С двух до четырех часов ночи мы стояли под окнами своего дома с грудным младенцем на руках, пока пожарные заливали квартиру соседки с пятого этажа. Потом пожарные сказали, что соседка и ее белая собачка задохнулись в дыму: не смогли выбраться из квартиры, загроможденной хламом. Потом из ее квартиры рабочие вывезли несколько контейнеров обгорелого мусора. Какая-то газета написала об этом случае и назвала соседку «человек-червяк»: мол, живет, прогрызая ходы в своем жилище.
Она не была червяком. Она была, кажется, медсестрой на пенсии.
Жила одна. Я часто встречала ее на улице – она шла в сопровождении когда-то белой, а теперь розовой, полысевшей от старости болонки, и тащила домой очередное сокровище с помойки: спинку стула, рваную подушку, шерстяной зеленый платок.
Синдром Плюшкина
Первым в мировой литературе, похоже, такой случай с клинической ясностью описал Гоголь, рассказав о Плюшкине, превратившемся из мужа, отца и бережливого помещика в «прореху на человечестве». У Плюшкина умерла жена, сбежала одна дочь, уехал в Петербург сын… «Наконец последняя дочь, остававшаяся с ним в доме, умерла, и старик очутился один сторожем, хранителем и владетелем своих богатств. Одинокая жизнь дала сытную пищу скупости, которая, как известно, имеет волчий голод и чем более пожирает, тем становится ненасытнее; человеческие чувства, которые и без того не были в нем глубоки, мелели ежеминутно, и каждый день что-нибудь утрачивалось в этой изношенной развалине»… Вещи заменили Плюшкину людей – может быть, потому, что вещи не умирают, не сбегают с офицерами, не просят денег на обмундировку, как сын-офицер… Вещи понятны, предсказуемы и надежны.
Поразительно: в русском языке даже слова подходящего нет для этой проблемы – разве что «синдром Плюшкина» да юмористическое «хомякоз», а смешного тут мало. В английском существует слово «хордеры» — hoarders, а сама проблема накопительства называется хордингом, hoarding; термин, кажется, потихоньку приживается и в русском.
Причин у хординга много, и трудно назвать одну конкретную. Ученые говорят, что расстройство передается генетически, что у него есть биологические предпосылки, связанные с трудностью принятия решений, с трудностями организации и планирования (существуют даже исследования, показывающие, что у хордеров снижена активность в тех областях мозга, которые отвечают за концентрацию внимания, принятие решений и организацию своих действий). Может быть, поэтому такое накопительство часто сочетается с синдромом дефицита внимания и гиперактивности (в котором ключевую роль играют проблемы воли, организации и планирования) и тревожными расстройствами, в том числе обсессивно-компульсивным расстройством (при котором накопление вещей помогает справиться с тревогой и страхом).
Хординг может быть как самостоятельным расстройством, так и следствием черепно-мозговых травм, проблем с сосудами мозга, упадка сил при депрессии, бреда при шизофрении, когнитивного дефицита при деменции, особых интересов при расстройствах аутичного спектра и т. п.
Кто-то покупает новые – потому что покупать приятно, потому что покупка вещей – чуть не единственное, что еще приносит удовольствие. Кто-то ничего не выбрасывает – потому что уже столько всего утрачено, что просто невозможно больше терять; потому что не хочется выходить из дома; потому что страшно; потому что накопившаяся гора уже такова, что в одиночку не справиться.
Кто-то тащит домой вещи с помойки – потому что они еще хорошие, могут пригодиться (и это может быть связано не столько с последствиями жизни при постоянном товарном дефиците, сколько с еще одной проблемой мышления: человеку трудно оценивать вероятность того, где, как, когда эта вещь может пригодиться – представления об этом оказываются самыми расплывчатыми или фантастическими).
Часто хординг начинается еще в детстве, и ему обычно сопутствуют серьезные психологические или психические проблемы: существуют исследования, связывающие это поведение с детскими психологическими травмами. Сами хордеры говорят, что начали собирать вещи где-то между 11 и 20 годами. Но в подавляющем большинстве случаев хординг становится заметен окружающим только после сорока лет — и очень часто начинается с психической травмы, связанной с утратой дорогого человека. Отчасти потому, что больше нет любимых и любящих людей, которые наводят порядок – или для кого этот порядок надо наводить. Отчасти – потому, что теперь уже неважно, порядок дома или беспорядок: больно так, что об этом просто не задумываешься.
«Я расскажу тебе, как это бывает, — сказала коллега, узнав, о чем я пишу. – Сначала тебе делается все равно. Ты живешь как в тумане, и тебе совершенно все равно – лежит у тебя на столе что-то лишнее или не лежит, вынесен мусор или не вынесен. А потом оказывается, что у тебя просто нет сил и здоровья что-то с этим сделать. И позвать никого нельзя, потому что стыдно пустить домой чужого человека».
Еще один механизм хординга, описанный психологами, — создание второстепенной проблемы (порядок в доме), чтобы не думать о главной (утрата, душевная боль, одиночество, психическая травма).
За каждой историей хордера обычно кроется душевная боль. Очень-очень много душевной боли – и его собственной, и окружающих.
Вещи и люди
Спровоцировать хординг может не только смерть мамы или инвалидность ребенка, но и болезненный развод или даже отселение повзрослевших детей: образовавшуюся пустоту заполняют вещи. Это такой речевой штамп: пустоту заполняют вещи. Но так оно и есть: с вещами и зверями все просто и понятно. Это с людьми трудно и больно. А вещи верны, вещи предсказуемы, вещи связаны с сентиментальными воспоминаниями. Вещи не обманут, не изменят, не уйдут. Вещи можно контролировать.
В вещах хранимся мы сами: мы, счастливые, в прошлом; наши ушедшие друзья и возлюбленные; наши трогательные, тогда еще маленькие, дети. В них – несостоявшиеся версии нас самих: хорошие хозяйки с кулинарными книгами, мастерицы с начатым вязаньем, домашние мастера с проводами, гвоздиками и досками. Выбросить это начатое вязанье – значит, отказаться от себя-мастерицы, оторвать часть себя. Раздать, выбросить, вынести вещи покойной матери – предать ее память, выбросить маму из своей жизни.Сначала тебе делается все равно. А потом оказывается, что у тебя просто нет сил и здоровья что-то с этим сделать
Постепенно вещи отгораживают человека от мира людей – от детей, уже повзрослевших, которые уже не могут прийти в гости, спать на своей кровати, сидеть за столом вместе с родителями. От друзей, которых нельзя пригласить. От коллег, от которых скрываешь свою постыдную тайну. Да и покойная мама наверняка не хотела своему ребенку жизни на помойке.
Возвращаться в мир людей все труднее, все стыднее, все больнее. Может быть, поэтому хординг не проходит сам: с годами становится все хуже. И не помогают привычные способы родственного или дружеского давления: возьми себя в руки, выброси, перестань!
Львиная доля этих историй замешана на стыде и вине. И худшее, что тут можно сделать – это стыдить и виноватить хордера, который сразу уходит в глухую оборону. Требовать, чтобы он выбросил хлам. Для него это не хлам – это полезные вещи. Они могут пригодиться, они выгодно куплены по дешевке, они память, они часть его самого. Это он сам – удачливый коммерсант, счастливый покупатель, умелый хозяин. Он художник, садовод, торговец антиквариатом, домашний мастер; это его прекрасное «я» сейчас хотят выбросить вместе со всеми ненаписанными картинами и недособранными велосипедами.
Это его сокровища – спасенные им от жестокого мира палочки и дощечки, которым была уготована смерть на помойке, а теперь они спасены и ждут лучшей участи. В одной из телепередач о хордерах женщина, которую хозяева пообещали выселить из съемной квартиры, где она устроила настоящую помойку, притащила домой какое-то колесико от детского велосипеда, найденное на улице. «Я спасла его, — сказала она съемочной группе. – Оно валялось там никому не нужное, а я спасла его».
Каждое несчастное колесико, каждый выуженный из лужи плюшевый зверь, каждый притащенный домой облезлый кот – это тоже часть уязвимой, страдающей души хордера. Они ведь не столько брошенные колесики спасают, сколько себя – не замечая, что, полагаясь на вещи, а не на людей, возводят между собой и людьми преграду, преодолевать которую все тяжелее. Но когда близкие начинают – из лучших побуждений, конечно же – кричать, скандалить, выбрасывать вещи, ломать эту преграду, — хордерам кажется, что это им руки и ноги ломают, это часть их самих выбрасывают на помойку.
Вещи затрудняют доступ к электрическим сетям, водопроводу, канализации, загромождают раковины и кухонные поверхности. Починить сломанное становится невозможно – а обычно у хордера и нет на это сил, времени, желания. Он постепенно лишается холодильника, плиты, унитаза, кухонного стола. Его жизненное пространство сводится к кровати или креслу, где он сидит, спит, ест. Плесень, пыль, ржавчина, паутина съедают его богатства. Если он не выбрасывает мусор, в доме заводятся насекомые и грызуны. Антисанитария в доме хордера может стать опасной для жизни.
Кошачий концлагерь
Особая форма хординга – собирательство животных. Есть тонкая грань между хордерами и людьми, которые профессионально занимаются животными: хозяевами приютов и заводчиками. Грань эта – должная забота о животных и критичность восприятия. У хорошего хозяина приюта или заводчика животные, сколько бы их ни было, живут в приличных условиях, стерилизованы, накормлены, привиты, здоровы, за ними убирают, даже если их сто или тысяча. У хордера на небольшой площади собрано слишком много животных; они неконтролируемо спариваются, рождают новых, иногда пожирают друг друга. Они недоедают и больны. Их слишком много, чтобы у хордера хватило сил и денег на их прокорм, но он не отдает себе в этом отчета. Ему кажется, что никто другой не может любить этих зверей так, как он, никто не будет заботиться о них так, как он. Он и в самом деле к ним очень привязан.
По зарубежной статистике, хордингом страдают от 2 до 5% населения; мужчины и женщины в равной степени, но в поле зрения властей в 70% случаев попадают одинокие (как правило, овдовевшие или разведенные) женщины. Зверей собирают 40% хордеров; у 80% хордеров, собирающих зверей, дома находятся больные, умирающие или уже мертвые животные.
Чужой опыт
В России опыт работы с хордерами довольно небольшой: обычно хординг становится проблемой родственников, соседей, активистов и волонтеров благотворительных организаций. Иногда — правоохранительных органов (недавно, например, в Москве в завалах хлама в небольшой квартире нашли мумифицированный труп ее хозяина, который несколько лет числился пропавшим без вести).
В других странах существуют наработанные решения проблемы, хотя и их недостаточно. Но, возможно, вместо того, чтобы изобретать собственные велосипеды, мы можем что-то позаимствовать.
В американском диагностико-статистическом руководстве DSM-IV (это классификация психических болезней) собирательство животных рассматривается в рамках обсессивно-компульсивного расстройства и обсессивно-компульсивного расстройства личности; значительная часть случаев хординга также связана с этими диагнозами (хотя хординг как таковой появился в диагностико-статистическом руководстве DSM-V только в 2013 году; проблема еще остается малоизученной).
Существующие исследования показывают, что самое эффективное лечение в этих случаях – это когнитивно-бихевиоральная (она же когнитивно-поведенческая) терапия. Без серьезной и постоянной работы психотерапевта любые усилия по расхламлению обиталища хордера обречены на провал: медицинская статистика свидетельствует, что без лечения 100% хордеров, даже если в их жилье навести порядок, возвращаются к прежнему поведению.
В двух штатах США (это Иллинойс и Гавайи) помощь психотерапевта в случаях собирательства животных оказывается в принудительном порядке.
Хордеры, собирающие животных, могут обвиняться в жестокости по отношению к животным. Крупная организация, защищающая животных, ASPCA (Американское общество предотвращения жестокости к животным), имеет в своем составе целое подразделение по работе с хордерами; их задача – убедить хордеров держать у себя разумное количество животных.
Второе направление помощи – это работа с профессиональными организаторами (professional organizers); для России это совсем новая профессия, и по-русски этих специалистов называют «профессиональными организаторами пространства». Их совсем мало – явно гораздо меньше, чем хордеров, и зарабатывают на жизнь они обычно тем, что создают удобные места для хранения вещей и документов для частных лиц и организаций. Здесь – еще непаханое поле для профессионалов, не освоенный рынок услуг.
Как понять, не стал ли ты хордером?
И для того, чтобы помогать хордерам, и для того, чтобы привлекать их к административной или уголовной ответственности, нужно четко определить, кого можно считать хордером, а кого нельзя.
А если ты не любишь и не умеешь наводить порядок в квартире – когда тебя можно считать хордером? Когда это уже не черта характера, а болезнь? Где грань?
Современная психиатрия считает, что грань там, где расстройство наносит серьезный вред повседневной жизни людей, их работе и отношениям с другими.
DSM-V считает, что о хординге как расстройстве можно говорить тогда, когда человек накапливает вещи дома в таком количестве, что помещение становится невозможно использовать по назначению, а очистка помещения возможна только силами других людей (членов семьи, властей, приглашенных профессионалов); когда хордер испытывает серьезные проблемы в социальной, профессиональной и семейной жизни, не в состоянии поддерживать нормальное санитарное состояние дома для себя и других.
Для того, чтобы говорить о собирательстве животных, тоже нужны определенные критерии; они обычно свои у каждого штата, но, как правило, сходятся на следующих пунктах:
— с животными негуманно обращаются, они не получают адекватного ухода;
— животные находятся в антисанитарных условиях, создающих угрозу для здоровья животных и людей;
— трупы животных не утилизируются в соответствии с санитарными требованиями.
Критическое число животных может определяться по-разному; на Гавайях, к примеру, это больше пятнадцати кошек и/или собак, живущих в неподходящих условиях (вероятно, для наших малогабаритных квартир и пятнадцать – слишком много).
У профессиональных организаторов – своя шкала, которая позволяет оценить степень хаоса в доме (это не для медицинской диагностики и не для уголовного преследования, а для того, чтобы понять, как с этим работать и какие меры предосторожности предпринимать). У этой шкалы пять уровней: зеленый (низкий уровень тревоги), синий (нужна бдительность), желтый (повышенный), оранжевый (высокий) и красный (крайний). Оценка проводится по четырем параметрам:
— структура и зонирование;
— животные и насекомые;
— функциональность;
— безопасность для здоровья.
В соответствии с оценкой работники служб организации пространства получают рекомендации (в одних случаях нужны перчатки, в других – респиратор, в третьих – костюмы химической защиты). Шкала эта очень велика и детализирована.
При самом низком уровне проблем все системы в доме (вентиляция, кондиционирование, электричество, канализация) работают нормально, ко всем дверям и окнам есть доступ, насекомых и грызунов в доме не водится, домашних питомцев немного, они ухожены, у них нет проблем с поведением, все комнаты в доме используются по назначению, приборы работают, поломанное чинится, посторонних запахов нет, лекарства не просрочены и их не очень много.
По мере нарастания проблем – часть приборов и систем выходит из строя, появляются неубранные лужи и кучки, оставленные домашними животными, заметны насекомы и грызуны, появляются запахи, хлам загромождает жилые помещения, блокирует выходы. Сломанное не чинится, посуда не моется, мусор не выносится, белье не стирается; в ванной и на кухне плесень, в доме валяются просроченные лекарства, часто без упаковки.
Третий уровень, желтый – это паутины, экскременты животных, вонючие аквариумы; одна из комнат используется не по назначению; трудно добраться до кровати, часть домашних приборов не работает, есть опасные вещества (битое стекло, разлитые химикаты).
Проблемы четвертого уровня – это уже структурные повреждения здания, которые не ремонтируются дольше полугода; залитые водой полы, поврежденные стены, разбитые окна, проблемы канализации. Тараканов, пауков, грызунов столько, что они бросаются в глаза. В жилые комнаты трудно пройти, комнаты захламлены так, что их нельзя использовать по назначению, выходы заблокированы хламом, приборы используются не по назначению, в доме гниют продукты, нет постельного белья и столовых приборов, плесень, стоячая вода.
Пятый уровень – это уже настоящая помойка. Водопровод и канализация не работают, окна-двери выбиты, стены сломаны, сточные воды подтекают, животных (в том числе мышей, крыс, а то и змей) в доме неконтролируемо много, приборы не работают, комнаты завалены хламом, освещаются свечами и керосинками. Постели нет, тарелок и столовых приборов нет, туалета нет (зато в доме есть фекалии и моча)… воображение читателя дорисует ему остальное, как говаривали писатели в девятнадцатом веке.
Такие дома испуганный телезритель может иногда наблюдать в телепередачах, посвященных хордингу. Их несколько на разных телеканалах разных стран; самая известная, вероятно, — это передача американского канала TLC Ноаrding: Buried Alive, «Похороненные заживо», в России она идет под названием «В плену ненужных вещей». Передача не только пугает зрителя дикими картинами домашних помоек, но и помогает понять, как помочь хордеру.
Как помочь
Помощь хордеру нужна в нескольких направлениях.
Первая, как упоминалось, — это когнитивно-бихевиоральная терапия. Это процесс длительный, он требует нескольких месяцев. Психотерапевт помогает хордеру:
— выяснить, почему он собирает вещи;
— научиться разбирать вещи и решать, что можно выбросить;
— научиться принимать решения;
— взяться за расхламление дома;
— научиться справляться с эмоциональным напряжением.
Иногда бывает необходима госпитализация. Иногда хордеру нужно несколько лет регулярно посещать терапевта.
Нужна помощь профессиональных организаторов, которые могут помочь рассортировать вещи (оставить – пожертвовать – продать – выбросить) и организовать системы хранения.
Нужна помощь близких: тепло, любовь и забота, которые способны помочь хордеру понять, что именно человеческим теплом, а не вещами, стоит дорожить. При этом важно понимать, что ссоры, ультиматумы, скандалы и принудительное выбрасывание вещей не помогают, а только вредят: хордер уходит в глухую оборону, отказывается признавать проблему и еще дальше уходит от людей.
Нужна и физическая помощь, потому что и перебирать вещи, и выбрасывать хлам, и ремонтировать дом, и пристраивать животных, и лечить их – это долгая и тяжелая работа. Здесь нужно или оплачивать помощь профессионалов (и кто-то должен при этом быть рядом с хордером,поддерживать его, помогать ему принимать решения – и не давить),или искать волонтеров. И многомесячную помощь терапевта кто-то должен оплачивать. И нужны социальные решения, потому что бремя, которое ложится на семью хордера, часто оказывается для нее непосильным.
