Немецкие национал-социалисты возлагали на евреев ответственность за поражение Германии в Первой мировой войне, за слабость Веймарской республики и экономический кризис 1929–1933 гг. Изгнание всех представителей этого народа они считали важнейшим условием создания арийского «народного сообщества».
Антисемитская политика набирала обороты постепенно. В 1933 году был организован бойкот еврейских магазинов. Евреям запретили работать в госучреждениях, а также в сфере медицины, образования, юриспруденции. В 1935 году рейхстаг принял так называемые Нюрнбергские законы: первый из них лишал евреев гражданских прав, переводя их в категорию «подданных», второй запрещал им вступать в брак с другими жителями Германии.
«Мы будем бесстрашно указывать на еврея <…> Смотрите – вот враг планеты, разрушитель цивилизаций, паразит среди народов, сын Хаоса, воплощение зла», – заявил министр народного просвещения и пропаганды Йозеф Геббельс в 1937 году.
В случае эмиграции еврея большая часть его имущества конфисковывалась в пользу рейха. То есть беженцы, прибывающие в другую страну, оказывались практически нищими, если не имели там родственников, готовых помочь. Другие государства массово отказывали таким людям в визах.
В ловушке границ, виз и законов
В Польше в 1938 году был принят закон, согласно которому лица, более пяти лет прожившие за границей, теряли гражданство. Это было сделано специально для того, чтобы не допустить наплыва беженцев из Германии. В ответ нацисты насильно погрузили в поезда около 20 000 евреев, когда-то приехавших из Польши, и привезли их к границе. Эта акция получила название «Збоншинское выдворение». Официальная Варшава отказалась принять бывших польских граждан, и они остались в нейтральной зоне без средств к существованию.
В такой ситуации оказалась и семья 17-летнего Гершеля Гриншпана, который жил в Париже. Узнав о бедственном положении родных, он купил пистолет, пришел в немецкое посольство и выстрелил в одного из дипломатов.
«Повсюду был слышен треск стекол»
В тот же день, 7 ноября, в экстренном выпуске нацистской газеты Völkischer Beobachter была опубликована статья, где говорилось: «Сотни тысяч евреев контролируют целые секторы в немецкой экономике, радуются в своих синагогах, в то время как их соплеменники в других государствах призывают к войне против Германии и убивают наших дипломатов».
Геббельс, выступая перед ветеранами нацистского движения 9 ноября, заявил:
«Национал-социалистическая партия не унизится до организации выступлений против евреев. Но если на врагов рейха обрушится волна народного негодования, то ни полиция, ни армия не будут вмешиваться».
«Народное негодование» не заставило себя ждать. Вечером начались поджоги синагог и погромы во всех крупных городах Германии, Австрии и Судетской области Чехословакии, к тому времени уже присоединенной к рейху. Движущей силой бесчинств стали штурмовики НСДАП и члены гитлерюгенда, переодетые в гражданскую одежду. Они били витрины принадлежащих евреям магазинов, врывались в дома, избивали людей, сеяли ужас.
«Ночью я ехал на такси домой вдоль Курфюрстендамм. По обеим сторонам улицы стояли мужчины и ударяли железными палками по витринам. Повсюду был слышен треск стекол. <…> На каждого приходилось четыре-пять фасадов. Они поднимали палки, ударяли несколько раз и затем переходили к следующей витрине. Прохожих не было видно. Трижды я останавливал такси, желая выйти. Трижды из-за деревьев показывался полицейский и энергично требовал, чтобы я оставался в автомобиле и продолжал поездку», – вспоминает немецкий писатель Эрих Кестнер.
Многие горожане присоединялись к погромщикам.
«Детей из приюта выгнали на улицу в одних пижамах»
«Однажды утром мои родители были очень сильно взволнованы. Они не отпустили меня в школу и рассказали, что синагогу и школу сожгли. Детей из сиротского приюта выгнали на улицу в одних пижамах, а младшего кантора и господина Вольгайма, который заведовал приютом, жестоко избили и чуть не бросили в реку Прегель», – пишет Михаэль Вик в книге «Закат Кенигсберга».
Во Франкфурте-на-Майне полиция и пожарные дежурили у горящей синагоги, не пытаясь спасти здание, вспоминал журналист Валентин Сенгер.
«Вспомогательная полиция образовала кордон, чтобы никто не приблизился к месту пожара, а парни из гитлерюгенда зубоскалили… Около пылающего, как смоляной факел, круглого строения стояли две пожарные машины, одна с большой лестницей, которая не была выдвинута, а другая с техническим оборудованием. Некоторые пожарные держали в руках шланги, но лишь поливали падавшие на улицу балки», – писал он.
Синагога была не только местом для молитв, рассказывает специалист по истории Холокоста, профессор Майкл Беренбаум.
«В понедельник она становилась театром, потому что еврейские актеры не могли выступать на немецкой сцене. Во вторник она становилась симфоническим залом, так как музыканты-евреи были уволены из немецкого оркестра. <…> В течение дня синагога служила школой для еврейских детей, отчисленных из немецких школ. <…> Утром она становилась местом для распределения социальной помощи», – говорит он.
Перед началом «народного негодования» сотрудники немецких спецслужб успели побывать в синагогах и вывезти оттуда архивы.
«Какие-то вооруженные люди ворвались в дом…»
Восемнадцатилетняя Рут Майер, впоследствии погибшая в Освенциме, в те ноябрьские дни написала в своем дневнике: «Они избивали, хватали людей, крушили скарб в квартирах. Мы все землисто-бледные сидели дома, а с улицы к нам приходили евреи, точь-в-точь как живые трупы. Сегодня я прошлась по тесным переулкам. Прямо как на кладбище. Все вдребезги разбито, еврейские магазины заколочены досками и брусом. <…>
И хотя нам всем приходится носить желтый знак, они все равно не отнимут у нас самое сокровенное – наш мир, который мы носим с собой».
Испуганная Марджит Сибнер побежала в полицию и попросила спасти ее семью. Ей было 10 лет. «Но они просто ухмыльнулись, они не стали ничего делать», – рассказывала она впоследствии.
Французские газеты сообщали, что в некоторых городах Германии группы военных пытались защитить евреев, но безуспешно. «В Лейпциге «гитлеровская молодежь» избила до полусмерти трех солдат, взявших под защиту еврейскую детвору. В Берлине, на Потсдамской площади, был изувечен солдат германской армии, защищавший группу еврейских женщин и детей от зверств погромщиков», – говорилось в этих публикациях.
Подросток Руди Бамбер был потрясен немотивированным насилием по отношению к пожилым людям.
«Едва только рассвело, какие-то вооруженные люди ворвались в дом и начали крушить все вокруг. Это были штурмовики. Пока они разносили нашу мебель, прибыли еще военные. На втором этаже жили три пожилые женщины. Одну из них втащили по полу в гостиную и избили только потому, что она попалась им по пути.
Меня тоже били, а потом заперли в кухонном погребе», – вспоминал он.
«Мы так беззащитны, они могут сделать с нами все, что заблагорассудится», – написала Рут Майер через два дня после событий Хрустальной ночи.
«Раньше у него были каштановые волосы»
Пока штурмовики, «гитлеровская молодежь» и обычные горожане занимались погромами, полиция отправляла в тюрьмы их жертв. В те дни было задержано около 30 000 немецких евреев.
«В дом ворвалась толпа, ведомая гестаповцами, нас всех арестовали, – такую запись сделал в дневнике Михаэль Розенберг, ученик еврейского педагогического училища в Вюрцбурге. – Мы прошли, как сквозь строй, через дикую толпу, полную визжащих баб, и смогли спокойно вздохнуть лишь тогда, когда за нами захлопнулись ворота тюрьмы. <…> Мы думали, что проведем в этом ужасном «мертвом» доме не больше дня. Но все сложилось иначе».
Более 27 000 арестованных евреев отправили в концлагеря Бухенвальд, Дахау и Заксенхаузен. К весне 1939 года более 600 них погибли, к такому выводу пришел немецкий ученый Юрген Царуски.
«До ноябрьского погрома число узников концлагерей составляло 21 000, что вполне соответствовало их вместимости. Разумеется, поступление более 27 000 новых заключенных в течение только одной недели создало очень тяжелые условия», – отмечает он.
По словам историка, основной целью арестов 9–10 ноября было не физическое уничтожение евреев, а изъятие их собственности.
«Главной целью массовых арестов было ускорение «ариизации» имущества евреев и принуждение их к эмиграции. Эта информация доводилась до сведения как заключенных, так и их родственников», – говорит Юрген Царуски.
Тех, кто соглашался передать свою собственность рейху и покинуть страну, отпускали.
Отца семилетней Беллы Альперовиц из Зульцберга схватили во время погрома и отправили в Дахау. Девочке повезло: ее мать была гражданкой Швейцарии и смогла вывезти ребенка из страны. «Первым делом она пристроила мою маму в детский дом, – рассказывает дочь Беллы. <…> Потом бабушка вернулась в Германию в надежде найти мужа… Она обратилась за помощью в швейцарское консульство. Каким-то чудом их вмешательство имело успех, и через шесть недель моего дедушку освободили. Раньше у него были каштановые волосы, а теперь он оказался весь седой».
«Лучше бы вы убили 200 евреев»
Рейхсканцлер Адольф Гитлер приказал прекратить погромы 11 ноября. Ущерб от Хрустальной ночи составил 25 миллионов рейхсмарок. Когда выяснилось, что страховым компаниям придется его возмещать, министр экономики Герман Геринг был возмущен. «Лучше бы вы убили 200 евреев, вместо того чтобы уничтожать столько ценностей», – заявил он главе полиции безопасности Рейнхарду Гейдриху, одному из организаторов погромов.
12 ноября Геринг провел совещание, где обсуждались возникшие после Хрустальной ночи финансовые проблемы. «Это безумие – сжигать еврейский склад, а затем требовать, чтобы немецкая страховая компания возместила убыток», – сказал министр.
Решение было найдено. На еврейскую общину Германии, «спровоцировавшую народ на беспорядки», наложили штраф в размере миллиарда рейхсмарок.
«Это сработает. Эти свиньи не совершат больше убийств. Кстати, должен заметить, что я не хотел бы сейчас быть евреем в Германии», – отметил Геринг.
«Основной задачей является вышибить их из Германии вообще», – подчеркнул на том же совещании Гейдрих.
«Не будет ли английская семья настолько добра?»
В течение следующих нескольких месяцев Германию покинули 115 000 человек. Беженцев могло быть значительно больше, но в других государствах действовали жесткие ограничения на въезд мигрантов. «Речь шла не о предусмотрительности, а только о возможностях», – сказал однажды Генри Киссинджер (госсекретарь США в 1973–1977 годах), чьей семье удалось в ноябре 1938 года эмигрировать в Америку из баварского города Фюрта.
«Реально помочь евреям, принять у себя беженцев никто особо не захотел. В большинстве стран Европы были чрезвычайно сильны антисемитские настроения.
Суда с еврейскими беженцами заходили в один порт за другим, но вынуждены были поворачивать обратно», – говорит историк Константин Залесский.
Исключением стала операция «Киндертранспорт», проведенная Великобританией. Премьер-министр этой страны Невилл Чемберлен договорился с руководителями Всемирной еврейской организации помощи о вывозе из рейха несовершеннолетних. Радиостанция Би-би-си 25 ноября транслировала призыв к британским семьям принять еврейских детей. Газеты печатали объявления такого рода: «Не будет ли английская семья настолько добра, чтобы принять 14-летнего подростка с хорошим английским и помочь ему с трудоустройством?» Многие откликались. В ходе операции «Киндертранспорт» в Великобританию были переправлены около 10 000 детей.
Попытка сенатора Роберта Вагнера и конгрессмена Эдита Роджерса организовать аналогичную акцию в США не удалась, другие американские парламентарии их не поддержали.
А в 1941 году в Германии началось массовое физическое уничтожение евреев.
