Какими принципами должны руководствоваться врач и священник, когда встает вопрос о прекращении чьей-то жизни? Можно ли отключать человека от аппаратов искусственного поддержания жизни? Как поступать в случае, если беременность создает угрозу жизни матери?
Все чаще раздаются голоса о том, что убийство может являться «просто» видом медицинской операции
Диакон Михаил Першин, старший преподаватель биомедицинской этики Российского государственного медицинского университета:
– Надо называть вещи своими именами: желание ускорить смерть человека медицинскими средствами — это желание его убить, и тут нет никаких оправданий ни перед совестью, ни перед законом. Однако насилием будет и стремление поддерживать биологическое существование тела человека, у которого уже нет никакой возможности вернуться к жизни. Известны эксперименты, когда тела людей с констатированной смертью мозга поддерживались в живом состоянии в течение 15 лет. Ради удовлетворения научного любопытства им не давали по-человечески уйти, достойно закончить свой путь. По российскому законодательству пациент имеет право на отказ от медицинского вмешательства, и это не самоубийство — каждый вправе сам решать, как лучше подходить к пределам жизни, какова его мера доверия врачам, какой объем помощи он готов от них принять. Но если пациент находится в бессознательном состоянии, клятва Гиппократа однозначно требует бороться за его жизнь до конца. Даже если прогноз неутешителен, всегда есть вероятность, что состояние пациента улучшится.
Совершенно иные проблемы связаны с беременностью. Известно, что даже при внематочной беременности возможно как хирургическое, так и консервативное лечение, однако в нашей стране предпочтение отдается хирургическому методу. Если ситуация такова, что ни при каких условиях ребенок не может быть выношен, то возникает выбор не между хорошим и плохим, а между плохим и худшим. Приходится принимать эту ситуацию как тяжелое бремя, которое после падения Адама лежит на всех живущих на земле. Согласно Основам социальной концепции, на мать, прервавшую беременность в таких обстоятельствах, налагается особое покаянное молитвенное правило, но она не отлучается от евхаристического общения.
Следует различать те медицинские показания, которые говорят о возможных тяжелых последствиях беременности, и исключительно редко встречающиеся случаи, когда речь идет о неминуемой гибели и матери, и ребенка. Тем самым, если поводом к прерыванию беременности является, по словам врача, диабет, гипертония или другие подобные заболевания, то речь идет о повышенном риске, но вероятность того, что женщина нормально доносит, довольно высока. Ей надо будет себя поберечь, а может быть, и жестко ограничить в каких-то удовольствиях. В России врачи чаще всего стараются перестраховаться, но если женщина, несмотря на уговоры, идет на этот риск ради жизни ребенка, то это ее жертва, ее подвиг. В свою очередь, священник, советуя матери в трудном положении рожать, должен благословить и приходскую общину в случае нужды помочь ей деньгами, связями, молитвами.
Если же гибель зачатого ребенка была неизбежна, а священник запретил прерывание беременности, и женщина погибла — как он будет смотреть в глаза ее детям, ее родным? К сожалению, есть в мире вещи, над которыми мы не властны.
Диакон Александр Волков, клирик домового храма мученицы Татианы при МГУ им. М. В. Ломоносова:
– Не стоит врачу перекладывать свою ответственность на плечи другого человека, даже и священника. Крайне редко все зависит только от врача — в подавляющем большинстве случаев это выбор матери, или родных, или самого человека. Ситуация, которая целиком и полностью зависит от врача и в которой у него действительно нет иных вариантов, кроме самого неприятного, может возникнуть от силы один-два раза в жизни, и потому она слишком интимна для обсуждения. Можно сравнить с ситуацией на войне: твоего друга смертельно ранили и спасти его нет никакой возможности; ему будет легче, если ты его застрелишь. Как поступить? Видимо, только надеясь на то, что в этот момент ты сделаешь правильный выбор.
Священник Александр Косач,настоятель храма апостола и евангелиста Иоанна Богослова на Богословском кладбище (Санкт-Петербург):
– Аборт как побег от трудностей воспитания больного ребенка не может быть оправдан. Особый случай — аборт по медицинским показаниям. Вопрос может стоять так: убить плод, чтобы дать жизнь матери, — или стать виновником гибели обоих. Приходится спасать жизнь, отсекая умирающий организм. Если же речь идет о том, что ребенок болен и может родиться неполноценным, то остается упование на Бога, так как есть много примеров рождения здоровых детей после угрожающих диагнозов; но и рождение болящего ребенка необходимо принять со смирением. Священник обязан помочь родителям принять решение не совершать убийство, а в случае вынужденного аборта попытаться укрепить переживающих и без того глубокое горе родителей и помочь им не усугублять свои страдания незаслуженным самоукором.
Вопрос об отключении от аппарата искусственного поддержания жизни всегда сложный, ответ в каждом случае рождается в муках. Когда человек перестает быть человеком и превращается в набор искусственно функционирующих органов? Никто не знает наверняка, какие процессы происходят в мозге до момента полного умирания. Одно можно сказать с уверенностью: когда человек просит отключения для избавления от боли, для облегчения страданий — это самоубийство; когда решение, что «пора», принято за человека в здравом уме — это убийство. Нельзя, забывая о Промысле, решать за Бога, когда заканчивается жизнь и начинается вечность.
Татьяна Белодурова, фельдшер скорой помощи, жена священника:
– У нас не существует такой практики как самовольное прекращение жизни пациента врачом. Если происходит тяжелое повреждение мозга, то жизнь поддерживают при помощи искусственной вентиляции легких в течение месяца, в надежде, что мозг подаст хоть какие-нибудь признаки жизни и попытается поддержать самостоятельно жизнедеятельность организма. При любой травме мозга месяца достаточно, чтобы пошел процесс регенерации. Если же по прошествии этого срока пациент не может самостоятельно дышать и поддерживать работу сердца, то это говорит о полной смерти мозга. В этом случае, как того требует инструкция, пациент отключается от аппарата. Если же больной пытается дышать сам или поддерживает самостоятельно работу сердца, то лечение будет продолжено и ни один врач не отключит приборы.
Вы даже не представляете, каких пациентов удается вытащить вопреки всем законам логики и природы. Ни один медик не откажется от победы над смертью, если есть хоть малейшая надежда. Не думайте, что легко смотреть на боль и мучение больных. Но одна спасенная жизнь дает силы снова и снова возвращаться к людским страданиям в надежде, что помочь удастся. Смерть для медиков — враг. И эту борьбу мы, даже проигрывая, не оставляем.
Самоубийство Сенеки. Средневековый рисунок
