Питер и Лаура. Фото с сайта nytimes.com
34-летняя англичанка Лаура скончалась 22 сентября в палате интенсивной терапии одной из больниц в Кембридже (CHA Cambridge Hospital) после мучительного приступа астмы и еще более мучительной борьбы за жизнь. Человеческая психика так устроена, что первым делом, еще не оправившись от первого шока, мы начинаем искать виновных. Кто виноват в нашей утрате больше всего? Конечно, те, что были рядом, и не сумели помочь: медики.
Писатель Питер де Марко придерживается другого мнения. И в эти черные дни он сумел найти в себе силы, чтобы написать персоналу больницы письмо. В нем нет упреков. В нем – благодарность и понимание.
Вот оно:
«Когда я принимаюсь рассказывать друзьям и родственникам о том, как вы ухаживали за моей женой в последние семь дней ее жизни, меня перебивают примерно на 15-м имени, которое я произношу. В моем списке много людей: врачи, медсестры, специалисты дыхательной поддержки, социальные работники, уборщицы.
«Как ты умудрился запомнить все эти имена?» — спрашивают они.Но как я мог не запомнить их?
Каждый из вас заботился о Лауре с большим профессионализмом, а главное – с добротой и уважением, несмотря на то, что она находилась без сознания.
Прежде, чем сделать укол, вы извинялись, что будет немножко больно – и вам было все равно, слышит она или нет.
Когда вы прослушивали ее легкие и сердце стетоскопом, то непременно поправляли ночную рубашку, если та слишком задиралась. Вы следили, чтобы она была как следует укрыта одеялом, полагая, что так ей будет более комфортно спать.
А как вы заботились о ее родителях! Помогали им устраиваться в неудобном больничном кресле с откидывающейся спинкой, приносили им стакан свежей воды едва ли не каждый час, невероятно терпеливо отвечали на все их медицинские вопросы, которым не было конца. Мой тесть – сам врач, как вы знаете. Благодаря вам он ощущал, что тоже участвует в помощи дочери. Не могу передать вам, насколько важным это было для него.
Ваше отношение ко мне – тема отдельного разговора. Я вообще не представляю, где бы взял силы, чтобы пережить эту неделю, если бы не вы.
Сколько раз вы входили в палату, когда я рыдал, уткнувшись в руку жены. Вы тихонечко делали то, что должны делать, и чувствовалось, что больше всего в этот момент хотели бы стать невидимыми. Сколько раз вы помогали мне устроить кресло как можно ближе к ее кровати, пусть на несколько сантиметров, пробираясь через джунгли трубок и проводов… Сколько раз вы подходили ко мне, чтобы поинтересоваться, не хочу ли я что-нибудь: поесть, попить, сменить одежду, принять горячий душ, лучше понять суть лечения моей жены или, может, просто поговорить.
Как часто вы обнимали меня, утешали, когда душа моя буквально разрывалась от горя!
Вы просили рассказать о Лауре, о том, какая она, что любит и чего не любит. Вы не жалели времени, чтобы рассматривать ее фотографии или читать то, что я написал о ней.
Сколько раз вы приносили плохие новости… Но в ваших глазах стояла неподдельная печаль, а слова ваши были исполнены искреннего сочувствия.
Если мне был нужен компьютер, чтобы срочно отправить e-mail, мне его предоставляли.
И даже когда я контрабандой протащил в палату очень важного гостя – нашего кота, чтобы тот в последний раз лизнул ее щеку – вы закрыли на это глаза.
Да что там кот! Однажды вечером вы позволили мне привести в отделение интенсивной терапии больше 50 человек: друзей Лауры, ее коллег, однокурсников по колледжу, родственников, — всех самых важных для нее людей. Сколько любви вылилось на нее в тот вечер.
Была и игра на гитаре, и оперное пение, и танцы. Я не представлял, насколько люди любят мою Лауру.
Это был последний прекрасный вечер в нашей с ней совместной жизни. И без вашего участия он бы не состоялся.
И есть один момент – точнее, целый час, – который я не забуду никогда.
В день, когда все было кончено, перед последней операцией (Лаура была донором органов, всех своих органов, включая сердце), все, чего я хотел – побыть с ней наедине. Она умерла, но жизнь еще искусственно поддерживалась в ней с помощью аппаратов. Но друзья и родственники все шли и шли, чтобы попрощаться с ней, а время бежало, и операция должна была вот-вот начаться.
К четырем пополудни все практически разошлись, а я был совершенно вымотан – и физически, и душой. Я засыпал.
Я попросил медсестер, которые ухаживали за Лаурой – Джен и Донну – придвинуть кресло поближе к кровати, чтобы быть ближе к жене в этот последний день. Но у них была идея получше.
Они попросили меня выйти на минутку, а когда я вернулся, оказалось, что они передвинули Лауру на край кровати – и там осталось как раз достаточно места для меня. Я мог полежать рядом со своей женой в последний раз.
Я попросил, чтобы в течение часа, что оставался до операции, нас никто не беспокоил. Они кивнули, задернули шторки, заперли двери и выключили свет.
Я прижался к Лауре. Она была такой красивой. Я гладил ее по лицу, по волосам. Я прислушивался к ее дыханию, к биению ее сердца.
Это стало последним моментом нашей нежности, и было в этом что-то очень настоящее, чистое, что-то такое, чего до сих пор я ни разу не испытывал.
И с этим необыкновенным чувством я заснул, умиротворенный.
Я буду помнить этот наш последний час вдвоем до конца своих дней: поистине бесценный подарок, за который я не устану благодарить Донну и Джен.
Впрочем, я буду благодарить всех вас. Всегда.
С вечной признательностью и любовью,
Питер де Марко»
Источник:
