Продолжаем публиковать рассказы приемных мам. Как может выглядеть адаптация ребенка, попадающего из детского дома в семью после возврата? Где найти силы на то, чтобы пережить этот период? И как подготовить близких к тому, что ребенок ведет себя необычно?
«Напиши записочку, чтобы мне дали ребенка»
Своих детей у меня нет, и я не замужем. А вот детей всегда очень хотелось. Мне уже сорок – что называется, «часы тикают».
Потом пришла мысль: ведь можно найти человека, которому уже нужна мама. И как-то я в этой мысли мгновенно укрепилась.
Причем накануне мне звонила двоюродная сестра, рассказала, что она едет в Израиль. Я спрашиваю: «А ты поедешь к Стене Плача? Напиши записочку, чтобы мне дали ребенка».
И в тот день, когда у меня четко сформулировалась мысль: где-то уже есть ребенок, которому я нужна, – от нее приходит сообщение: «Я только что вложила твою записку. Написала, как ты сказала». Я позвонила и ответила: «Твоя почта дошла».
Десять лет назад я уже думала взять ребенка, но тогда мне было тридцать, я еще надеялась, что дети, может быть, будут свои. А тут – очень серьезно озадачилась, окончила ШПР и собрала документы.
«Знакомьтесь, это ваш внук»
Нашелся сын достаточно стихийно. Я мониторила родительские сайты и уже знала детей наизусть. Однажды вижу незнакомое фото. Первая мысль: «Какой симпатичный мальчик. За ним наверняка выстроится очередь, не стоит даже пытаться».
Через неделю открываю сайт – он опять там. Я прочитала, что про него пишут, и поняла: просто не смогу жить, если пройду мимо. Утром позвонила своим родителям и сказала: «Если у этого парня нет умственной отсталости, и он ходит сам, я его возьму». (Я тогда понимала: я должна работать, а повесить на моих пожилых родителей ребенка, который не ходит, – негуманно).
Распечатала фото и послала им: «Познакомьтесь, это – ваш внук». Позвонила в опеку и сказала: «Я еду». Причем я ехала не знакомиться – я ехала его забирать.
Мне вывели сына, мы познакомились, поиграли в машинки, на следующий день инспектор опеки спросила его: Хочешь поехать в гости?» К этому моменту мое согласие было уже подписано. Как только были готовы документы, мы с ним уехали.
Читать об адаптации и проживать ее – разные вещи
Сын – отказник, ему было пять с половиной лет, что такое семья, он не знал, правда, в его истории был возврат. Вернули его очень быстро. У него очень тяжелая адаптация – по-видимому, они не смогли с этим справиться.
Целый день в дороге – всякие такси, маршрутки, перелет в самолете – он выдержал героически. Проблемы возникли сразу, как мы переступили порог дома. Попили чай, и тут у него сдали нервы. Начались истерики, скандалы, швыряние вещей на пол.
У меня психологическое образование, и до того, как идти в ШПР, я перечитала много книг и статей, пересмотрела фильмы о психологии детдомовских детей. Теоретически я была готова к тому, что проблемы будут, поэтому, когда они начались, испугалась не так сильно, как могла бы. Но, как я теперь говорю друзьям: «Читать об ангине и болеть ею – это разные вещи».
Мой сын кричал практически круглосуточно и упрямился по любому поводу. Например: у меня машина синего цвета. Я говорю: «Садись, поедем в магазин». – «Нет, я хочу, чтобы она была красная!» И дальше топает ногами, падает и орет, что на этой машине не поедет.
Сына нельзя было обнять – сразу начинался крик. Я могла его помыть – ему это нравилось, могла покормить (и довольно долго, несмотря на возраст, кормила с ложки), но дальше его клинило. Например, однажды мы смотрели мультики. Я придвинулась чуть ближе, хотела, чтобы он положил голову мне на плечо… Он закричал так, что я хотела выкинуть этот ноутбук. В психике ребенка был запрет: нельзя позволить другому прикоснуться к себе.
Эта граница разрушилась, наверное, месяца через полтора – сейчас он может и обняться, и подраться на подушках.
В первые дни сын очень беспокоился, когда я уходила из дома, – вернусь ли я? Поэтому я всегда четко выдерживала тайминг: если говорила, что вернусь в пять, приходила в пять.
Помимо истерик, были довольно странные фантазии: иногда мой мальчик грозил толкнуть меня под машину, разбить мне голову.
Однажды он стоял с маникюрными ножницами над собакой и целился ей в глаз, в другой раз грозил сжечь дом. Он часто говорил, что оторвет руки – мне или себе. «И будет много крови!» Это в первые три месяца прям вот ежедневно. А потом резко прошло.
Как многие детдомовские дети, сын нуждался в подтверждении любви к нему. Периодически он устраивал провокации, как бы заявляя: «Смотри, какой я ужасный». В ответ его нужно было разуверить и сказать: «Ты – хороший, я люблю тебя и никогда брошу».
Мне сказали – я молодец, и у меня словно крылья выросли
Мне тогда очень помогли мои родители. Бабушка и дедушка знали о необычном поведении внука и были в курсе его причин. Когда мы только приняли решение, что у нас будет ребенок, я рассказывала им о том, что прочитала по теме усыновления, показывала фильмы, говорила о трудном времени адаптации. Конечно, когда они увидели это «живьем», то малость ошалели, хотя сейчас уже привыкли.
Еще мне очень помогло интернет-сообщество приемных мам: там можно получить и позитив, и огромную помощь. И еще помогла наша опека. Однажды мы пришли туда, и сын там «отжег».
Инспектор увидела и говорит: «Вижу, вам трудно. Помощь нужна?» Я говорю: «Обязательно!»
И тогда к нам домой пришли психологи из службы сопровождения. Поговорили со мной, с мальчиком, провели диагностику. Сказали, что все нормально, и я – молодец. У меня просто крылья от этого выросли. Выяснилось: мое отчаяние – это не результат моих ошибок, а просто – очень сложная ситуация. У ребенка – адаптация, мне сложно, и ему – тоже.
«Живите дальше, дышите спокойно, все наладится», – от похвалы в таком формате очень полегчало, потому что до этого были ночи, когда я сидела на кухне и рыдала: «Господи, что же я сотворила со своей жизнью?»
Но приемные мамы из интернета сказали: «Успокойся, каждый из нас хотя бы раз в жизни говорил себе эти слова».
Психологи предупредили: в семье с приемным ребенком кризисы могут возникнуть в три, в шесть месяцев, в год. И точно: спустя полгода у нас опять началось: повысилась тревожность, сын опять раскачивается во сне, но и бесконечно в течение дня повторяет: «Мама, я тебя люблю!» Видимо, выговаривает эти слова за все годы, когда не мог их произнести.
«Ты меня больше никуда не отвезешь?»
Два месяца после приезда из детдома сын называл меня просто по имени. А потом мы с ним вместе что-то готовили и я попросила: «Сынок, дай ложку». Хотя до этого я часто называла его «сынок», он поднял глаза и спросил: «Сынок? А ты – моя мама? Ты меня больше никуда не отвезешь?» Я его обняла и сказала: «Запомни, ты – мой». Он посмотрел на меня и сказал: «МАМА». С тех пор мы с ним перешли на «ты», но интересно: как только возникает какой-то конфликт, он сразу «выкает».
Через два месяца после приезда домой мы пошли в детсад – сначала на полдня, позже – на полный. Еще у нас есть такая договоренность: если в саду что-то случилось, я должна узнать об этом первой. То есть, «я – твоя мама, я твоя защита, но для того, чтобы тебя защитить, я должна знать, что произошло на самом деле». А если ты скажешь, что все в порядке, а воспитатели нажалуются, – я буду ругаться.
Садика он не пугался, правда, волновался перед тем, как в него пойти. И целый месяц я ему рассказывала, что взрослые ходят на работу, а дети – в сад. Он долго уточнял: «А ты точно меня заберешь?» И когда убедился, что забираю, в сад стал бежать с радостью. Теперь, если утром копается, достаточно сказать: «Ой, сейчас нас в сад не пустят».
С ранними подъемами проблем тоже нет. Пока была адаптация, сын просыпался в пять утра, и мой день начинался с этого времени. Сейчас он встает в шесть, даже в выходные, но у нас есть договоренность: «Если видишь, что мама еще лежит, надо заняться чем-то тихим. Потому что если мама не выспалась, она не сможет играть и готовить вкусное». Это не всегда ему удается, но в большинстве случаев у меня получается полежать.
«Яйца берутся из холодильника!»
Когда сын оказался дома, его очень удивил холодильник. Хотя о существовании такого предмета им в детдоме рассказывали. И все дедушкины попытки расспросить, откуда берутся молоко и яйца, заканчивались холодильником же. Хотя сказку про курочку Рябу сын знал.
Помню, я очень беспокоилась, что он начнет хватать продукты в магазине, но он вел себя очень деликатно, только про все расспрашивал: «А это что, сыр? А это – сырки?» Продавщицы удивлялись, поскольку ребенок был уже большой.
Иногда у него бывают истерики во время еды – причем не как, у других детей – от того, что чего-то не хочет. А от того, что он просто не понимает, что это за продукт, и как его едят. А иногда он напихивал полный рот еды, как делают детям воспитатели в детдоме, и держал ее там до рвотного рефлекса. Такое до сих пор случается, но реже.
И сейчас у нас прорыв – он может просто сказать: «Я хочу кушать». Потому что в детдоме просить же бесполезно. В последние дни он даже начинает выбирать еду и просить добавки.
Сын очень любит лечиться – видимо, в детдоме болезнь – способ получить внимание.
Правда, когда заболело ухо, два дня он молчал, пока не стало очевидно. В другой раз мы не могли выяснить вопрос, болит ли у него живот, чтобы мне вызвать «Скорую»: «Болит. Нет, не болит» – он просто пытался угадать, как правильно отвечать, чтобы меня не расстроить.
О соседях и коллегах
Когда сын появился, соседка принесла нам свитер, из которого вырос её ребёнок, кто-то принес книжки, куртку, сапоги на осень. Это было очень вовремя, потому что ребенка из детдома отдают без вещей, и иногда не сразу понимаешь, что покупать в первую очередь. Многодетная соседка принесла пачку молока со словами: «Нам дают на молочной кухне, возьмите».
Проблем на работе у меня тоже не было. Я – человек открытый, поэтому, когда приняла решение взять ребенка, пришла и сказала: «У меня скоро будет ребенок, поэтому вы обречены слушать истории про приемных детей». Коллеги у меня позитивные, они до сих пор героически терпят. Иногда в первые месяцы я приходила в истерике, потому что уже с утра успевала получить от сына «порцию». Они спрашивали: «Что, опять жжет?» – и спокойно выслушивали мой рассказ о происходящем. И даже пока я на работу не ходила, они периодически звонили, пытались как-то поддержать.
Успокоился – и начал учиться
В школу в сентябре мы, скорее всего, не пойдем – хочется, чтобы у сына было детство. Детство – это такой спокойный период без надрыва, когда ты дома, у тебя есть мама, бабушка, дедушка и собака. Мне кажется, сын будет учиться хорошо, потому что голова у него светлая, хотя он и ленится, как все.
Интересно, когда мы с ним только приехали домой, он всем говорил, что ему четыре, хотя ему было пять с половиной, он считал до трех, знал цифры «четыре» и «пять», но ответ на вопрос: «Сколько тебе лет» даже повторить не мог – сразу кричал: «Не знаю!» – и начинал рыдать. Сейчас он легко рассуждает: «Мне – шесть, а потом будет семь, а после – восемь», считает в пределах десяти туда и обратно…
Подготовку к школе я решила не форсировать – пусть сын сначала успокоится. В конце концов, у меня тоже бывают выходные, когда мне надо просто посидеть в кресле и помолчать; через несколько часов я прихожу в себя и готова на подвиги. Психологи тоже сказали: «Не грузите сейчас ребенка, ему достаточно тех развивашек, что есть в саду». Хотя бабушка и дедушка как-то не спеша выучили с ним пол-алфавита. Дедушка научил его играть в шашки – иногда он даже умудряется дедушку обыгрывать, хотя тот, наверное, чуть-чуть поддается.
