Необычная девочка росла в семье урядника Алексея Кузнецова из заштатного города Лальска Вологодской губернии. С детства она мечтала о монастыре.
Отец мечтал выдать ее когда-нибудь замуж, но очень любил дочь и решил: может быть, ее путь монашеский, пусть будет счастлива.
Он сам превратил амбар в келью, соорудил полки для книг. Нина стала принимать странников и помогать бедным, родители не были против. Благополучно пережила семья революцию и Гражданскую войну, но в 1932 г. советская власть добралась и до них. Как же, бывший полицейский чин! Ну пусть старый совсем, ату его, хватай.
Когда родителей арестовывали, Нину парализовало. Ее оставили дома, а урядник Алексей и жена его Анна вскоре умерли в заключении.
Нине со временем стало получше, но до конца жизни она передвигалась с трудом. Правая рука почти не действовала. Чтобы перекреститься, нужно было помогать ей левой.
Ей было уже 45 лет, когда она осталась одна в большом доме-пятистенке. И тогда Нина решает превратить его в приют для ссыльных священников и жен арестованных за веру. В кухне на полатях умещалось до двадцати человек, на печи еще пять. Сколько народа в большой комнате, трудно сказать, но набивалась она иногда битком.
В горнице у Нины гостей всегда ждал горячий самовар. У кого из постояльцев оставались лишние хлеб, мука или крупа, тот, уезжая, оставлял еду для других.
И рассказывал дальше о доброй «урядниковой дочке». Гости хозяйки располагались обычно вокруг стола, но сама Нина никогда за стол не садилась, а в углу перед печью, у загородки на чурбачке. Ела она только сухари.
После закрытия в начале революции Коряжемского монастыря братия его перебралась в Лальск, и здесь образовался монастырь из двенадцати монахов. Настоятелем монастыря стал игумен Павел (Хотемов).
Он был подвижник. Помнил больше шестисот имен людей, за которых всегда молился за литургией. Чтобы иметь возможность помянуть всех, он приходил в храм за несколько часов до начала обедни, совершал проскомидию и молился за каждого человека. После того, как и этот монастырь в Лальске был властями закрыт, часть братии, и среди них игумены Павел и Нифонт, нашли приют в доме блаженной Нины. В два часа ночи монахи и Нина вставали на молитву.
Нина никогда не спала на постели: ляжет в углу избы под умывальником, натянет калечными руками на голову одеяло, свернется калачиком и спит. В храме она бывала за каждой службой: устраивалась где-нибудь на клиросе и делала вид, что спит.
Но стоило кому-нибудь запнуться в тексте службы, как она сразу подавала голос и говорила, что следовало дальше, потому что службу знала наизусть. Зрение у отца Павла было худое, и он, зная, что Нина в совершенстве знает службы и церковный устав, бывало, открывал из алтаря дверь и оттуда спрашивал: «Нинка, какое зачало Апостола и Евангелия читать?» Она тут же и отвечала: такие-то, и никогда не ошибалась.
Когда из монастырских священников остался только старый и немощный игумен Павел (Хотемов), то возник вопрос: кто будет совершать службу. Пригласили протоиерея Леонида Истомина, служившего в селе Опарино. Он до революции был лесничим, а после революции, в самый разгар гонений на Церковь, выразил желание стать священником и был рукоположен.
Отец Павел и Нина переживали: придет новый священник и сократит монастырскую службу. Псаломщик Андрей Мелентьев сказал: «Нинушка, давай так уговоримся – не будем поддаваться, пока он сам не запретит. А и то – поспорим немножко. Скажем: батюшка, во-первых, собор, а во-вторых, в городе был монастырь, люди здесь просвещенные, понимают службу. Вот мы и держимся за церковный устав, чтобы пороку нам от людей не было. А если уж вы благословите – так и будет, как благословите».
Отец Леонид, прослужив несколько первых служб, ничего не сказал, – так и осталась у них в соборе полная монастырская служба.
По молитвам и заступничеству блаженной Нины собор в Лальске долго не закрывался, хотя власти не раз предпринимали шаги к прекращению в нем богослужения.
В начале тридцатых годов они все же распорядились закрыть собор, но блаженная стала писать в Москву решительные письма, собрала и отправила ходоков и действовала столь твердо и неотступно, что власти уступили и собор вернули.
В начале 1937 года сотрудники НКВД арестовали протоиерея Леонида Истомина, псаломщика Андрея Мелентьева, старосту, певчих и многих прихожан лальского собора и последних, еще остававшихся на свободе священников ближайших приходов.
Все они были этапированы в Великий Устюг и заключены в храм Архистратига Божия Михаила, превращенный в тюрьму. Верующих заключенных поместили в небольшую камеру над алтарем, где в полный рост было не выпрямиться. Лежа служили всенощные под большие праздники. Священники, не вставая с нар, подавали возгласы.
Два года пробыл отец Леонид Истомин в тюрьме и лагере вместе со своими прихожанами, а затем его среди других священнослужителей отправили на лесозаготовки в Карелию. Условия содержания были такими, что заключенные вымирали почти целыми лагерями. Здесь и принял кончину протоиерей Леонид.
31 октября 1937 года сотрудники НКВД арестовали блаженную Нину, но обвинений против нее собрать не смогли. Полмесяца продержали они ее в лальской тюрьме, ни о чем не спрашивая и не предъявляя обвинений.
Власти принуждали дать показания против подвижницы многих людей, но согласился на это только один – заместитель председателя Лальского сельсовета.
Он дал показания о том, что блаженная Нина является активной церковницей, которая не только противится закрытию храмов, но неустанно хлопочет об открытии новых. «Летом 1936 года, когда сельсовет намеревался закрыть церковь в Лальске, – показал он, – Кузнецова организовала кампанию, приведшую к срыву этого мероприятия, она собирала подписи и проводила собрания верующих, предоставляя для этой цели свой дом.
В августе 1937 года сельсовет начал собирать подписи среди жителей Лальска, которые желали бы закрыть храм, но Кузнецова снова собрала собрание верующих в своем доме и, таким образом, сорвала мероприятие, намеченное к проведению советской властью.
Когда был арестован псаломщик Мелентьев, Кузнецова сразу же стала хлопотать за него, просить, чтобы его освободили, брала его под защиту».
На основании этих показаний в середине ноября 1937 года блаженной Нине было предъявлено обвинение, и она была допрошена.
Виновной себя блаженная не признала. Но что было делать с калекой, само содержание которой в тюрьме было для властей неудобным, а по известности блаженной среди народа могло быть и хлопотным, – и на следующий день после допроса она была отправлена в тюрьму в город Котлас.
23 ноября 1937 года тройка НКВД приговорила блаженную Нину к восьми годам заключения в исправительно-трудовой лагерь. Блаженная Нина была отправлена в один из лагерей Архангельской области, но недолго пробыла здесь исповедница – 14 мая 1938 года блаженная Нина скончалась.
