Можно ли заработать родительством?

Приемных родителей отбирают по… документам

– Каковы у нас формальные критерии отбора потенциальных приемных родителей?

– Есть список документов, которые нужно предоставить в опеку. Медицинское заключение (на основе справок от фтизиатра, нарколога, психиатра и других специалистов, исследований крови на ВИЧ, гепатит B и C, реакции Вассермана и так далее), справка о несудимости, справка о доходах и другие бумаги. Там достаточно обширный набор документов, этот список есть на разных сайтах.

Когда в первый раз приходишь в опеку, специалисты, естественно, знакомятся, беседуют, пытаются понять твою мотивацию. Это все делается, но мне кажется, что строгого формата этих бесед нет. Все зависит от компетенции и личных качеств сотрудника опеки. Конечно, они ориентируются на регламенты, но с документами для опеки я не знакома.

Еще в опеку нужно предоставить свидетельство об окончании школы приемных родителей. Сама школа не может отсеять никого, но при этом, естественно, понимает, какую ответственность она несет. Если в процессе работы с человеком выявляются психологические трудности или какая-то странная мотивация, единственное, что может сделать школа, написать подробное заключение и тем самым предупредить опеку.

За что платят приемным родителям

Чаще всего, если человек пришел не туда и не затем, он просто отсеивается в процессе обучения. Например, если человек решил на приемном родительстве заработать, то быстро понимает: гораздо выгоднее заняться другими вещами.

Дело в том, что приемное родительство – это полное погружение в ребенка, 24 часа в сутки. Если на это нет внутреннего душевного настроя, ничего не получится. Если б это было просто и легко – давно бы всех разобрали. Например, в той же Москве выплаты на содержание детей вполне достойные, но при этом несколько тысяч человек в детдомах остаются. Потому что с каждым ребенком семью ждет гигантская работа по реабилитации, работа с психологами. Ты заранее не знаешь, с какими трудностями столкнешься, и нет гарантий, что сможешь заниматься чем-то еще, помимо ребенка.

– То есть, семье, которая взяла ребенка в приемную семью, выплачиваются деньги за работу и на содержание ребенка…

– Выплачиваются деньги на содержание ребенка и, если это возмездная опека по форме «приемная семья», выплачивается зарплата приемному родителю.

– Но при этом деньги на содержание ребенка действительно идут на содержание ребенка, а деньги за опеку – это своеобразная компенсация маме, потому что ничем другим, помимо ребенка, она заниматься не может?

– В общем, да. Иногда в семью приходит ребенок пятнадцати лет и выясняется: у него жуткое отставание по развитию, он едва разбирает буквы. И, как следствие, мама работать не может – она сидит и все время занимается с ребенком – по школьной программе или какими-то его особенностями, которые не позволяют оставить его одного ни на минуту.

Я не говорю, что такая ситуация повсеместна, но она случается достаточно часто. Например, человек может рассчитывать, что он сейчас возьмет шестилетнего, немного подготовит и спокойно отправит в школу. А на практике выясняется, что ребенок к школе не готов психологически, у него отставание, и физиологически он также не развит, и родители «зависают» с его подготовкой на лишний год, а то и больше.

То есть, принимая ребенка, надо быть готовым к тому, что вся остальная жизнь на какое-то время прекратится. Не важно, какого возраста этот ребенок. К сожалению, у нас в законе нет понятия «профессиональная семья» (хотя Ольга Юрьевна Баталина не первый год пытается утвердить этот закон в Госдуме), но те семьи, которые занимаются непосредственно и только воспитанием детей, по сути должны ими стать. Тогда это предусматривает отбор семей, высокий уровень сопровождения, вдумчивый контроль, но при этом еще и социальный пакет работающего человека – полноценную зарплату, пенсионные отчисления и прочее.

Приемное родительство это пока недооцененный труд. Общество ничего не знает о реальных трудностях, не понимает особенностей детей-сирот. По мне – так одного ребенка с аутизмом достаточно, чтобы мама сидела дома, а бывает, что в семьях оказываются несколько детей-инвалидов с разными диагнозами.

Откуда в семьях проблемные дети

– Вам известны случаи, когда по документам брали нормотипичного ребенка, а потом выяснялось: у него все так плохо, что мама вынуждена сидеть дома и заниматься только им?

– Это происходит регулярно. С последней ситуацией я столкнулась буквально в канун Нового года. Эта семья не была в нашем клубе и вышла на нас через знакомых знакомых. Они приняли мальчика, и за две недели в семье у него обнаружились и органика, и психиатрия, которые не были отражены в медицинской карте. То есть люди рассчитывали на то, что принимают относительно здорового ребенка, а получили очень сложный случай. И пока ситуация там такова, что в отпуск за свой счет вышли и мама, и папа, и вместо работы они ходят по психологам и психиатрам.

То есть нельзя гарантировать, что записи в карте ребенка отражают его реальное состояние. Бывает гипердиагностика, но бывает и как в этом случае. Причем если накопленные проблемы возможно со временем преодолеть, то с органическими поражениями мозга, которые выявились при подробном обследовании, все гораздо серьезнее.

И это – один ребенок, взятый в полную семью, не младенец. Родители ожидали, что он в соответствии с возрастом спокойно пойдет во второй класс, а в итоге речь о школе вообще не идет. Максимум – домашнее обучение.

– Чем отличаются приемные дети в плане учебы? В чем суть жалобы «он не умеет учиться»?

– Депривация страшна тем, что ребенок не обретает собственной воли. И получается, что знать себя ему и не надо – за него все знают окружающие: завтрак, обед, ужин, в школу, из школы, приезд волонтеров. Как итог – у 90% детдомовцев картины будущего нет вообще, она не формируется.

Спрашиваешь такого человека: «Как ты представляешь свою жизнь через десять лет», – а он и не задумывался, что там жить надо. Он живет сегодняшним днем.

А учеба… В младших классах ребенок учится, чтобы порадовать маму. В подростковом возрасте эта мотивация исчезает, но ребенок уже приобретает собственные взгляды, он чем-то увлечен. И тогда: «Бог с ней, с физикой, буду учить хотя бы то, что мне нравится».

Но когда ребенок не прошел период «ради мамы», с «нравится» у него уже проблемы, потому что по всем предметам он отстал так, что не понимает вообще ничего. Плюс учитываем уровень стресса в детских домах, который почти, как на войне. И как в таком состоянии учиться?

В детдоме другие задачи: чтобы старшие по башке не дали, чтобы избежать наказания, чтобы что-то себе урвать. Когда я спросила своего приемного сына: «Что ж ты столько лет делал в детдоме? Просидел же в школе десять лет и девять классов совершенно зря». А он говорит: «Я выживал». И это так. У него на учебу сил уже не оставалось.

А когда дети-сироты логично приходят к ситуации «кругом трудно и непонятно», лучшим способом действовать им кажется избегание. И такое избегание начинается во всем, то есть сесть и открыть учебник можно только с мамой или с папой. А я с нынешним школьным курсом физики не справлюсь. Сама я могу, например, литературу. Поэтому, чтобы сдать ОГЭ, у сына по всем сдаваемым предметам были репетиторы несколько раз в неделю. В Москве одно занятие стоит от 1000-3000 рублей. Посчитать затраты легко.

Это к вопросу, на что тратят время и деньги приемные родители, даже если ребенок, к примеру, относительно здоров. То, что делали в первом-втором классе, пытаются наверстать в восьмом-девятом.

Можно ли заработать «родительством»

Конечно, если б у нас поддерживали кровные семьи детей с серьезными диагнозами, мы бы не получали такое количество сирот при живых родителях в детских домах. Потому что у нас как: рождается ребенок с синдромом Дауна, или спустя какое-то время ребенку ставят диагноз «аутизм», и кровная мама, особенно, если она одна и молодая, понимает: а ресурса-то у нее нет. Так множатся отказники.

Если у ребенка тяжелый диагноз, его кровная мама также не может работать, а значит, надо ей помогать. Насколько я знаю, сейчас такое движение постепенно начинается и в Москве, и в Санкт-Петербурге. Возникают центры поддержки семей, где есть дети с инвалидностью, центры дневного пребывания, куда таких детей можно привести. Но это – единичные учреждения, просто капля в море. В целом, по стране, эта тема абсолютно провисает.

– Были ли у вас в Школе приемных родителей люди, которые приходили с откровенной мотивацией набрать детей и на этом заработать?

– У нас это бывает одной из мотиваций. Далеко не единственной. Иногда, например, мы видим, что семья успешно вырастила своих кровных детей, опыт хороший, сил еще много и при этом они – люди невысокого достатка, но собираются взять троих-четверых-пятерых. То есть, совершенно очевидно: на свою зарплату столько они поднять не смогут, но при этом решили посвятить себя воспитанию детей.

Такое встречается, но здесь надо смотреть: чаще всего, это мотивация не «сейчас я обогащусь», а «с помощью пособий я смогу взять столько детей, сколько без доплат от государства не смог бы».

Наверное, все дело в том, что мы в Москве. Здесь, имея голову на плечах, заработать несложно. Про регионы, к сожалению, истории в стиле «взяли, чтобы заработать», я слышу регулярно. Но, по-моему, именно эти случаи – крупнейшая недоработка органов опеки.

Ведь таких людей сразу видно: дети не развиваются, толком не учатся, ничем не занимаются дополнительно, у них скудное питание. Скрыть ситуацию, когда деньги тратят не на детей, как правило, сложно.

И потом, выплаты на детей в регионах это – совершенно другие деньги: где-то четыре тысячи, где-то – шесть. Да, еда может быть своя с огорода. Но одежда-то там не намного дешевле.

Да, в Москве выплаты неплохие. Но, например, в моей семье одной такой выплаты на одного ребенка не хватает. Хватает, наверное, на одежду и питание. Но надо оплачивать еще колледж, репетиторов.

Может быть, мы, конечно, неправильно все это организуем. Но у нас на всех детей есть отдельная медицинская страховка, все дети вместе с нами ездят на отдых – уложиться в пособия тут никак не получается.

Зачем берут детей

– Что движет людьми, которые приходят в «Школу приемных родителей»? Вы упомянули, что мотивация бывает «странной».

– Иногда люди просто не до конца понимают, что это такое – взять ребенка.

Наиболее частый мотив – «хочу ребенка!» Двадцать лет назад он был чуть ли не единственным. То есть, это люди, у которых своих детей не случилось, или свои дети выросли. При этом люди – «детоориентированные»; для них дети – важная составляющая часть жизни, но в данный момент у них в семье детей нет.

– То есть, могут прийти люди вообще без опыта родительства, и получить ребенка из детдома с кучей проблем?

– Конечно, у нас же нет задачи отсеять людей только потому, что у них никогда не было детей. Здесь задача преподавателей ШПР – донести, что для семьи очень важно оценить свои ресурсы. Сначала понять, какой ребенок им по силам. А потом – «к кому я обращусь, если что-то пошло не так». И нужно заранее «обрастать» такими возможностями.

– Случаи отказа от детей именно родителями, у которых до этого своих детей не было, знаете?

– За два года работы клуба у нас таких ситуаций было две. В одном случае в семье не прижился ребенок и активно просился обратно в детдом. В другом случае ребенка активно не приняла мама. Но оба случая – сложные, речь идет о подростках пятнадцати-шестнадцати лет. Мы их устроили в другие семьи.

Самая большая иллюзия: «Вы же знали, на что шли»

– Но ребенка старше десяти лет должны были спросить, хочет ли он в семью. Выходит, он согласился, а потом запросился назад?

– Это – самая большая иллюзия: «Вы же знали, на что вы шли!» На самом деле как семья никогда не знает, на что она идет, так не знает и ребенок.

Да, мы приняли принципиальное решение: мы готовы принять ребенка. А потом начинаешь жить с ребенком, вылезают конкретные трудности и проблемы, о которых раньше семья даже не подозревала. И надо срочно это изучать, к этому адаптироваться.

Чаще всего это – поведенческие реакции, которых часть людей вообще не приемлет. Например, у ребенка в анамнезе может быть опыт сексуального насилия, о котором никто не знал. И тогда, например, приходят гости, и приемная девочка может подойти к мужчине, расстегнуть ширинку и предложить ему совершить некоторые действия. Просто потому, что раньше, если ей давали конфету, их надо было сделать. И эти поведенческие вещи не отражены ни в ее карте, нигде.

Или бывает: подростки имели опыт употребления алкоголя, и у них сложная манера общения с людьми. Какая именно – покажет только практика. Это как в браке: иногда люди разводятся, потому что, начиная жить вместе, обнаруживают друг в друге какие-то вещи, о которых раньше не знали.

У приемных родителей вариантов нет – нам надо с этим справляться, а для этого нужна поддержка грамотных специалистов. Конечно, первая мысль, особенно у плохо подготовленных родителей может быть: «Ой, конец света!» Но если рядом есть психолог или хотя бы опытный приемный родитель, ситуация управляема.

Для опытного родителя поведенческие расстройства – это просто сигнал, что у ребенка был определенный негативный опыт. Была травма, с которой необходимо работать. Сам ребенок в этой ситуации только жертва, он не виноват. И вопрос в том, как мы на это реагируем, куда пойдем за помощью и на что сможем в этой работе опереться.

Семья по сериалам

– А почему ребенок, который хотел в семью, может запроситься обратно в детдом?

– Очень просто. В детском доме ребенок приучен к тому, что он ни за что не отвечает. У ребенка в принципе нет возможности планировать личное время и пространство. Он привык плыть по течению, многие функции – забота о себе и близких, простые бытовые навыки, навыки учебные – у него просто отсутствуют или со временем атрофируются.

Основная задача родителя, принимая ребенка постарше, настроить его хотя бы на основы целеполагания. Потому что в детдоме он рассуждает так: «Будущего все равно не будет, зачем я буду напрягаться, отстаньте от меня».

Детдомовские дети семью знают по сериалам. Как ее там показывают? «Тут посидели за столом, поговорили, там поговорили». Складывается ложный образ. Потом он приходит в семью – и там начинается: «А давай, дорогой, уроки. Нужно съездить в магазин за продуктами. А давай приготовим. А помой за собой посуду». И ребенок понимает: «Оп-па! Я-то думал, что попал на свободу, а оказывается – наоборот».

Если у семьи достаточно опыта, она сможет пройти этот период, не передавливая. Если опыта нет, родители могут захотеть всего и сразу: чтобы порядок в комнате, чтобы мог что-то приготовить в шестнадцать лет, больше не курил и учил уроки. А ребенок в ужасе, ему проще вернуться в привычную среду, чем себя ломать. А что все это – для его будущего, он не понимает.

Система сопровождения

– На что сейчас может опереться родитель, помимо опытных приемных родителей и психологов из ШПР?

– В Москве и Санкт-Петербурге с этим сейчас неплохо – есть огромное количество НКО и фондов, которые оказывают услуги родителям бесплатно. У нас, например, есть тренинговые формы занятий, есть индивидуальные консультации с психологом, с детским психологом, с педагогами, другими специалистами.

Обращаться можно, мы рады и кандидатам в усыновители, и состоявшимся приемным родителям. И те люди, которые уже стали членами клуба, знают, куда идти за помощью.

Но мы же – не органы опеки. Мы не видим приемную семью на этапе ее формирования, она обращается к нам, когда считает нужным. Контролировать семью мы не можем – это функция только опеки.

– То есть вы работаете по обращениям, а побежит ли родитель к вам или сдавать ребенка – это вопрос?

– Если он уже состоит в клубе, то в первую очередь придет за помощью к нам. Но если мы не знаем о его существовании, а он о нашем? Чтобы обратиться к нам, он должен, как минимум, знать, что мы есть, что мы открыты для обращений, пожалуйста. На любом уровне, когда только вы собрались брать детей, когда уже приняли, когда «нашли особенности, не знаем, что с этим делать».

Не знаю, насколько у нас доступен реестр благотворительных организаций; может быть, в опеках стоит подсказывать, куда обратиться. Ведь у всех фондов есть своя специализация.

Например, мы делаем акцент на решении психологических проблем и их предотвращении в приемных семьях. Есть фонды, которые работают с детьми ВИЧ, есть «Даунсайд-ап», который работает с синдромом Дауна. Конечно, человеку без специального образования сложно разобраться, куда ему бежать. Нужен какой-то путеводитель, и, наверное, составить его – функция государства.

Сейчас у нас есть единый центр, МФЦ, где мы можем получить любую справку. Это очень удобно. Нужен такой же единый центр и для приемных семей: с этим заболеванием – идите в такой-то медицинский центр, с этой проблемой – в такой-то фонд.

А сейчас, чтобы найти специалиста, например, по работе с сексуализированным поведением, человек должен прошерстить интернет, найти людей с похожими проблемами, тематические сообщества, – это огромная работа.

– И в это время его ведет только опека, которая контролирует только какие-то внешние проявления?

– Да, но это – не вина опеки, а особенность ее организации. Психологов там нет, и там работают люди, которые занимаются всем сразу – и передачей детей в семью, и изъятиями, и разрешениями на продажу недвижимости, и чем угодно еще. Такие «мастера на все руки». А нам нужны специалисты узкой направленности, которые могли бы родителей в панике направить, успокоить и помочь.

Нужно ли любить профессиональную маму?

– Что нам даст институт профессиональных приемных семей?

– Исчезновение детских домов, которые сейчас называются «центрами содействия семейному воспитанию». Содержание детей в таких коллективных учреждениях порождает кучу проблем – психологического и эмоционального характера.

Находясь в таких условиях, не имея хотя бы одного приоритетного собственного взрослого, дети отстают в развитии.

Развитие ребенка происходит только рядом со значимым взрослым – к нему дети подключаются, копируют действия – убираться, читать, мыть посуду, лишь бы вместе. У ребенка в детском доме нет взрослого, вместе с которым он находился бы большую часть жизни. И дальше все отставания у него накапливаются.

Понятно, что после утраты кровной семьи, по какой бы причине это ни случилось, ребенку важно провести разностороннее медицинское обследование. Но он не должен застревать в приютах и больницах на годы. А дальше должна быть альтернатива детскому дому – семья, которая по первому звонку была бы готова принять ребенка.

Возможно, у семей должна быть специализация: кто-то умеет обращаться с детьми с ограниченными возможностями здоровья, с ДЦП, с синдромом Дауна. И опять же, надо смотреть, чтобы сложных детей в семье не было слишком много.

– Каковы должны быть отношения с приоритетным взрослым? Если подумать, самый страшный опыт, который приобретает ребенок, которого сдают в детдом, потом передают в семью, потом сдают обратно, – «личный взрослый может меняться». У ребенка семейного такой опыт появляется только со смертью близких, и это – крушение его мира.

– Начнем с того, что в кровной семье тоже не всегда бывает любовь-любовь. Важно, чтобы мама хотя бы принимала ребенка и о нем заботилась, чтобы не было моментов пренебрежения. Принятие и забота – этих условий достаточно для того, чтобы ребенок рос и развивался так, как ему назначено природой.

Любовь – это конфета для самой мамы, это крылья за спиной, когда ты можешь сутками не спать и носиться, лишь бы другим было хорошо. Но любовь не всегда возникает в один момент, сию секунду.

У нас, кстати, ни с одним ребенком не было такого, чтобы «увидели и влюбились». Даже с самой маленькой, удочеренной, которую брали в два месяца, не было: «О! Это наш ребенок!» Это был просто ребенок, который нуждался в помощи. А мы были семья, которая подготовлена и хочет принять ребенка.

А потом за полгода мы стали такие родные, что «вот только момент рождения не помню, а в остальном – абсолютно мой». И есть огромная наша любовь, и ее – к маме и папе.

Со старшими этот процесс, наверное, происходит дольше, не за полгода, но куда от него денешься? Чем чаще и качественнее мы общаемся с детьми, тем он неизбежнее. Потом понимаешь, что отдельно от каждого из них уже не мыслишь себя, не можешь жить. Вот как понять: это уже любовь, или еще нет?

И с ребенком происходит то же самое. Изначально ребенку и взрослому должно быть хотя бы не противно находиться в обществе друг друга. Это – уже почва, для того, чтобы развивать взаимное приятие. Потом ребенок начинает нуждаться в поддержке взрослого, воспринимает ее как потребность…

Конечно, швырять ребенка из семьи в семью нельзя. Но ведь ребенок может быть в семье довольно длительное время. И даже если оно краткое, на мой взгляд, семья – лучше, чем приют с решетками на окнах и камерами везде, в том числе, в душе. Семья – это естественная форма, придуманная природой.

И вот, допустим, опеке нужно устроить ребенка, и у нее на очереди стоит тридцать подготовленных семей-кандидатов. И опека знает, что ребенка с ДЦП лучше отправить туда, а девочку четырнадцати лет могут взять там, а в этой семье как раз есть свободная комната или кровать в комнате мальчиков, а также необходимые компетенции для приятия сына.

Система должна выглядеть, как картотека семей, а не детей.

– Но это будут уже профессиональные семьи, занимающиеся только воспитанием детей?

– Конечно. Если ты уже воспитываешь нескольких детей, а еще тебе в любой момент могут передать ребенка, и это может произойти сегодня или через полгода, ты находишься в режиме ожидания и ничем другим уже не занимаешься.