18 июля – день памяти прпмц. Елизаветы Федоровны Романовой. В своем духовном завещании она просила, чтобы ее похоронили в крипте Покровского собора. Трагические события XX века и мученическая кончина Великой княгини в Алапаевске не позволили ее намерениям сбыться. Однако подземный храм имел особое значение для Елизаветы Федоровны и при ее жизни.
«Опустите мой гроб в самый низ, в землю»
В 1912 году был открыт Покровский собор Марфо-Мариинской обители, но уже через год Великая княгиня Елизавета Федоровна обратилась к художнику М. В. Нестерову с предложением устроить при нем малый подземный храм – крипту.
Елизавета Федоровна видела в крипте будущую усыпальницу для себя и первых сестер обители. В духовном завещании она подробно расписывает свое желание быть похороненной под ее сводами и просит непременно перевезти ее тело туда в случае смерти за пределами Москвы или за границей:
«Прошу меня похоронить в склепе под ныне построенной мною церковью во имя Покрова Пресвятой Богородицы в моем владении на Большой Ордынке в Москве при моей Обители милосердия на месте, указанном мною для настоятельницы Обители, опустив мой гроб в самый низ, в землю».
Крипту было решено спроектировать по образу катакомб вдоль Аппиевой дороги Рима – мест захоронений первых христиан.
Церковь-крипта цокольного этажа Покровского собора состоит из двух помещений – узкого, шириной около полутора метров г-образного коридора под южным нефом храма, и более обширного – самой усыпальницей. Усыпальницу было решено освятить в честь архистратига Божия Михаила и всех Небесных сил бесплотных – молитвенников и заступников перед Богом за души усопших.
После обсуждения проекта летом 1914 года приступили к работам. Для росписи крипты М. В. Нестеров порекомендовал своего лучшего помощника – молодого художника П. Д. Корина, вместе с которым они уже работали над фресками Покровского собора. Впоследствии окажется, что этот проект станет последней храмовой росписью дореволюционной Москвы. В стилистике художника прослеживаются черты фресок Псковских и Новгородских соборов, которые он смог изучить во время своей летней экспедиции в Псково-Печерский монастырь, куда еще в 1913 году его отправил архитектор Покровского собора – А. В. Щусев для копирования плащаниц XVI века.
Говоря о своем помощнике, М. В. Нестеров отмечал: «Усыпальница дала Корину возможность показать, что в нем таится. С большим декоративным чутьем он использовал щусевские архитектурные формы. Великая княгиня осталась очень довольна, Корина благодарила».
В росписи крипты у Корина была определенная свобода. Но, как и при строительстве всех помещений обители, Великая княгиня участвовала в обсуждении замысла. По словам Елены Ковальской, историка, автора-составителя биографического двухтомника о жизни Великой княгини, «перед началом работы Павел Дмитриевич предпринял поездку в Ростов и Ярославль для знакомства с древними фресками соборов. Вполне можно предположить, что Павел Дмитриевич должен быть согласовывать с Великой княгиней программу росписей крипты.
Елизавета Федоровна, обладавшая глубокими богословскими знаниями и сама писавшая иконы, не могла быть только „сторонним наблюдателем« в столь важном своем проекте. Выбор фресок был глубоко символичен. Фактически, перед нами богословие о Воскресении из мертвых, переданное через иконопись».
Личность самой Елизаветы Федоровны, ее приход к Православию, ее покровители на этом пути также отразились в росписях своей будущей, как она замышляла, усыпальницы.
Большинство росписей сосредоточены в левом крыле узкого коридора под южным нефом Покровского собора. Здесь мы видим святую праведную Елизавету, небесную покровительницу Великой княгини после ее перехода в Православие, Марфу и Марию – святых Обители милосердия, а также святую Евфросинию Московскую, жену Дмитрия Донского. Елизавета Федоровна находила параллели со своей жизнью в судьбе последней: для святой Евфросинии смерть мужа, московского князя Дмитрия Ивановича Донского, стала началом монашества, всецелого служения Богу и людям, как и для Елизаветы Федоровны.
По замыслу Корина, коридор крипты покрыли фрески, которые сам художник назвал «Путь праведников ко Господу». Среди них: святители Григорий Богослов и Василий Великий, пророк Даниил и святые отроки Анания, Азария и Мисаил, святые праотцы Иаков и Авраам, пророк и креститель Иоанн Предтеча со своей матерью, праведной Елизаветой, равноапостольная Мария Магдалина, святые апостолы и многие прославившие Господа праведники, окруженные ангелами.
На северной стене изображены ангелы и лоно Авраамово, выполненные Кориным в стилизации новгородской живописи XIV века.
Южную стену коридора украшают праведные жены, апостолы в Раю, праведный разбойник, херувим и ангел. Завершает эту часть росписи сюжет «Ангел Великого совета»: на своде изображены херувимы и три отрока.
Перед входом в саму усыпальницу изображен поклонный крест и медальоны с сюжетами праздников Рождества и Воскресения Христова. На своде – Нерукотворный Спас и Ангел с орудиями страстей.
Южную сторону усыпальницы покрыли фресками с изображениями Спасителя, Богоматери и Иоанна Предтечи, к которым молитвенно взывают Московские святители, святая Евфросиния Московская и ангелы.
Между землей и небом
Великая княгиня часто приходила в крипту для уединенной молитвы. Доктор Рейн, работавший в Обители, писал: «Под сводами храма была устроена особая усыпальница, в которой Великая княгиня избрала для себя отдельный уголок, где должен был стоять ее гроб. Сюда она часто приходила отрешаться от внешней суеты в молитве. Между прочим, в этом уголку из верхней церкви было проведено слуховое окно, через которое проникали вниз богослужебные возгласы и молитвословия. Ее Высочество говорила своим приближенным, что таким образом она и после смерти будет в своей могиле одеваться умиротворяющей теплотой молитвенных песнопений».
Через упомянутое слуховое окно все, происходящее в алтаре, было слышно и в усыпальнице. Поэтому нередко Великая княгиня молилась там и во время богослужений, избегая излишнего внимания к себе.
Из Патериков мы знаем, что святые нередко ставили в свою келью гроб, напоминая себе о будущем переходе от жизни временной к вечной, о встрече с Богом, об отчете за свою жизнь и утешении Божием за все выстраданное.
Так и для Елизаветы Федоровны крипта стала местом между землей и небом, где ограничения этого мира отходят, связь с дорогими усопшими усиливается, мир Небесный становится реальнее земного. Это было местом особого духовного сосредоточения, когда ничем своим не отягощенная душа становится пламенем, серафимом и готова встать перед Богом на суд и на милость.
Те, кто посещал крипту, удивляются очевидному контрасту тональностей в росписях Покровского собора – нежных, с цветами, в мягкой, голубой гамме – и росписей крипты с огненными ангелами, красно-золотыми красками. И дело здесь не только в хронологии создания росписей, различных по времени, в этом – проявление сокровенной части души Елизаветы Федоровны, пламенной, горячей, которую под мягкой, сдержанной манерой общения было нелегко разглядеть.
В желании Елизаветы Федоровны быть похороненной именно в своей Марфо-Мариинской обители выразилась ее всецелая преданность избранному пути – служению Богу и людям делом и молитвой. Игумен Серафим (Кузнецов), лично знавший Великую княгиню, писал: «…Одного она желала и просила у Бога – быть не только духом в любимой своей обители, но и своими костьми».
Материал подготовлен при участии Дома-музея Великой княгини Елизаветы Фёдоровны в Марфо-Мариинской обители милосердия
