Яна Дворкина, участник движения: «Волонтеры в помощь детям-сиротам»:
— Иногда бывает совсем больно, когда выхожу из больницы, и единственная мысль в голове: «Я никогда сюда не вернусь. Ни за что». Вот и вчера был такой день. Кажется, что называется «профессиональной деформацией», да?
Я в очередной раз влюбилась в ребенка. Его зовут Женя. Он учится во втором классе школы и мечтает увидеть живую черепашку. В его семье было совсем сложно, и органы опеки приняли решение забрать Женю и двух его младших братьев из семьи.
В мою больницу привезли его и Ромку — самого младшего брата. Они обследуются и им собирают документы для перевода в детский дом. Все это занимает время, и мальчишки очень устали от постоянного нахождения в изоляции бокса. А еще от неизвестности: куда я дальше поеду? с кем? на сколько? Женька уже начал громить бокс и окружающие испугались, как бы он себя не покалечил.
Мне очень больно за то, что у нас так недооценивается детское горе. Мать, которая потеряла ребенка, получит массу поддержки, понимания, теплых слов. Каждому будет понятно, что у нее горе. Огромное, бесконечное.
Но вот ребенок, только что потерявший не только маму, но и всю свою семью, друзей, родной дом — не считается пострадавшим. В его глазах не видят горя. И Жени окружающие говорят, что: «ты плохо себя ведешь, так нельзя. А надо хорошо. Надо быть послушным мальчиком».
Мне кажется, что ребенку, потерявшему всю свою семью, не надо себя «хорошо вести».
Ему надо пережить свою потерю и отчаянье. Но рамки больницы диктуют свои правила, здесь режим, да и куча опасных вещей вокруг – те же стеклянные стены боксов, которые при желание можно разбить стулом. Выходить в коридор – опасно, ибо инфекционное отделение. И на улицу — нельзя.
И получается, что вроде как спасают ребенка из плохой семьи, а в реальности его благополучие — совсем не самоцель. Ребенок остается один. Рядом нет заботливого взрослого. Нет ни одной знакомой вещи из дома.
И хорошо, что Женька уже взрослый и может передвигаться по палате, ведь дети помладше сидят, запертые в кроватках. Не потому, что к ним плохо относятся, а потому что такова система. Потому что детей много, а персонала – мало, и у них еще множество обязанностей. И в центре внимания оказывается «система», а не ребенок с большой раной в душе.
Когда я пришла к Жене, то обнаружила забаррикадированную изнутри двумя тяжеленными тумбочками дверь. Увидев меня, он крикнул радостно: «а тебе зайти можно!!» и с огромным трудом их оттащил. Правда, как только я зашла, придвинул обратно.
Протестует. Находит способ повлиять на окружающий мир. «Раз я могу контролировать ситуацию, значит, я в безопасности», — подсмотренная мной фраза в психологической книжке так выглядит на практике.
Женька все время жался поближе ко мне. Вроде взрослый парень уже, а что делать, когда так хочется, что бы тебя обняли?
Братик тоже вцепился в меня, повис на руках и прорыдал часа два. Ничего не помогало. Бывает такое, что ребенок, после долгого стресса, наконец, почувствовал себя в безопасности, и может позволить выйти напряжению. Главное при этом — не отпускать его. В какой-то момент он сам успокоиться.
Вот так я и провела несколько часов: с орущим мелким на руках и в попытках уделить внимание старшему. Мы успели полепить из пластилина машинки, человечков, устроить битву этих человечков, поотрывать им руки-ноги в бою, начать собирать конструктор и быстро бросить это занятие, поиграть во все мои игрушки на телефоне, загрузить мультик из интернета, посадить телефон, расстроиться, но все же поцеловаться на прощанье.
Безумно больно от того, что наша система такая. И ее заложником оказываются и органы опеки, и госучреждения, в которые попадают дети – их, как построили десятки лет назад по единой схеме, так они и работают. Персонал больницы – тоже заложники, — у них нет возможности делать для детей больше, чем лечить/кормить/ переодевать. И мамы в соседних боксах – заложники, они видят детей через стекло, но зайти к ним нельзя по больничным правилам.
Вне системы оказывается только один человек в больнице – волонтер.
Волонтеры движения «Даниловцы» в НИИ Бурженко. Фото с сайта danilovcy.ru
Волонтер может пройти к ребенку, находящемуся в самом аду системы. Он может просто побыть с ребенком, дать немножко тепла, любви, заботы. И мне кажется, что вот это «немножко» может очень даже повлиять на детскую жизнь.
Я вот, например, до сих пор помню, как меня не принимали в классе и высмеивали преподаватели всю начальную школу. И помню учительницу, которая села рядом со мной на перемене и просто спросила: «как дела?» и стала рисовать мне животных. Просто так. Всю жизнь помню, а она -наверняка нет.
Так же и наши встречи с детьми – микроскопические, если смотреть в масштабе всей жизни, но такие важные для ребенка. Потому что, наконец-то, он оказался важен. Не его здоровье или уроки, а он сам.
В соседнем боксе с моими мальчишками было еще двое ребят, которые всю мою смену проплакали. И еще несколько детей. Из волонтеров в этот день была я одна, меня хватило только на Женьку с Ромой, и к остальным детям никто не пришел. Следующий волонтер будет только завтра.
Для меня, если честно, загадка, почему в тринадцатимиллионном городе мы никак не можем набрать полную команду волонтеров для десяти учреждений.
Я могу представить, что половина из этих 13 миллионов по уши занята и не имеет возможности выделить 4 часа в неделю для посещения детей, еще у трети просто нет такого желания. Хорошо. Но где оставшиеся 4 миллиона?
В моей команде 20 человек. Нужно еще столько же, как минимум. Тогда, хотя бы лично мне не будет так больно уходить со смены. Я буду знать, что к Жене с Ромкой вечером придет другой волонтер и у Жени не будет необходимости баррикадировать дверь. И ко всем остальным ребятам тоже придут. В наших силах изменить ситуацию к лучшему, вот только это сделать можно лишь сообща.
Если вы хотите помочь детям-сиротам, оказавшимся в больницах и ДДИ, — присоединяйтесь к нашему проекту «волонтерский уход».
Новый набор волонтеров будет 2 ноября, значит, сегодня!
А записаться на вводные обучающие семинары можно здесь.
