канал закрыли, но свое дело эти ролики сделали. Теперь я вижу, что недооценивал взаимосвязь между Чечней и Ираком, а она просто прямая. То есть мы в Ираке воюем вместе с американцами против террористов.
Теперь о том, как воюют иракцы. Рядом с нашим лагерем было мирное селение. Так вот именно из этого мирного селения арабы периодически нас обстреливали. Они быстро поняли, что мы в ответ в ту сторону по ним не стреляем, потому что там мирные жители, и безбоязненно стреляли по нам. У американцев, кстати, другая тактика: они отвечают на огонь, не смотря ни на что. И вот еще, что интересно: арабы воюют, как правило, не на своей территории. Если, допустим, такой-то отряд с юга Ирака, он норовит воевать на севере: лучше я буду стрелять не из своего села, а из чужого. А там уж пускай по мирным жителям будут в ответ стрелять.
И опять про общность с Чечней хочется сказать. Был у нас очень хороший офицер, капитан Иванов, он погиб. Причем, на него явно охотились: специально поставили растяжку. Наши спецы потом смотрели и сказали, что подготовлено все было на высочайшем профессиональном уровне, а почерк ровно такой же, как в Чечне… И еще одно наблюдение, не мое, это многие подтверждают: арабы перестают воевать, как только им перестают платить. Они воюют, только как наемники.
Меня часто спрашивают, в чем оправдание нашего пребывания в Ираке. Ну, прежде всего в том, что мы не воюем, а помогаем населению. Не успели мы прилететь в Ирак, как столкнулись с такой историей: дети собирали металлолом и подорвались на мине. Естественно наших людей отправили на разминирование. Мы разминируем, конфискуем у населения оружие, патрулируем. Ведь миротворческая миссия определяется не тем, как интенсивно идет война, а какие функции конкретно выполняет то или иное войско, а также какими принципами оно руководствуется. А мы чувствуем себя прежде всего русскими людьми, и, естественно, принципы у нас одни — христианские.
Конечно, после гибели наших ребят было и ожесточение, но дух оставался все-таки нашим, христианским.
Теперь конкретно о моем опыте служения. Бывало по-всякому. Иной раз не возможно было людей затащить в церковь, приходилось уговаривать. А иной раз так: «Полковник, — говорю, — у нас богослужение будет». Он: «Батюшка, не переживай, люди будут». Буквально через два часа церковь полна народу. Спрашиваешь их: как же так все пришли? А они:
— Ну как, сказали, вот мы и пришли.
— Что, приказали?
— Конечно приказали.
— Ну, хорошо, давайте теперь по-честному: кто хочет — оставайтесь, а кто не хочет — свободны.
Глядишь, больше половины ушло.
Еще одна особенность священнического служения это то, что приходилось выполнять функции не только священника, исповедника, но и функции психолога. Как мне сказал один майор, с которым я там разговаривал, каждый человек бежит от каких-то проблем. Встречалось немало людей, которые бежали от своих проблем. Конечно, с такими людьми приходилось разговаривать не на уровне исповеди, а на каком-то таком примитивном психологическом уровне.
В том, что я был на офицерской должности, был один положительный момент: у меня был свободный выход, я мог ехать с любым патрулем, с любым конвоем. Правда возникали проблемы с облачением — я боялся обременить своими пожитками военнослужащих. Естественно, нужно было заботиться о себе самому, никто денщиков не давал, а сам я и не просил.
Поэтому я нашел следующий выход. У меня полностью все облачение, все, что нужно для литургии помещалось в небольшом пластмассовом чемоданчике. Облачение у меня, правда, наше, а идеально подходит, конечно, греческое. Оно льняное — очень прочное и легкое, легко складывается, упаковывается, перевозится.
Что касается евхаристических наборов, то, конечно наши великоваты. Лучше всего использовать евхаристические наборы католические, маленькие. В походных условиях такого вполне достаточно. Остается только найти любой пенек и можно служить.
В служении в полевых условиях тоже приходилось и освящать технику, оружие, постройки, и общаться с людьми. И что самое интересное, мною лично замечено, это то, что ребята, бойцы, легче идут на контакт с патрулями, с конвоем. Иной раз пока едешь на задание на БТР-е, разговариваешь с ребятами, и очень легко общаться, у бойцов всегда очень много вопросов. А если на территории лагеря, то общаться хуже: боец всегда занят. Он или в наряде, или готовится заступить в наряд, или готовится к выезду или еще что-то…
Общение с военными было и не только богослужебное. Вместе смотрели кино, читали книги. Замечу, что один фильм особенно понравился бойцам, просто, что называется «пробил» их. Это фильм «Адвокат дьявола». Многие потом говорили в беседах о нем, что поняли наконец, что такое гордость и тщеславие. Помню, я спросил у ребят, чем он их тронул. Они ответили: чем-то глубоко христианским. Так неожиданно было… А если говорить о книгах, то тут тоже удивительно получилось. Специфически духовная литература интересовала военных мало, и это естественно: большинство из них никогда ранее не интересовались религией. Мне честно говорили: «Батюшка, это непонятно, скучно». И вот один попросил что-нибудь почитать, а я ему и дал «Письма Баламута» Льюиса. Через два дня он мне говорит: «Батюшка я вам распечатку не отдам, потому что ее у меня взял другой боец». В общем, они мне ее так и не вернули, потому что она пошла дальше по рукам.
Другое дело фильмы на духовные темы. Здесь больше интереса. Я часто приходил в расположение — в роту или взвод — и предлагал ребятам посмотреть фильм. Особенно хорошо смотрятся фильмы про чудеса, например, схождение Благодатного Огня. Многие об нем знали, слышали, читали, но увидеть воочию на видео-кассете было интересно всем. Так что этот метод проповеди я считаю наиболее действенным.
