Морозовская больница. Фото начала 20 века.
Место с неоднозначной историей: поросята, елки, барабаны и крики нигилиста
История этого места весьма необычна. Издавна здесь находился один из самых колоритных московских рынков – Конный. В честь него и площадь называлась Конная.
Коренной москвич и литератор Иван Шмелев писал в своих воспоминаниях: «Перед Рождеством, на Конной площади, в Москве, – там лошадями торговали, – стон стоит. А площадь эта… да попросторней будет, чем… знаешь, Эйфелева-то башня где? И вся – в санях. Тысячи саней, рядами. Мороженые свиньи – как дрова лежат на версту. Завалит снегом, а из-под снега рыла да зады. А то чаны, огромные, да… с комнату, пожалуй! А это солонина. И такой мороз, что и рассол-то замерзает… – розовый ледок на солонине. Мясник, бывало, рубит топором свинину, кусок отскочит, хоть с полфунта, – наплевать! Нищий подберет. Эту свиную «крошку»охапками бросали нищим: на, разговейся! Перед свининой – поросячий ряд, на версту. А там – гусиный, куриный, утка, глухари-тетерьки, рябчик… Прямо из саней торговля. И без весов, поштучно больше. Широка Россия, – без весов, на глаз. Бывало, фабричные впрягутся в розвальни, – большие сани, – везут-смеются. Горой навалят: поросят, свинины, солонины, баранины… Богато жили».
Если свиней и баранов разделывали, то поросенка подавали целиком – особенно, если речь шла о рождественском столе. Подавали на большом подносе, гарнированного гречневой кашей и тушеной квашеной капустой. Особый шик – покрыть его мелко порезанным яичным белком. В этом случае казалось, что он припорошен снежком.
Здесь же, кстати, торговали и рождественскими елками (они же новогодние). А в 1873 году на этой площади огласили приговор ужасному преступнику – террористу и народовольцу С. Нечаеву. Именно с него Федор Михайлович Достоевский списал П. Верховенского в своем романе «Бесы».
Сергей Геннадьевич Нечаев — один из первых представителей русского революционного терроризма, лидер «Народной Расправы». Осуждён за убийство студента Иванова.
Гражданская казнь была событием особенным, и к ней готовились заранее. Особое внимание уделялось мерам безопасности. Губернатор Москвы Долгоруков получил особенное предписание от самого царя: «Приговор суда обратить к исполнению в один из ближайших дней по восшествию оного в законную силу. Ввиду большого расстояния от Сущевского Съезжего дома, где содержится Нечаев, до места исполнения приговора – Конной площади, перевести его вечером, накануне дня казни, в ближайший к означенному месту Серпуховский Съезжий дом, где учредить жандармский караул.
На рассвете, в восьмом часу утра, вывезти Нечаева, установленным в законе порядком, на площадь, до которой переезд может продолжаться около четверти часа. При конвое, который будет сопровождать дороги, находиться трем барабанщикам и бить поход до приезда дрог с преступником на середину площади, где, вокруг эшафота, расставить заблаговременно обширное каре, оцепленное конвоем и усиленным нарядом от Городской полиции и Жандармского дивизиона».
Собственно говоря, речь шла о том, что по правилам Устава уголовного судопроизводства надлежало выставить осужденного у позорного столба. Администрация опасалась, что Нечаев во время провоза его на «позорной колеснице» будет обращаться к народу.
Однако ж государь решил, что довольно будет укороченного пути позорной колесницы и трех барабанщиков, которые должны были заглушать возможные возгласы осужденного.
Впрочем, как обычно и бывает, барабаны только привлекли к словам осужденного лишнее внимание.
У позорного столба нигилист, по словам донесения генерал-губернатору, кричал именно то, что спокон веку кричат нигилисты: «Долой царя! Да здравствует свобода! Да здравствует вольный русский народ!».
Редко когда император лично разрабатывал подобные инструкции. Но в результате же – в тот день – все обошлось благополучно.
Самая первая
По иронии судьбы именно здесь, на месте со столь неоднозначной историей в 1900 году началось строительство Морозовской больницы. Она названа так в честь Викулы Морозова, однако он организацией не занимался, а всего лишь завещал необходимые средства. Все легло на плечи его сына Алексея Викуловича.
Представители 4-х ветвей семьи Морозовых (4-х морозовских мануфактур): Морозов Абрам Абрамович, Морозов Тимофей Саввич, Морозов Василий Захарович, Морозов Викула Елисеевич
Москва. Фото Бергнера А.(?)
Нач. 1860-х гг.
Мануфактур-советник, купец-благотворитель Викула Елисеевич Морозов.
Именно он обратился к московскому городскому голове с посланием: «Имею честь просить Ваше сиятельство довести до сведения Московской городской думы, что из сумм, завещанных покойным родителем моим, мануфактур-советником Викулой Елисеевичем Морозовым на благотворительные дела, я имею пожертвовать капитал в размере 400 000 рублей серебром на устройство в г. Москве новой детской больницы на следующих главнейших основаниях:
Больница должна носить имя покойного родителя моего Викулы Елисеевича Морозова;
половина жертвуемого капитала 200 000 рублей предназначается для возведение зданий и оборудования больницы;
землю город должен отвести в местности, наиболее нуждающейся в больнице;
другая половина капитала должна составлять неприкосновенный капитал, который должен храниться в городском банке и проценты с него должны идти на содержание коек;
вся больница должна быть устроена на 150 коек;
больница должна служить удовлетворению нужд бедных жителей г. Москвы и потому лечение в ней должно быть бесплатным;
на должность главного врача больницы назначается старший врач детской больницы св. Владимира Николай Алексеев».
Алексей Викулович Морозов — русский промышленник, коллекционер, филантроп
Дело благое – предложение было принято. В качестве архитектора был выбран Илларион Иванов Шиц, в те времена уже достаточно известный. Хирург Тимофей Краснобаев был отправлен в длительную командировку по итальянским, швейцарским и германским детским лечебницам – перенимал опыт. В качестве главного принципа устройства больницы было принято разделение пациентов на несколько корпусов в соответствии с диагнозом – чтобы избежать заражения их друг от друга. Детская смертность была чрезвычайно высока – и именно от инфекционных «детских» болезней: кори, коклюша, дифтерита. Больница имела амбиции переломить ситуацию и улучшить тягостную статистику.
Было еще одно важное нововведение: при входе в больницу детей встречал не только привратник, но и фельдшерица, и осмотр проводился в помещении возле ворот. Только после постановки предварительного диагноза, детей направляли к разным входам и различным корпусам – дифтеритному, коревому и проч.
И вот в 1903 году вступили в действие три первых инфекционных корпуса, а еще через три года все работы были завершены. Новая больница на 340 коек вступила в действие. В качестве докторов были приглашены ведущие специалисты (в том числе упомянутый господин Краснобаев), а медсестрами и обслуживающим персоналом стали христианские активистки из общины «Утоли Моя Печали» – в соответствии с традициями того времени.
Впрочем, это учреждение не ограничивалось приемом исключительно инфекционных пациентов. Здесь было развито хирургическое отделение, кроме того больница имени Морозова использовалась как детская неотложная помощь.
Таким образом, она оказалась самой первой детской скоропомощной больницей.
В газетах то и дело попадались объявления такого рода: «Шестилетний мальчик Сергей Сурков, играя по Бабьегородскому пер., вздумал «покататься». Мимо проезжал извозчик. Мальчик уцепился за заднюю ось пролетки. На повороте раздался неистовый крик Суркова.
Извозчик остановился. Несчастного мальчика сняли с пролетки со сломанной ногой.
Для лечения он отправлен в Морозовскую больницу».
Жизнь продолжается
К счастью, революционные события 1917 года практически не отразились на больничной жизни. Лечебница все также принимала юных пациентов, а профиль ее разрастался. То и дело открывались новые корпуса и отделения – отоларингологическое, ревматологическое, неврологическое.
В Великую Отечественную войну больница чуть не была уничтожена во время воздушного налета. Один из бойцов Московского комсомольско-молодежного полка противопожарной обороны вспоминал: «В Москве хорошо известна детская больница № 1… Вечер. Воздушная тревога. По темному небу мечутся лучи прожекторов. Командир взвода отдает распоряжение бойцам. Постовые занимают на чердаке больницы свои места. Уже слышно, как с неба сыплются на крышу осколки зенитных снарядов. Но вдруг на этот мирный объект обрушились десятки зажигательных бомб. Одновременно возникло несколько очагов загораний, там, где не были выставлены посты из работников больницы. А когда гитлеровцы сбросили на больничные корпуса несколько фугасных бомб, обстановка еще более осложнилась. От высокой температуры лопались стекла и даже пузырилась и горела краска на стенах. Огонь и дым отрезали выход из загоревшегося здания. Языки пламени выбивались с чердака. Дым преградил путь к подвалу, где было оборудовано бомбоубежище. В этой сложной, можно сказать, драматической ситуации, когда счет шел буквально на секунды, бойцы роты принимали быстрые и верные решение. Один увлек детей за собой. За ним устремились другие бойцы, помогая детям выйти из очага пожара. Благодаря их бесстрашию и самообладанию ни один ребенок не пострадал».
Упомянутые бойцы по возрасту не слишком отличались от больничных пациентов – им было по 14 – 15 лет. К подвигу милосердия прибавились и героические подвиги.
В наши дни больница продолжает использоваться по своему первоначальному назначению. Число коек достигло 1020, а врачей – 264. Жизнь продолжается.
