Публикуем фрагмент беседы владыки о старости, недавно впервые изданной Фондом наследия митрополита Антония Сурожского. С этой беседой он выступал на конференции по геронтологии, уже сам будучи пожилым человеком.
Митрополит Сурожский Антоний (в миру Андрей Борисович Блум) родился 19 июня 1914 г. в Лозанне в семье российского дипломата.
Раннее детство митрополита Антония прошло в Персии, где его отец был консулом. После революции в России семья оказалась в эмиграции и в 1923 г. осела во Франции.
В возрасте четырнадцати Андрей обратился ко Христу и пришел в Церковь. С 1931 г. прислуживал в храме Трехсвятительского подворья, единственного тогда храма Московской Патриархии в Париже, и с тех пор всегда хранил каноническую верность Русской Патриаршей Церкви.
В 1939 г. окончил биологический и медицинский факультеты Сорбонны. Перед уходом на фронт хирургом французской армии, 10 сентября 1939 г., тайно принес монашеские обеты, в 1943 г. архимандритом Афанасием (Нечаевым) был пострижен в монахи с именем Антоний. Во время немецкой оккупации — врач в антифашистском подполье. После окончания войны занимался врачебной практикой, в частности, заботясь о бывших узниках концлагерей и неимущих эмигрантах.
В 1948 г. рукоположен в иеромонаха и послан в Англию духовным руководителем Православно-англиканского Содружества св. Албания и прп. Сергия. Назначен настоятелем храма св. апостола Филиппа и домового храма преп. Сергия Радонежского в Лондоне.
С 1956 г. — настоятель храма Успения Божией Матери и всех святых в Лондоне и был им вплоть до кончины 4 августа 2003 г.
В 1957 году был хиротонисан во епископа. Совершал богослужения и требы по всей стране. Подлинная молитва, аскетический образ жизни, особый дар чуткого пастыря, прозревающего духовные нужды, привлекал не только прихожан, но и многих вне ограды Церкви.
– В наши дни старость в каком-то смысле настигает людей раньше, чем в былые годы, потому что прежде люди старели с возрастом, а теперь – с изменением общественного положения: человек попадает под сокращение, не может продолжать работать и по этой причине ощущает, что достиг старости, тогда как физически и умственно он может быть еще полон жизни и способен принимать в ней активное участие, – говорил митрополит Антоний.
– Для людей моего поколения старение было медленным процессом убывания физических сил; очень часто болезнь брала верх, менялось умственное состояние, как и сегодня, люди теряли память, частично теряли силы, но – что было важно в те годы – они знали, что постепенно переходят из возраста творчества в возраст либо пассивности, либо творчества духовного (…). Они чувствовали, что не смогут оставаться прежними.
Кто-то открывал для себя новый уровень жизни, который, если хотите, можно назвать духовным, где под словом «духовный» не подразумевается «религиозный» в значении «конфессиональный». Люди обнаруживали, что, несмотря на убывание физических сил и бодрости разума, в них есть такая полнота и глубина жизни, которая может все возрастать, а не истощаться.
В стихотворении французского писателя Виктора Гюго есть такие строки: «Горит огонь в очах у молодых людей, / Но льется ровный свет из старческого ока». И это происходит не автоматически, независимо от поступков и внутренней сущности человека, это – то, что можно подготовить, подготовить творческим отношением к происходящему.
Накапливать мудрость, а не только знания
– В былые времена разница между поколениями в плане жизненного опыта была легко заметна, так как жизнь менялась не слишком сильно, и человек год за годом накапливал опыт поведения в различных жизненных ситуациях, будь то решение материальных проблем, проблем человеческих взаимоотношений или духовных проблем, и молодежь могла порой обратиться к пожилому человеку со словами: «Послушайте, у меня такая-то проблема на ферме, такая-то проблема на работе, такая-то проблема в семье, такая-то личностная проблема, и я не знаю, как их разрешить. Чему научила вас жизнь?» На это пожилой человек мог ответить: «Да, я поделюсь с вами тем, чему научился сам, а также опытом тех, кто перед смертью поделился со мной своим знанием жизни, хрупкости и силы».
Сегодня дела обстоят по-другому, так как жизнь меняется настолько стремительно, что человек старшего поколения не в состоянии поделиться с молодежью полезной информацией. Люди моего поколения не знают многого, что сегодня стало общеизвестным. Ну вот, к примеру. Я окончил Сорбонну по специальности «физика, химия и биология». Моим преподавателем физики был Морис Кюри – один из величайших ученых-физиков своего времени. Областью его специализации было изучение атомов и структуры материи. Шел, как мне помнится, 1934 год, и вот в ходе своей последней лекции он подвел такой итог: «Я передал вам все свои знания по физике и могу сказать лишь одно: атом никогда не удастся разделить». Этот человек был специалистом в своей области, а сегодня любой ребенок знает, что он был не прав.
Так что, в каком-то смысле, невозможно обращаться к людям старшего поколения за руководством, но можно прибегнуть к их мудрости и смирению, если они им присущи, потому что ни мудрость, ни смирение не обретаются просто так, без усилий. Мудрость обретается путем внимательного и непредвзятого наблюдения за жизнью, самокритичного наблюдения за собой и некритичного, сострадательного наблюдения за жизнью других с открытым сердцем, с пониманием, с желанием понимать, что происходит в жизни другого человека. И в процессе этого мы сталкиваемся с проблемой, которая не всегда решается творчески (…).
Приближаясь к старости, невозможно справляться с прошлым, просто отстраняя его, живя в настолько насыщенном настоящем, что оно захватывает нас целиком, заставляя забыть о прошлом; наступает момент, когда мы уже не можем создавать настоящего такого уровня насыщенности, и тогда прошлое начинает заявлять о себе, иногда оказываясь совсем неприглядным.
Признавать грехи прошлого и каяться в них
– За последние пятьдесят лет, что я служу священником, многие подходили ко мне со словами: «Я не знаю, что делать: не могу спать ночами – прошлое, уже десятилетия как ушедшее, настигает меня, лишая сна. Я был у врача. Он выписал мне снотворное, но оно не принесло облегчения – воспоминания лишь превратились в ночные кошмары. Что мне делать?»
Сначала я задумывался над этим и не знал, что ответить, но потом вдруг понял, в чем дело. Я стал отвечать так: «Вы понимаете, что происходящее связано с тем, что в своей жизни вы не раз поступали дурно и принимали неправые решения? Они превращались в поступки, вы забывали о них, и ваша жизнь была построена на той неправде, которую вы совершили, но том, каким дурным человеком вы были. А теперь, ослабев, вы сталкиваетесь с прошлым, которое напоминает о себе, говоря: «Вот каков ты. Ты окончишь жизнь с грузом этого зла». И это вас приводит в ужас бессонными ночами, а если вы принимаете снотворное, вас мучают кошмары».
«Но что же мне делать?» – спрашивали меня люди. Я отвечал: «Поставьте перед собой эти вопросы, спросите себя: «Если бы я оказался в такой же ситуации, как бы я поступил, что бы сказал?» И, если вы от всего сердца, с полной уверенностью и честностью сможете сказать: «Если бы я вновь оказался в такой же ситуации, я бы ни за что не сделал или не сказал того, что вспоминается мне в бессонные ночи», – вы увидите, что сможете полностью избавиться от содеянного. Но только тогда, когда вы мужественно переживете произошедшее, посмотрите ему в лицо со всей правдивостью, на которую способны, и отречетесь от него – не просто отодвинете его, а именно взглянете ему в лицо и скажете: «Да, я был таким, я поступил так, я сказал это – и все это зло, которое я принес в мир; если бы я оказался сейчас в той же ситуации, но уже со своим сегодняшним опытом, то нет, нет и нет, я бы никогда не поступил так, я не был бы таким человеком», – вы обнаружите, что это зло исчезло».
Это – важнейшая составная часть процесса старения, ведь невозможно донести до смертного одра совершенное в прошлом зло, которое осталось непризнанным или мучает нас ночными кошмарами и страхами. Однако заниматься этим нужно начинать не тогда, когда мы уже совсем немощны, а уже сейчас, как бы мы ни были молоды, периодически всякий раз, когда у нас есть немного времени, когда мы можем задуматься о себе, о жизни, о других, переосмыслить свое прошлое и отречься от прошлого, если оно зло (…).
Принимать свою немощь
Но есть и еще одна сторона вопроса. Старея, мы слабеем – как телесно, так и умственно. Что с этим делать? Можно все больше и больше отчаиваться от этого, чувствуя, что наша индивидуальность, всё, что мы ценили, чем дорожили и восхищались в себе, исчезает. Что же делать?
Первую проблему можно решить. Надо принять тот факт, что всё забываемое нами, всё то, на что мы теперь не способны, нам делать не обязательно.
Для меня это оказалось очень болезненным. Всю свою жизнь я был деятельным человеком. Во время войны я работал помощником хирурга, был лечащим врачом, священником и епископом; я был активен в собственной жизни и в жизни других людей и делал это, по мнению окружающих, творчески и, по моему собственному мнению, не без пользы. И вот я почувствовал, что не в силах продолжать так же.
Было время, когда я был единственным приходским священником в Лондоне и, кроме того, имел попечение о русском сообществе по всей Великобритании и Ирландии. Я везде ездил, встречался с несметным количеством людей, приходивших ко мне со своими нуждами (…). Помню, как принимал посетителей по десять-двенадцать часов в день. И вдруг обнаружил (и это почти повергло меня в отчаяние), что перестал справляться с нагрузкой. Я стал падать в обморок, принимая последнего посетителя, потом – предпоследнего. Мне стало ясно, что после определенного часа дня я уже не мог принимать людей, так как не хватало сил.
И расплачиваться за это пришлось не только мне. Помню очень печальный случай, когда ко мне пришел друг – в полночь, потому что это было единственное возможное время для встречи в тот день, заполненный посетителями с восьми утра. Я был в полном изнеможении. Человек (то была женщина) взглянул на меня и сказал: «Ох, отец Антоний, на вас лица нет. Чем я могу вам помочь?» Ответом, самым очевидным ответом на ее вопрос должно было стать: «Сходи на кухню, завари чай, и побеседуем по-дружески за чашкой чая». Но я решил: нет, этот человек слишком хорош для того, чтобы лишить его возможности творчески сделать доброе дело. И сказал ей: «Анна, ты действительно хочешь мне помочь?»»»Да, отец Антоний». «Тогда отправляйся домой и дай мне возможность отдохнуть».
Она взглянула на меня, взвилась как змея – вы, наверное, хотя бы в кино видели, как кобры поднимаются на хвосте, – пошла к выходу, хлопнула моей дверью, потом входной дверью и пропала на три недели. Через три недели она мне позвонила и сказала: «Отец Антоний, я разгневалась на вас, потому что вдруг поняла, что единственное, чем могу вам помочь, это своим отсутствием. Вы были правы; можно к вам снова зайти?»
Это очень важно. Мы должны быть готовы позволить людям столкнуться с нашей немощью – не с ленью, не с нежеланием общаться, но с естественной немощью, настигающей нас с возрастом.
Я физически не способен поднимать тяжести, которые раньше мог поднять, ходить на те же расстояния и заниматься теми же делами, что и раньше, не могу столько же часов работать, но есть нечто, что я могу делать: я могу (и на это способен каждый из нас в любом возрасте, просто пожилым людям больше нечего отдать) каждого человека одарить своим безраздельным вниманием и радостью от встречи с ним. Моя бабушка дожила до девяносто трех лет и многое начала забывать. Она была уже не та, что даже в семьдесят лет, но меня поражало, как она поднималась с кресла навстречу каждому человеку, делала шаг вперед и произносила: «Какая радость – видеть вас!»
Принимать помощь с благодарностью и любовью
Есть еще одна сторона вопроса. Очень часто старики попадают в зависимость от окружающих и ощущают это как унижение, впадают в депрессию и обиду: «Я никогда ни от кого не зависел, всегда сам о себе мог позаботиться и вот становлюсь все более зависимым. Мне необходимы помощь, поддержка, защита. Вот беда!»
Нет, совсем не беда. Вы делаете для других что-то такое, о чем они, возможно, мечтали всю жизнь. Вы подарили им любовь, а теперь чем более хрупкими и беззащитными вы становитесь, тем больше возможностей выразить свою любовь вы предоставляете тем, кто вас любит, и вам следует научиться принимать эту любовь не скрепя сердце, не так, как нищий принимает подаяние, желая не нуждаться в нем, – нет, принимать любовь нужно как дар, дар любви, чудесным образом соединяющий вас с человеком, его преподносящим. И если вы научитесь принимать такой дар любви и заботы с благодарностью, с открытым сердцем, с распростертыми объятиями, этот человек получит свою награду за то, что готов был для вас сделать.
Вы можете дать человеку возможность узнать подлинный смысл любви, узнать, что значит забывать о себе, смотреть на ближнего и видеть его именно таким, каков он есть, и давать ему именно то, в чем он нуждается, прежде всего – любовь, заботу, нежность, понимание, а также, если его физические возможности ограничены, оказывать ему физическую помощь. И научитесь показывать человеку, научите его тому, что принять физическую помощь – не унижение, а дар любви.
