Православный портал о благотворительности

«Мы пустили волонтеров в ковидные реанимации, это одно из лучших наших достижений»

Чему научились врачи за время пандемии, как в больницу пришли волонтеры, и как в результате изменились отношения врачей и пациентов, рассказывает заведующий отделением рентгенхирургии московской городской клинической больницы № 52 Ванюков Александр Евгеньевич

– В обычной жизни я занимаюсь рентгенхирургией. Это хирургические вмешательства внутри просвета сосуда под рентгеннавигацией. Сейчас мы перепрофилированы под ковид и операционная активность крайне низкая. Поэтому я занимаюсь всем – отправкой выписанных пациентов домой, например, или координацией работы больницы и волонтеров. Ну и иногда оперируем. Но редко.

– Ваша история с волонтерами с чего начиналась? Некому было помогать справляться с потоком больных?

– Весной я начал ходить на собрания штаба, чтобы понять, куда себя приклеить. И везде лейтмотивом звучало, что не хватает рук, не хватает рук! Не хватает не в том, что касается лечения, а скорее дополнительного ухода и внимания.

Я предложил найти волонтеров, людей, которые бы нам эту брешь закрыли. Написал в Фейсбуке, и оно как-то полетело сразу. За первые три дня пришли 400 человек.

Кто-то пришел именно потому, что это была возможность выйти из дома. Кто-то занимался раньше волонтерством, но из-за того, что те же хосписы стали недоступны для посещения, сидели без дела. Кто-то пришел посмотреть, а правда ли это все.

Я не ожидал, честно, что будет такой отклик, и что придется придумывать, что же со всеми ними делать. Потому что в голове у всех есть задачи, а человеку со стороны объяснить это нормальным языком достаточно сложно.

Оказалось, что мы не умеем ставить четкие, емкие задачи – сколько человек нужно, в какое время и что конкретно делать. Вот это было самым тяжелым.

– Что конкретно надо было делать?

– Работы много. В начале нужно было помочь приготовить корпус к перепрофилированию. Разнести наборы еды – разгрузить три грузовых машины, все это как-то распределить по отделениям. То же самое со всей благотворительной помощью.

Потом возникла необходимость передавать передачи пациентам от родных. Потом мы сделали колл-центр. Ведь у нас есть специальная информационная система в больнице, и если там все правильно прочитать и произнести, то у людей снимется основной вопрос: а как мне узнать, что там с моими родными вообще происходит.

И мы пытались это настроить так, чтобы, во-первых, можно было дозвониться, а во-вторых, чтобы после такого звонка не возникло немедленное желание оборвать телефон лечащему врачу.

Тогда было совсем не до телефонов всем, и вот это ощущение, что человек попал в больницу и пропал там…Нам это удалось, и жалоб практически не стало. То есть вместо «состояние тяжелое, что вы хотите, ждите» людям говорили что-то более человеческое. 

Затем, хоть и сильно сомневались поначалу, мы пустили волонтеров в красную зону. Почему нет, если люди сознают все риски и ответственно к этому подходят? Там было нужно очень много помощи.

Мужчина-врач перед компьютером
Нам удалось добиться состояния, в котором мы не боремся с системой, не подмечаем, какие все плохие, а увидел что-то – сделай это. И это здорово работает

Сначала волонтеры помогали больным просто заполнять анкеты, где те были и с кем встречались, чтобы ограничить контакты заразившихся. Это муторно и долго, но очень помогало врачей разгрузить. Затем мы придумали…была проблема, что врачи не успевали приходить к каждому пациенту раз в час, так как поначалу не всегда было понятно в какой момент начинается обвальное ухудшение.

Мы придумали чек-лист, где любой человек с руками и ногами может идти, задать три простых вопроса, измерить температуру, отметить насыщение крови кислородом. И отдали это волонтерам.

Номер один жалоба в любой больнице – ко мне никто не приходит, врача своего я не вижу. А тут все время вокруг тебя люди, которые поболтают, спросят, как дела, проявят человеческие эмоции. И больные начали по-другому себя чувствовать.

Мы пустили волонтеров в реанимации, что, вообще, одно из лучших наших достижений. Потому что у тех, кто там лежит, очень много потребностей, которые не видны медперсоналу в силу неловкости просьбы или занятости.

– Голову помыть?

– В том числе. Ноги накрыть. Правильно кормить. Там очень много всплыло вещей, которые в медицинской среде обычно упускаются из-за сильной загруженности. А тут человеку рассказали, какая погода за окном, и ему уже лучше. Он же плохо себя чувствует, он и так в стрессе, в больнице мы оказываемся не каждый день.

Кто-то просил его не кормить. Потом волонтеры мне говорят, а вы знаете, почему у вас не едят в реанимации? Сил нет, не хотят, отвечаю. Отчасти да. Но вы им рыбу даете. Ну, рыбу, ну и что? А вы ее есть пробовали?

Там же кости. Их и здоровый не всегда все вытащит, а тут вообще проще отказаться. И что делать? А сделайте котлеты. И все! Все едят прекрасно. А тебе это в голову не приходит, ты просто мимо проходишь.

Такой взгляд со стороны оголяет очень много нужных вещей. Система из замкнутой, которая сама в себе варится, превращается в открытую. Нам удалось добиться состояния, в котором мы не боремся с системой, не подмечаем, какие все плохие, а увидел что-то – сделай это. И это здорово работает.

Мы все время декларируем, что врач и пациент по одну сторону баррикад и борются с общей бедой. Но так происходит не всегда. А волонтеры как раз стали скрепляющим раствором, который нас всех объединил.

Появилось ощущение, что не они для тебя, – я умею оперировать и сейчас буду оперировать всех подряд, – а ты для них. Ты зачем это делаешь? Чтобы человеку было лучше.

– Возвращаясь к вирусу и пандемии все же, как ваши коллеги, сильно устали от всего этого? Не выгорают, пользуясь модным словом?

– Сильно. Очень. Конечно. Выгораний, наверное, стало меньше, потому что врачей чествуют сейчас, они ощущают отклик на свою работу. Но чисто физически они очень устали. На врачей ложится большая нагрузка.

Появились люди, от которых ты не ожидал хороших или плохих поступков. Стало понятно, с кем стоит идти в бой, да, а с кем нет

– Чем сейчас отличается ситуация от весенней?

– С одной стороны, стало очень много заболевших. С другой – с ними стало проще работать, потому что ты уже все знаешь. Сформировались алгоритмы, это уже не новая история. Справляться мы научились.

– А чему вообще научились за это время?

– Терпению. Тому, что какие-то вещи можно и нужно претерпевать. Ведь не зря говорится, что сделай человеку невыносимо, а потом верни, как было, и он будет счастлив. Оказывается, раньше еще и хорошо было, а мы жаловались.

Но если серьезно, великодушия и милосердия стало больше. Потому что уже, наверное, никого не осталось, у кого в семье бы кто-то не поболел и не оказался вот с этой стороны. И это нас всех сблизило.

Конечно, появились люди, от которых ты не ожидал хороших или плохих поступков. Стало понятно, с кем стоит идти в бой, да, а с кем нет.

– Последний вопрос: что делать тем, кто выписывается из больниц в тяжелом душевном состоянии? Именно с ковидом это стало актуальным. Сил ни у кого нет. Тяжелые душевные переживания, расстройства…

– Вот у нас были волонтеры, которые занимались пациентами, много времени проведшими в реанимации, потерявшими мотивацию. Они с ними играли, общались, пытались адаптировать обратно к жизни, потому что реанимация выбивает насмерть человека, он в себя приходит очень долго, хотя физически может быть и здоров.

Сам вирус действительно оказывает какое-то когнитивное воздействие, и депрессий много, и расстройств тревожных, астенизации. Плюс возникают какие-то крапивницы и другие психосамотические расстройства.

Нужно заставлять себя что-то делать. Мыть посуду, если не хочется ее мыть. Гулять, звонить друзьям, пробовать жить обычной жизнью.

Читайте наши статьи в Телеграме

Подписаться

Для улучшения работы сайта мы используем куки! Что это значит?
Exit mobile version