В начале апреля епископ Пантелеимон, председатель Синодального отдела по благотворительности, посетил с гуманитарной миссией Белгородскую, Ростовскую область и Донбасс. Владыку сопровождал главный врач московской больницы святителя Алексия Алексей Заров и сестры милосердия. Увидев своими глазами, что происходит в ДНР, и узнав о неотложных нуждах местного населения, в Церкви решили прийти на помощь.
Были сформированы несколько групп медиков-добровольцев, которые поехали помогать вместо очередного отпуска. Одна из них – три врача и один волонтер – отправилась в городскую больницу № 2 в Горловке.
Незадолго до Пасхи медики вернулись в Москву. Мы поговорили с одним из них – Максимом Юрасовым, травматологом-ортопедом церковной больницы святителя Алексия.
«У нас спокойно, но снаряды руками пока ловить никто не научился»
В Москве моя работа – плановая хирургия: коксарторозы, переломы, остеомиелиты. Прямо сейчас у меня мужчина с переломом бедренной кости на фоне эндопротезирования, женщина, которой мы будем разрабатывать и печатать на 3D-принтере индивидуальный имплант. А там – минно-взрывные ранения, пулевые, много оторванных конечностей. Это тоже специализация травматологов, травма – это ведь не только «упал на катке и руку сломал».
Поэтому, когда наш главврач Алексей Юрьевич Заров вернулся из Донбасса и рассказал, что требуется помощь, я отказываться не стал. Времени на раздумья особо не было. Посоветовался дома с женой да поехал.
В Горловку нас отправилось четверо: двое хирургов, Игорь Дизенгоф и Лерник Меликсетян, я и наш сопровождающий, послушник Новоспасского монастыря Владимир Фролов, который помогал нам в пути, а в больнице работал в качестве волонтера. Везли с собой гуманитарный груз: аппараты Илизарова, стержневые аппараты для фиксации конечностей, шовный материал, лекарства, белье одноразовое, простыни, расходные материалы, потому что расходники в условиях массовых минно-взрывных ранений заканчиваются очень быстро.
Границу после Ростова пересекли – а там уже весна, цветочки, зеленая травка, листики начинают распускаться. По территории ДНР нас сопровождал представитель местной Народной милиции. Мы едем, а он рассказывает: вот тут были столкновения, на этой высоте столько-то людей потеряли.
«У нас, конечно, спокойно, но снаряды руками пока ловить никто не научился», – так нам сказал владыка Митрофан (митрополит Горловский и Славянский – прим. ред.), который нас принимал, поселил при храме. Риски есть, но люди там живут обычной мирной жизнью, во всяком случае стараются так жить. А в это время артиллерия работает круглосуточно, линия фронта совсем рядом. С фронта в больницу везут раненых.
«Много осколков»
Раненых привозят молодые девушки, женщины – служащие медроты ДНР. Они бойцов фактически таскают на себе, как в Великую отечественную войну. Бойцы в бронежилетах, шлемах, касках – как им только удается с этими здоровенными мужиками справляться? Вытаскивают их, часто прямо с поля боя, накладывают минимально повязки, останавливают кровь и везут в больницу, в приемное отделение.
Обычно звонят заранее, сообщают, сколько везут. В первый день дежурства нам повезло, не было ни одного раненого. А на второй день поступило сразу 10 человек, потом – 15, ребята 1986, 1990 года рождения. Никогда не угадаешь заранее, каким будет следующий день.
Я всю жизнь занимаюсь травмами и ранениями, работал с жертвами ДТП, терактов, и все равно к этому не подготовишься, не угадаешь, сколько пациентов поступит и какая будет тяжесть.
Пуля – дура, она летит так, как ей вздумается. Осколок летит медленнее, но предугадать его движение в теле, где он застрянет и что повредит, тоже человеку не под силу. Там все в бронежилетах, но и под бронежилеты, бывает, залетает.
Ранений «слегка» там почти не бывает, разве что по касательной. Часто травмы сочетанные. Хирургам нашим сразу пришлось принимать участие в операциях: то в грудь осколок залетел, то ранение кишечника. А у меня все время – руки-ноги, руки-ноги. Много осколков. Если осколок залетает, он легких повреждений не наносит, обычно все наружу торчит.
«Ребята, наконец-то мы вас дождались!»
Больница, в которой мы с коллегами проработали в течение недели, – обычная городская, которая на данный момент вынуждена исполнять одновременно функции военного госпиталя и гражданского медучреждения. Плановая помощь там практически отсутствует, хотя при больнице работает травмпункт, куда могут обращаться не только взрослые, но и дети.
Туда же могут привезти и пленных. При нас там уже лежал в реанимации военный из СВУ с тяжелой черепно-мозговой травмой, им занимались нейрохирурги, нас особо к нему не пускали. Этого человека охраняла комендатура, у палаты постоянно дежурил караул, но над ним никто не издевался, его лечили. Все пункты Женевской конвенции соблюдались неукоснительно.
Мы дежурили в приемном покое, когда поступали раненые, участвовали в их сортировке и первой помощи. Я, например, накладывал стержневые аппараты для фиксации конечностей, поскольку гипс при ранениях накладывать нельзя – все раны ведутся строго открытым способом, чтобы был постоянный дренаж. Непосредственно по моему профилю удалось также проконсультировать несколько выздоравливающих пациентов, военных и гражданских. Меня звали, когда надо было помочь с коррекцией аппарата Илизарова.
И врачи, и пациенты очень радовались, когда узнавали, что приехали доктора из Москвы: «О, ребята, наконец-то мы вас дождались!» У меня даже сердце защемило от таких слов. Они были рады тому, что мы просто приехали, даже не тому, что им в профессиональном плане поможем. Тут важен психологический момент, что их не забыли, что наконец-то к ним пришла помощь, они не одни и их не бросят.
«На площадке играют дети, и фоном слышно, как артиллерия работает»
Пока мы были в Горловке, в городе было тихо – ничего к нам «не залетало». Но местные говорят, что раз на раз не приходится: уже после нашего отъезда обстрелы возобновились, были жертвы среди мирного населения.
Нам объяснили, как определять, откуда стреляют: если бубухнуло, то это выпустили со стороны ДНР, а если звук такой, как будто лист железа упал, долгий и протяжный, значит, летит в нашу сторону. Такому быстро учишься – к концу нашего пребывания канонада уже не пугала, можно было спать под нее. Что поделаешь, такой фон жизни.
Горловка – большой город, раньше там жило около 300 000 человек, хотя последнее время многие уезжают. Те, кто остался, стараются жить обычной гражданской жизнью. До пяти вечера работают магазины, есть даже одно кафе. На улицах люди всех возрастов, вот только такси там в основном женщины водят – мужчины в армии служат.
Около храма, на территории которого мы жили, была очень красивая и современная детская площадка. Там постоянно гуляют дети, кричат, смеются, бегают, играют, и фоном слышно, как артиллерия работает. Жуткое ощущение, гротескное.
Разговорились с местным, он работает охранником в храме, был комиссован по ранению. У него дочери восемь лет, и он говорит: «У меня малая родилась и выросла на войне». Я подумал: у меня дочь почти того же возраста в Москве, занимается гимнастикой, ходит в театры, точно так же резвится и бегает на детских площадках. У меня все прекрасно, а у них нет. У них дети на войне растут.
Мы с коллегами вернулись, но сейчас я думаю, что необходимо ехать туда снова, еще и еще. Нет, мне не страшно. То есть страх есть, и он будет всегда, но это как бояться, что тебя машина собьет, сосулька на голову упадет. Это уж как Бог даст! Суждено погибнуть на войне – погибнешь на войне, а если суждено умереть от инфаркта, так и будет. Но людям-то надо помогать!
