Александр и Наталья Уховы – прихожане северодонецкого храма, преподаватели университета, волонтеры, помогающие бездомным животным.
Спасала молитва и друзья-собачники
Сначала в нашем городе было спокойно, мы слышали стрельбу, но думали, что это все касается аэродромов, военных объектов где-то на окраинах. Никто не подозревал и не думал, что скоро к нему в квартиру может попасть снаряд, все вели себя спокойно, без паники. Кто-то сразу стал уезжать, но большинство считало, что уезжают те, кто как-то связан с политикой, а простой народ оставался на месте.
Но очень скоро все изменилось. Начались бомбежки, обстрелы. Люди стали прятаться, где могут. У нас в городе не все дома оборудованы подвалами и тем более специальными укрытиями. Поэтому очень часто во время бомбежек жильцы из нескольких домов сбегались в какую-то определенную пятиэтажку, чтобы там спуститься в подвал. Приходилось с риском для жизни бежать через весь квартал в другой дом, чтобы там спрятаться. Мы не могли так бегать с нашими животными и старались оставаться в квартире. У нас две собаки Чара и Филя, и две кошки – Фокси и одноглазка Пуша.
В начале марта начались аномальные холода, и тут же отключили отопление, газ, свет, интернет. Взрывной волной стало выносить окна, двери, пошел снег, метель. Мороз со снегом залетал в квартиры, в подвалы, окна забивали, а следующий снаряд снова выбивал фанеру, клеенку, и пришлось бросать квартиры и спускаться в подвалы.
Из нашего подъезда почти все уже выехали, соседи нам поотдавали ключи, у нас у одних в подъезде еще оставались стекла, мы могли себе позволить переночевать в квартире. Но потом и нам пришлось кочевать. Сначала мы прятались в ледяном подвале дома, потом переехали в подвал школы. Но людям, которые там тоже спасались, не нравилось, что вместе с ними в подвале животные, нас просили не брать их в подвал, а оставлять в кабинете. Мы не могли их бросать, собаки боятся взрывов, у черной Чары даже поседела морда за это время.
Тогда нас выручили знакомые, оставили нам ключи от квартиры, которая находилась на первом этаже, – это не подвал и не бункер, но все-таки лучше, чем ничего. Примерно 25 дней мы не выходили на улицу, даже погулять с собакой, даже за хлебом. Нам помогали наши друзья-собачники, привозили еду с риском для жизни.
В те дни нас только молитва спасала, мы спустили в подвал лампады с нашего домашнего иконостаса, и у нас получилась катакомбная церковь. Я вспоминал первохристианские времена, когда в катакомбах совершали богослужения и хоронили мучеников. Это было очень похоже.
Сейчас нет гонений на христиан, но христиане сейчас так же, как и тогда, сидят в подвалах, там молятся Богу и почти там же хоронят своих близких. Потому что сейчас негде хоронить умерших. Люди пишут об этом в чатах, советуют друг другу, как это делать. Хоронят во дворах, с записками, чтобы потом произвести эксгумацию и похоронить по правилам.
Духовно нас очень поддерживал и поддерживает пример нашего владыки Никодима, митрополита Северодонецкого. Человек большой веры, воли, он находился в самом эпицентре обстрелов, служил, поддерживал северодончан.
Мы переместились в те районы, где более спокойно, а владыка оставался на своем месте, служил, читал канон Андрея Критского, когда начался Великий пост. У нас много прихожан с нашего прихода, которым прямо в квартиру прилетали снаряды, они бросали дома и прибегали к владыке Никодиму и там в соборе жили, молились. Сейчас не знаю про их судьбу, но я точно знаю, что он молится за нас.
Раньше мы занимались помощью бездомным животным, у нас был канал на ютубе, где мы пиарили и пристраивали животных, осталось много связей с собачниками. И мы очень крепко помогали друг другу в это время. Даже с теми, с кем были, казалось бы: в конфликте, – все было забыто, все распри, мы заново друг друга узнали, это нас очень вдохновляло. По-новому открыли для себя людей, когда они с риском для жизни приносили нам обед, горячую еду.
Кто-то находится за пределами города, а их старенькие родители сидят в подвалах
Когда стало невозможно находиться и в нашем укрытии, мы с большими сложностями смогли уехать. Машина наша стояла в гараже в центре города, когда я до нее добрался, оказалось, что она превратилась в решето. Стали искать перевозчика, их много, можно было нарваться на мошенников, которые брали предоплату, а потом отключали телефон. Не сразу, но нам удалось найти водителя, который взял нас со всеми нашими животными. Благодаря ему нам удалось вырваться из ада.
Нам очень сильно повезло с супругой. Мы выехали не в самый горячий момент. И уже на следующий день мы читали чаты северодончан и поняли, что безопасных мест в городе не осталось вообще. Люди криком кричат «вывезите нас», а кто-то находится за пределами города, а их старенькие родители сидят в подвалах. И люди взывают о помощи: вывезите мою маму, мою семью, детей, а сами не могут приехать в город, потому что это очень опасно. Это очень страшно – даже просто читать эти чаты.
Мы выехали в Беловодск, через несколько дней узнали, что мужчин уже не выпускают на эту сторону. Наших знакомых, которые пытались выехать, семью с детьми, не выпустили. Мужчину оставили на блокпосте, а жена и дети остались с ним.
Из записей Александра «ВКонтакте»:
«Вчера доехали благополучно, поселились и теперь в тепле и свете. Дорога была трудной и мучительной. Брат нас встретил, разместил. Вечером страшно звенело в ушах от тишины. Мы впервые за 25 дней прогулялись по улице, выгуляли собак, подышали свежим вечерним воздухом. Хотели попасть в храм, но здесь он на ремонте. В этой части области я никогда не был, а на фоне происходящего у нас сложилось впечатление, что попали мы в безвременье и живем теперь в сюрреалистическом вакууме, а наше путешествие сюда – мистическое роуд-муви а-ля „Шоссе 66« или „Апокалипсис сегодня«.
Мы не верим, что это происходит с нами, мы не верим, что такое может произойти с каждым. Это как смерть – ты знаешь, что она есть, но когда она приближается, ты не веришь, что она пришла за тобой. Сейчас мы не знаем, что делать дальше, мы не знаем, от чего отталкиваться, у нас не осталось практически ничего: говорят, что даже у нас на даче уже живут военные.
Машины нет, квартиру уже не мечтаем увидеть в прежнем виде. Трудовая книжка осталась под руинами института. Депозит уехал вместе с банком неведомо куда. Мы полные нули, и теперь еще работа под вопросом. Но настроение хорошее, ведь мы живы и здоровы, а над головой не летает чугуний.
Безопасность – она как воздух: когда она есть, тебе кажется, что так было и так будет всегда, что она существует сама по себе и это некое естественное состояние человека. Но когда ее нет, тебе ничего не хочется, не хочется даже есть.
Мы надеемся, что это закончится и мы вернемся хотя бы на руины своего города. Потому что для нас наша родина, особенно малая родина – это очень важно. У меня здесь земля, виноградник, сад я выращивал, я еще лелею надежду туда вернуться. Восстановить то, что останется. Квартира была цела, когда мы уезжали, но мало надежды, что она останется. Если мы раньше опасались за окна, теперь хоть бы коробка была цела.
Мы с супругой преподаватели. Я доцент кафедры философии, Наташа физик. Официально мы еще работаем, несмотря на то, что руководство в одном городе, часть преподавателей и студентов в подвалах, но университет виртуально существует. Мы пытаемся заниматься со студентами по интернету, у нас есть дистанционный сайт.
Сейчас мы боимся планы строить, не знаем, от чего отталкиваться, о чем думать. Пока что мы в подвешенном состоянии в маленьком городке и довольны, что остались живы.
Нам помогают люди – одеждой, едой, предлагают услуги, слезы льют вместе с нами. Я считаю, что наш народ – это святой народ, но за что он получает такое наказание, надо еще понять. Мы еще не успели понять, за что мы получаем. Понятно, что по своим грехам, конечно. Но столько, сколько наш народ переплакал и перестрадал… конечно, это наши ошибки, некого винить.
Сейчас не до озлобления
Если бы я писал обо всем, что вижу, как внешний наблюдатель, как если бы я сидел и наблюдал на футбольном матче, то я бы за кого-то болел.
Но когда ты живешь внутри горя, страдания, то смываются границы между своими и чужими.
Я думаю, что долго еще после окончания всех этих событий фантомные боли будут взывать к злобе, проклятию, потому что все мы люди. Но сегодня людям не до этого. Сейчас все страдают, никто не проклинает ни ту власть, ни эту, все заняты только спасением себя, близких, родственников, сейчас не до озлобления. Это пустая трата времени и ресурсов.
Сегодня все силы людей направлены на спасение себя и своих близких. Когда я открываю местный чат, там 2000 непрочитанных сообщений, но никаких проклятий, там другие вопросы: помогите найти человека, помогите вытащить труп, где найти одежду, еду. Никто не говорит о политике, важно хлеб купить, помыться, найти интернет, чтобы дозвониться родственникам. Все остальное – потом».
Коллажи Татьяны Соколовой на основе фотографий из личного архива Александра Ухова
