Об основных понятиях архитектурного словаря, о том, как в ходе истории менялись принципы градостроительства и об особенностях архитектуры века индустриализации рассказала Александра Степина, кандидат искусствоведения, ученый секретарь государственного музея архитектуры им. Щусева, на встрече в Милосердие ZONE.
Все встречи бесплатные для Вас и Ваших друзей. При желании Вы сможете сделать пожертвование прямо в Милосердие ZONE.
Александра Степина, ученый секретарь государственного музея архитектуры им. Щусева:
Сегодня я бы хотела поговорить об основных принципах архитектуры и о том, как их можно использовать в нашей с вами жизни, потому что, если мы будем размышлять о том, что такое искусство архитектуры и на что оно направлено – окажется, что это не просто создание зданий. Архитектура – это намного больше.
Часто задаемся вопросом: что такое архитектура? Здания – да, многие здания, в которых они организуются – тоже относятся к архитектуре, а значит к урбанистике, градостроительству.
Вместе с тем, частное жилище, взаимодействие человека и естественного ландшафта – это тоже вопрос архитектуры. Равно как и преобразование ландшафта, создание искусственной среды. Если мы попытаемся объединить эти сферы, то получается, что архитектура – это искусство, которое организует жилую среду человека, то есть среду его существования. И поэтому, действительно, когда мы говорим о генеральных стилях, о генеральных стилях эпохи, прежде всего, они проявляются в архитектуре. И, естественно, остальные искусства уже следуют за ней.
Потому что только когда уже построен дом, возникает вопрос, а как его обставить? Повесить картину, чтобы она соответствовала некому окружающему наполнению. Таким образом и начинает происходить развитие стилей. И здесь еще есть понятие направлений. Потому что в какие-то моменты эпоха и стиль совпадают, то есть в исторической эпохе, в определенной формации есть свой стиль.
А ближе к нашему времени начинаются такие явления, как полистилизмы, эклектика. Так, например, про эклектику часто вспоминают сейчас, говоря, что сейчас опять очень эклектичный период, а что это значит? Соединение стилей, а точнее – свободные их вариации. Это значит, что к нашему времени, к нашей эпохе подходит сразу несколько стилей и внутри пространства вы можете ими оперировать.
Когда я буду говорить об основных принципах архитектуры, называть какие-то очень яркие образцы, я сознательно не обращаюсь к тем цивилизациям, которые не оказывают на нас прямого влияния, которые существуют исключительно в исторической ретроспекции, отстраненной для наблюдательного изучения.
Что для нас культура народов майя? Любопытный курьез, который может вас как-то заинтересовать, но это не то, откуда вы чувствуете, что у вас растут корни. Как, например, и искусство Древнего Египта, поэтому они сознательно в данной лекции остаются за рамками освещения.
Хотя, глобализация – это не процесс нашего времени. Глобализация началась с открытия Америки и активного колонизаторства. И невольно европейская модель распространялась на все завоеванные территории. С европейской моделью как-то взаимодействуют даже японская, китайская культура, культура Индии, они что-то поглощали, но главная, доминирующая – это европейская модель. А основу нашей, европейкой культуры, мы видим в культуре античности.
Связь между нами и искусством Древней Греции – результат великого переселения народов и варварских нашествий. Но связь есть, и очень важная. Это – христианство. Это христианская Церковь, которая сформировалась в недрах Римской империи, которая, хоть и не устояла, но для последующей эпохи невольно стала носительницей, в том числе, и античной культуры. Церковь христианизировала ее и адаптировала, включив этот античный пласт в нашу с вами европейскую культуру.
Так, варвары, кельты, готы, славяне, и другие оказались связаны с этой античной культурой. И мы будем с вами говорить об основных принципах архитектуры не как отдельных зданий, строений, прекрасных пирамид, стоящих в пустыне, как некие, абсолютно самодостаточные точки, а как некий комплекс взаимодействия с человеком, его искусственной средой и с естественным, природным ландшафтом – все это закладывается в античности, осознается именно в эпоху классики, и заметьте, эту эпоху так назвали уже во времена Римской империи.
Слово классика – римское слово, а не греческое. Что же оно означает в переводе? Мы с вами привыкли говорить «классическая музыка», «классическая живопись», а что такое классика? Нельзя сказать, что это древнее. Тем более иногда мы ее называем «современная классика» – значит, это все же, не «древнее». Классика в переводе с латыни означает «образцовый».
Так, определенную эпоху в истории Греции назвали образцовой. Это довольно короткое время (как мы знаем, бывает, что очень значимые исторические периоды весьма короткие), когда царский период в Древней Греции (да, там тоже были цари), постепенно сменялся другой общественной формацией, которую мы знаем под греческим названием «демократия», в переводе означает «власть народа». Конечно, Афины спорили о том, кому на самом деле принадлежит власть в стране, кто-то говорил, что олигархам, и настоящей демократии нет, но где-то идеале она существует, в умах людей.
Одновременно тут происходят какие-то очень важные изменения. Ведь царь всегда занимал особое положение. В Египте фараон – это полубог. В Междуречье, Индии, раджи тоже были выше людей. Они могли совмещать функцию царя и жреца, то есть они не были равны другим людям – они были другие. А когда, собственно, у нас возникают боги?
Ведь у нас есть два типа мировоззрения – научный и религиозный. Так или иначе, они и сегодня есть, вопрос лишь в том, какой преобладает. С помощью богов объясняли устройство мира. Боги – олицетворения высших сил, которые этим миром управляют. И в это же время, когда складывается демократия, происходит очень важный процесс, в той же Греции, а именно – изменение представлений о богах. Во-первых, они начинают воплощать не просто какие-то стихии, а более широкие понятия.
Во-вторых, при этом, они становятся антропоморфными, т.е. подобными человеку. Вдруг боги стали подобны нам. А мы, соответственно, стали подобны богам. Соответственно, люди стали чувствовать себя совершенно иначе. Вы – богоподобны. Вы можете вмешиваться в деяния людей. В действительности, от этого момента идет знаменитая сентенция «человек – мерило всех вещей». Это будет очень важно во всей истории искусства – соотнесение всего с нами. Египтяне, например, свои пирамиды не для человека строили. И храмы тоже не для человека. А здесь началось соотношение всего с нами.
Греки в это же время развивают философию и пытаются примирить через нее научное и религиозное мировоззрение. Это была первая попытка, вторая же была – ренессансный гуманизм, в чем эти эпохи и связаны. Она гласила: есть некие незыблемые законы, которым обязаны подчиниться и боги, некое предназначение, и философия пытается объяснить и вписать их в некую единую прекрасную гармоническую структуру, которая имеет свою логику развития.
Что еще сделали греки – они запустили в мир логику. То есть, выведение этих цепочек каким-то первоначалом. До этого другие науки существовали, у египтян, к примеру, была прекрасно развита геометрия, математика, но для них это было лишь набором всем известных фактов. Они знали теорему о равнобедренном треугольнике, просто они не говорили о том, что ее нужно доказывать. Это ведь и так понятно! А тут запускается процесс логики, процесс постижения мира, постижения гармонии, и из этого складывается и архитектура, ее законы, причем архитектура относится к искусствам. Ведь у греков было разделение искусств и ремесел, хотя это непохоже на наше современное разделение.
У греков искусством было то, что можно постичь разумом – это чистый процесс мышления, божественного вдохновения, то есть, это все нематериально. Все остальное, как то живопись, архитектура – это все относится к ремеслам, поскольку это воплощение каких-то высших идей в неком материале. В этом смысле архитектура является важнейшим из ремесел, поскольку важно знать, с чем оно связано, и кто является ее музой, покровительницей – астрономия. То есть воплощение мирового порядка на конкретном примере.
Так, замечательный комплекс, пожалуй, лучший комплекс, созданный в эпоху классики, воплощение ее – комплекс Афинского акрополя. От греческого «акро» – верхний, «полис» – город. Акрополь был не только в Афинах. Но это был целостный комплекс, где находились все древние архаические храмы, где в это время, в связи с расцветом Афин, был такой человек по имени Перикл, который поручает перестройку архитекторам Иктину и Калликрату, под руководством скульптора Фидия.
Они совершают строительство этого грандиозного комплекса, всего за 16 лет. Попробуйте только себе это представить! И разбор старых храмов, и возведение новых. Обломки старых храмов используются для возведения новых храмовых стен. Стены искусственные, они не естественные, не природные, но они вторят очертаниям скалы, тем самым совпадая с ней в гармонии. Для греческого храма очень важно взаимодействие с внешней средой.
Вообще афинский акрополь – это точка сосредоточения всех представлений о мире. Это поистине первое рождение такого понятия, как архитектурный комплекс. Не только как здания, стилистически совпадающие между собой, создающие единый визуальный архитектурный ансамбль, но и как комплекс, воплощающий все представления о сферах жизни человека. В центре, конечно, божественное – возвышается храм главной покровительницы города – Афины.
Самое интересное, что, когда вы заходите на площадь, храм к вам повернут под углом. Не оттого, что архитекторы строго ориентировались по сторонам света. Нет, они немного сместили ось. Для чего? Так вы видите здание сразу. То есть, так вы можете оценить сразу всю его красоту и, что важнее, гармонию. И оно должно быть прекрасно не для Афины, а для вас. Для греков особенно важна гармония интерьера и экстерьера между собой, как внешнего пространства, где вы взаимодействуете, где природа взаимодействует с архитектурой, т.е. окружающая среда. Ведь для греков храм был в прямом смысле домом бога. И так как их боги отнюдь не добрые и милосердные, они похожи на людей, они сварливы, ревнивы, и иногда ведут себя так, как даже человеку недопустимо, они немного дикие стихии – им это позволительно.
Не все боги воплощают собой апполоническое прекрасное начало. При том, что боги максимально приближены к человеческому облику, и иногда даже могут его принимать. Вот, думали греки, придет вдруг Афина, решив спуститься с божественного олимпа. Где же она будет жить? Вот, в этом домике. И интерьер этот создавался для нее. Там статуя, в которой она воплотится. Туда еду приносили и прочее. Как известно, каждый год для статуи шили новую одежку. Как женщине новое платье не преподнести?
А можно ли к таким богам без позволения в храм заходить? Ну, как-то нежелательно. Если вы, конечно, не хотите пауками стать. Поэтому в чем еще отличие понимания греками храмовой среды? Молитвы, жертвы греческим богам приносились снаружи храма. Соответственно, люди видят только его внешнюю сторону. Она для вас очень важна. Внешнее – то, что для человека.
Вот тут начинается мировая проблема. Должна же быть мировая гармония. Некие универсальные законы, и попытка описать их, и наиболее универсальным языком становится математика, с ее прекрасными формулами. Начинается это все немного раньше. Так, если этот проект 442 г. до н.э., то еще в VI в. до н.э. жил такой прекрасный человек, который как раз решил, что надо доказывать теоремы о прямоугольном треугольнике, и еще много чего другого, и это был Пифагор.
Учения этой прекрасной пифагорейской школы, сколько с ними не спорили, вольно или невольно легли в основу всей греческой классической философии. А давайте посмотрим, что такого наоткрывал Пифагор, что он такого наизобретал интересного для нас. Ведь он сделал очень многое, причем в совершенно разных областях. Я думаю, что среди вас есть те, кто в детстве, а кто-то, вероятно, и профессионально занимался музыкой.
Музыка не просто набор нот, подобранных по слуху, а как закон гармонии, соотношение высоты тона и прочее – это все Пифагор. Именно он создал гамму из семи нот и полутонов. Мысль у него возникла, когда он что-то измерял с помощью струны-нитки. Так, во время этого занятия он заметил, что, отматывая разную длину, он получает разную высоту звука. Начинает выстраивать соотношение длины струны с высотой звука.
Даже не знаю, как такое могло прийти человеку в голову. Точнее, знаю. У него рядом не было никаких отвлекающих факторов в виде телевизора, и другого. Просто сиди и думай целыми днями! Он сопоставил диаметр струны, и все другие пропорциональные соотношения, очень сложные в вычислении, через квадратные корни. Пифагор сформулировал это классическое соотношение. Ведь иногда мы интуитивно чувствуем, красиво или некрасиво.
Он, собственно, предлагает знаменитое золотое сечение. Помните принципы золотого сечения? Это соотношение отрезков, идущих в пропорции, которая состоит в том, что меньший отрезок соотносится с большим, как больший с целым. И из этого пропорционального соотношения все прекрасное и состоит, и все должно быть взаимосвязано. Конечно, если Парфенон красив, значит, безусловно, есть гармония. И вот, бедные математики, оптики, геометры постоянно просчитывают все эти пропорциональные соотношения, более того, они уже открыли оптическое искажение, а значит, красиво должно быть не вообще, в математической гармонии, а для нашего взгляда.
Соответственно, во все соотношения и расчеты надо вносить нашу человеческую погрешность, поскольку наше биконическое и коническое зрение всегда вносит свою погрешность. Поэтому дано то, что действительно в природе. Чтобы оно смотрелось ровно, на самом деле, его надо построить неровно. И это все воплощено! При этом, показано, на какой высоте происходит схождение этих точек, углов. Как они все это рассчитывали и как они это выдерживали при строительстве – это тоже большая загадка и удивительное умение.
Прекрасные пропорции и соотношения Парфенона легли впоследствии в основу всех архитектурных трактатов. Но это снова древние греки. Римляне же, когда пытались объяснить себе, почему это так хорошо, они вводят очень важное понятие ордера. Ордер, в переводе, порядок – это порядок, согласно которому строится здание. Главный элемент ордера – это опора, колонна. Так, греки развивают стоечно-балочную конструкцию. Ордера по своим пропорциям должны не только соотноситься с человеком – они должны быть прекрасными и гармоничными для него, они должны быть соразмерными.
То есть все эти математические пропорции, вы можете увеличить в масштабе 1:48, в итоге вы получите гигантское здание, которое вы не сможете его оценить – даже ваш взгляд его не охватит. Соответственно, сами ордера – это уже греки. Они подавляют человека. Греческий ордер – самый строгий, самый торжественный, и он, конечно же, мужской. Есть прекрасный ионический ордер. Он чисто женский. Женщины как-то несут крышу без проблем. Они стройные, изящные. Причем, ионический – он девичий, более строгий, немного более стройный, при этом. И есть другой, пышно-нарядный, более женский стиль, напоминающий женщину в расцвете лет – немного более приземистую, с пышной прической, с выдающимися формами.
Конечно, я немного утрирую, но это действительно их описание, это – соотношение с человеком еще и в каких-то деталях. Уподобление прическе, рассказ о том, как кто-то увидел девушку, как распускаются листики сквозь корзину, но все это соотносится с вами по размеру, то есть не было задачи показать. Парфенон – да, на момент строительства это самый грандиозный храм античного мира. И хоть мы давно прошли эпоху эллинизма, тем не менее, он остался эталоном гармонии, этого прекрасного соотношения. Но пока мы снова вернемся к самому комплексу.
Что такое соотношение? Соотношение во всех смыслах гармония должна быть . Начиналось все с того, что вот есть крепость, люди вокруг ходили, шествие провели, поднимались по этой лестнице (показывает слайд), любовались на маленький храм Ники и проходили внутрь. Вход. Тяжелые колонны как продолжение крыши, это скалы, и дальше прекрасная гармония, пронизанная воздухом, именно идея окруженной колоннады, стена отекает, четко отграничивая внутреннее и внешне, ваш мир, и наш мир, а здесь сама колоннада, сама идея проницаемости, то есть непонятно, то ли здание началось, а природная среда закончилась, то ли не началось.
При этом храмы не возносят на высокие пьедесталы, да, было небольшое возвышение, но для вас, зрителей, он все равно как продолжение площади, как игра с рельефом. Поднявшись туда, по лесенке вы оказываетесь в этом здании. Строгие ионические колонны с одной стороны, пышная внутренняя колоннада наверняка римская с другой стороны, где нужно было платить подати. Храмовые подати – тут же для богов и для города. Был здесь общественный центр, был тут и городской совет, центр сбор податей-налогов. Потому что город – это что-то большое, божественное, прекрасное, созидающее.
С другой стороны, нужно искусство. Пинакотека! Прекрасное слово, по-гречески означает картинная галерея. Это было популярное место для назначения свиданий незамужним девушкам просто так. Без сопровождающей ходить было не очень прилично, а вот общаться с искусством – это хорошо, и там всегда можно было назначить свидание. Дальше, выйдя из этой галереи, вы оказывались на площади местной богини. Первое, что ее отличало – это гигантская статуя защитницы, высотой почти 15 метров, которая резко переводила вас в другой масштаб. Там, сзади, было про вас, про жизнь города, а тут раз – божественное.
То есть, вы должны были осознать величие сил, которые покровительствуют этому городу. На фоне этой статуи. Напротив находился храм очень сложной планировки. Он немножко приближался к вам по масштабу. Тут не случаен выбор девушек на колоннах, поскольку колонны на фоне колоннады Парфенона теряются, а вот пусть девушки выходят – девушки красивые, они привлекают внимание, и они не теряются. Храм имеет сложную планировку, потому что он посвящен сразу трем богам.
Архитектором является один из тех, кто строил комплекс Парфенона – Калликрат, ну и у подножия располагается еще одно очень важное здание религиозно-культурного содержания – это театр бога Диониса. Он, в свою очередь, бог не только театрального искусства, но также и бог дикого, стихийного начала – природы. Разумеется, на этом холме возникает упорядоченная структура, окруженная не специально высаженными садами, а напротив, дикорастущей зеленью, и постепенно, ведь это как чаша, вписанная в холм, и на ваш взгляд, она к природе возвращается. Сама архитектура театра связана с культом бога Диониса, как дикого, стихийного начала. Ведь гармония – это искусство выстроенное, которое возвращается в конечном итоге к общему мирозданию, к стихийному началу, которое, в целом, не совсем стихийно.
Римляне, конечно, в своем желании объяснить и упорядочить все, не очень приветствовали дионисийское начало, разве только в каких-то отдельных проявлениях. В целом же они тяготели к установлению мирового порядка. Им нужно было абсолютно все упорядочить, сделать искусственно, правильно, поэтому можно сказать, что у римлян возникает проблема ландшафтного дизайна, а именно сознательной перестройки природной среды.
Греки с ней взаимодействовали, они пытались ее встроить, сделать ее естественным продолжением. Дорога должна не скакать по вашим холмам, она должна идти прямо, ровно, город должен представлять не набор – тут холмик, там – холмик. Дескать, холмики у нас есть, но мы их всех объединим, упорядочим, создадим систему площадей, общественных зданий, по логике, как вы идете, от одного к другому, все разграничим, там про богов, тут про искусство, там про развлечение, то есть строго все упорядочим.
И, когда римская республика стоит на грани естественного государственного перехода к империи, во времена первого римского императора Августа, жившего в I в. до н.э. – I в. н.э., создается прекрасное и бесконечно важное для архитектуры вплоть до XIX в. сочинение Витрувия. Сейчас книги Витрувия, скорее, относят к историческому фонду, а не к руководству по применению, а еще до архитектуры XIX века книги Витрувия воспринимались как инструкция к действию.
Оно включает десять книг об архитектуре. Не пугайтесь, это не значит, что там было десять огромных томов. Это – десять разделов, которые в наших условиях вполне соответствуют учебникам средней толщины. В них описаны все сферы сооружений – и фортификационные, и коммуникационные (дороги, мосты), и виллы, и городские дома, и общественные центры, и технологии строительства – один большой универсальный учебник.
И, чтобы действительно универсализировать все эти знания, он выводит некие общие, основные принципы архитектуры, которые очень важны, и которые заимствуются до сих пор бизнес-системами и не только. И, вслед за греками, он выводит понятие, знаменитого витрувианского человека. Это система пропорциональных отношений, которые как бы исходят из гармонии человеческого тела. Как в архитектуре они искали соотношение всех частей, начиная с мастера Поликлета, создателя знаменитого Дорифора и написавшего трактат об искусстве скульптуры. Он до нас не дошел, но дошли отдельные цитаты.
Но судя по тому, что в каждом античном городе стоял Дорифор, это творение Поликлета, а следующие стояли две скульптуры мира, как у нас Ленин, а у них копии с этой фигуры. Действительно, Дорифор был главным произведением эпохи античности. Почему нам каждый человек кажется разным – кто-то слишком высокий, кто-то слишком низкий, кто-то слишком толстый, кто-то слишком худой, значит, у нас есть некий идеал. Какой же человек нам кажется гармоничным? Тот, у которого все части тела пропорционально соотносятся друг с другом. У него, конечно, это попытка ввести модульную систему, по отдельным отрезкам, которые как-то друг с другом в вашем теле соотносятся.
А здесь это уже попытка соединить модульную систему Поликлета с пифагорейской системой, со всемирной гармонией математически пропорциональных соотношений, и соотношения рук, ног, квадратов, они имеют в движении, по кругу на этом чертеже там идут (показывает слайд) и цифровые соотношения. Таким образом, вы берете какие-то точки и понимаете их пропорциональное соотношение.
Вот еще один пример из книги Витрувия. Это уже про оптику. Про оптические искажения, линзы, лупы, все рассчитано. И тут мы возвращаемся к основным принципам архитектуры.
Итак, задумывая любое строительство, неважно – город, мост, пагоду – мы должны придерживаться следующих шести принципов. Обычно их называют триадой Витрувия. Это польза, прочность, красота. Она входит только в первую подкатегорию самого важного требования. А первое требование – это ординация: системность, порядок. Сама же ординация исходит из прочности, пользы от этой конструкции, и, конечно, красоты. Так, задумывая что-либо, мы должны оценить, насколько оно будет прочно, полезно и красиво.
Третье – это диспозиция, или расположение. Основа организации пространства. Основа проекта, то есть, создание плана на конкретной местности. Как раз то, что любили делать архитекторы во все времена – красивый чертеж на белой бумаге. В наше время вовсе создают 3D-модели, в которой все прекрасно рисуется и спроектированное здание вращается само по себе. Это, конечно, эффектно. А вот куда поставить этот объект, в какое место? Как оно будет соотноситься со зданиями неподалеку?
Дальше идет уточнение пропорции, композиции. Так, план уже наметили, но теперь оказывается, что лучше придвинуть в одну сторону, повернуть в другую, с учетом того, как оно будет смотреться.
Следующий принцип – то, что было важно для всякой классической архитектуры – это принцип симметрии, который как раз исходит из человекоподобия. Но судя по афинскому акрополю, этот принцип греки не очень-то отстаивали. Честно сказать – Эрехтейон не симметричный. Три фасада – глядя на них создается ощущение, скорее, именно такой категории Витрувия, как диспозиция, размещение в пространстве, взаимодействие со средой. Римляне эту симметрию возвели в некое божество, у них все должно быть правильно. Следующий пункт – это декор, ну тут уже все понятно, где декор побогаче, где – не очень, тут один материал, там – другой, мелкая ритмика.
И тут шестой пункт – очень важный, который в любом строении, в любом вашем замысле должен учитываться. Называется он дистрибуция. Экономическая выгода. Экономическая оправданность. Использование этого помещения в дальнейшем. И вы сначала оцениваете прочность, пользу, красоту, а в конце вы опять должны просчитать – а точно ли вам это надо? Что вы от этого приобретаете?
Приобретаете вы политическую выгоду? Хорошо. Как вы в дальнейшем будете это использовать? Дистрибуция очень важна. Ведь сколько было проектов, в которые вкладывались все силы, и даже, именно в советскую эпоху, когда это не ставилось на первое место. В конечный момент дистрибуция все же начинает побеждать. Именно она заставляет вашу Башню Федерации стоять много лет недостроенной. Идея, вроде бы, хороша – самая высокая, самая крутая, но с дистрибуцией вы, товарищи, как-то промахнулись
Из советского времени самый яркий пример – это знаменитый Дворец советов. Ну, ладно, храм снесли, затем начали строить. Не забываем о том, что к началу момента второй мировой войны там был уже этаж и еще два построили. А как его использовать?
Ну, хорошо, хватит ресурсов, денег у нашей страны на строительство, но как использовать этот колосс? Да, замечательный зал заседаний! «У него не голова, а дом советов» – все эти выражения оттуда идут. Выражение «зал заседаний в голове у Ленина», или там, в ногах у него – какая разница?! Он рассчитан на огромное количество людей. И что? Вот, у вас этот зал, и сколько раз в году вы туда людей соберете? Обслуживать-то требуется каждый день, равно как и отапливать. А потом оно еще у вас и разрушаться начнет. Так, вскоре все быстренько забыли, чтобы мы его строили. Разбираем и так себе и оставляем.
Эти витрувианские принципы удивительным образом продолжают существовать до сих пор. И если мы говорим об основных принципах, то не стоит разделять их на рациональные и разумные, поскольку от латинского ratio – это разум, а вот все остальное – это уже эмоции. Нужно брать сразу все шесть принципов, а не первые три, и все шесть будут рациональными.
Далее следует принцип, который Витрувий не учитывал, но много об этом размышлял в практическом применении, и вообще – это такое явление, которое сильно изменяет архитектуру – это, конечно, научные открытия. Например, открытие новых материалов, потому что это именно та технология, которая позволяет строить. Начиная с такого человека, как Марк Тит Флавий Веспасиан, первый император эпохи Флавиев. Который построил знаменитый амфитеатр Флавиев.
Они строят его на таком месте, где человек явно не рассчитал дистрибуцию, а также может быть, еще и эвритмию, и наверное даже диспозицию, и ошибка началась именно с диспозиции, потому что место, на котором здание возведено – это, собственно, часть дворца Нерона, императора из династии Юлиев Клавдиев, оттуда было два супер-правителя, Юлий Цезарь Август, ну и, собственно, император Клавдий, ну и дальше было то, что создало негативную славу Римской империи.
Нерон, мало того, что построил себе дворец, да ещё после пожара Рима, в котором, собственно, обвинили его, хотя он в этом был не виновен. Другое дело, что он бездействовал и не руководил тушением пожара, и не комментировал пострадавшим жителям их потери, а сказал: «Классно, место в центре Рима наконец освободилось! А то ведь негде было мне бассейн для морских сражений при дворце разместить!» Римляне играли в морские сражения на триремах.
Триремы – это самые крупные суда Римской империи, и Нерон очень хотел, чтобы в его бассейне до шести трирем могли маневрировать, разыгрывая морской бой. Естественно, для жителей это стало последней каплей, тем более, на это шли деньги из государственной казны. Вроде бы все шло хорошо, но Нерон кончил не очень хорошо, а на этом месте стало возводиться сооружение, требовавшее, мягко говоря, не меньших средств, чем этот бассейн. Но он стал общественным, и грандиозность этого строения, которая превзошла все масштабы, известные в античной архитектуре, и превзошла в размерах египетские пирамиды, основывается на открытии новых материалов, которые активно внедряли римляне, это первое.
Бетон, прежде всего. Активное использование кирпича – второе. И камень теперь использовался как декор, здание же строилось из более дешевого и более легкого, а значит, дающего меньшую нагрузку на землю, кирпича. Это были экономичные каменоломни со всего Рима, плавился камень, плавился кирпич. Рим строился так, камень закладывался в печь, и из этого прекрасным образом строился Рим.
Мы видим, что это очень сложное инженерное сооружение, с потрясающим математическим расчетом, и стремлением рассчитать нагрузки. Этим обусловлена вечность римской архитектуры, ее прочность, римляне строили с запасом, а запас – это не очень выгодно с точки зрения дистрибуции, это очень удорожает строительство, чтобы это было и прочно, и полезно, и красиво. Как их соотнести, где использовать камень, где что-то другое. Идея морского сражения – она воплощалась, правда потом, из-за сложности подачи воды, они провели только три морских представления, а потом все-таки эту идею откинули.
А это, чтобы вы представляли структуру стен – не только камень, кирпич и бетон – а все вместе. Архитекторы строго рассчитали, где нужно использовать какой материал, с учетом всех нагрузок и трибун. Это потрясающий математический и инженерный расчет.
Так, можно сказать, что именно с римлян начинается разделение архитекторов на декораторов – тех, кто придумывает облик, и на инженерную группу, которая все это тщательно рассчитывает. Здесь была важна вместимость и скорость наполнения – полностью наполнить римскую арену и полностью покинуть ее можно за 15 минут. Этого достаточно, чтобы все зрители спокойно ее покинули. Если бы все это было не продумано, то столкновения толпы вызвали бы общественное возмущение. Еще докинуть туда императорской гвардии, если вдруг что-то произошло, и время, чтобы она могла быстро покинуть это место – все это прекрасно рассчитывалось.
Вторая, не менее сложная конструкция, которую не могли превзойти аж до XIX века. Размер купола пантеона не превзошел купола собора святого Петра – ему не хватило одного метра. Это произведение – прекрасный пантеон, и в нем как раз воплощение возможностей римского бетона. Это прекрасная технология. Иллюзия красивой, пропорционально уменьшающейся кривизны этого купола, чтобы он держался, как это возможно? Введение кессонов.
А для чего купол поделен на ступенчатые кессоны? Для облегчения конструкции. У вас есть ребра жесткости, связывающие их элементы. Более прочные, более крепкие. И вместе с тем, купол создает огромное давление на стену. Нужно его облегчить, и делать его не из единой стены, а вытащить куски, сделав его более легким, и при этом так, чтобы в нем была еще и красота и порядок, которая здесь воплощается.
Искусство создания ландшафта. Знаменитая вилла Адриана, построенная при императоре Адриане, прекрасная холмистая местность. Там потрясающие архитекторы, ориентировались, скорее, на трактаты греческих философов, любили что-то вписать внутрь природы. Располагаясь на холме, вилла Адриана абсолютно ровная. А местность холмистая. Она поставлена на прекрасные субструкции. Но все эти субструкции, системы опор, подпорок, а также термы, кстати говоря, в термах Диоклетиана сейчас находится базилика Санта-Мария-дельи-Анджели, которую выстроил Микеланджело.
Это его первая крупная архитектурная работа в Риме. Он первым внутрь в одну из римских терм вписывает целый большой христианский храм, где воплощает свои представления об идеальном, гармоничном пространстве. По античным меркам, он соблюдает все нужные пропорции, и вот, здесь, на пересечении сводов уже возникает купол. Потом из такой же задумки, если увеличить ее в масштабе, рождается Собор святого Петра.
А это (показывает слайд) совершенно новое открытие Средневековья. Иногда новое – это не обязательно новые материалы. Они не могут долгое время уделять секретам римского бетона. Они не могут хорошо делать кирпич, он гораздо более низкого качества, и рассыпается при большой нагрузке. Они, если строят своды, они ведь утеряли математические знания, у них не было знания сопромата – сопротивления материалов, они взяли кирпич и камень, и начали строить из них. Так они делали, пока новые знания не накопились. Так, новым было не изобретение новых материалов, а возникновение нового типа конструкции, а именно – каркасной конструкции. Возникновение того, что существует по сей день.
Есть деревянные дома каркасной конструкции. Срубы. Мы с вами тоже живем в каркасных конструкциях – у нас есть полы, у нас есть балки-перекрытия, а все остальное только дополнения. Огромные опорные конструкции, которые держат одну стену, другую, и тогда здание устоит. Именно каркасная структура, где в основе – несущие стены. Это создала в Средневековье на рубеже XII – XIII вв. во Франции такая прекрасная готическая система.
Благодаря рождению известной хартии, которая существенно уменьшила боковой развод, мы начинаем говорить про вертикализм системы. Товарищи, главное, что эта архитектура сделала – она убрала стену. И для собора она очень важна, особенно для христианского. Христианский собор, в отличие от языческого, ставит своей целью божественное. Именно божественное, а не духовное, поскольку духовное ставит своей целью подменить из материалистических соображений другое понятие. И соответственно, храм остается домом Бога. Поэтому внешняя часть – она материальна, а поэтому не очень важна, а вот внутренняя часть – преображенная.
Византийская империя, которая начинает все формулировать, правильно почитать, как наследники Римской империи, они просто преображают свою внутреннее пространство, выполняют свои задачи с помощью мозаики. Есть архитектура, а мозаика, декорируя ее, заставляет эту архитектуру исчезнуть, потому что, как только начинает играть свет на этой поверхности, стенки становится невидно. Ну, это византийцы, у которых другие возможности и другой размах империи.
В варварских королевствах ситуация гораздо хуже – «строим как можем», из камня, кирпича, а вот мозаики, технологии стекла нет, у византийцев покупать дорого, у самих умения нет, поэтому романские соборы, хоть как-то и расписаны в алтарной части, но все равно они довольно «тяжелые», и не воплощают лучших идей, для них воплощение этой идеи – готический собор, где стены просто физически исчезли. Снаружи вы видите всю эту структуру, вот вам стрельчатый свод от него вся нагрузка еще и через перекрещенные своды приходит именно на столбы, потому что свод полуциркульный и он, наверное, приходит на всю стенку, а перекрестный свод сосредотачивается именно на столбах.
Снизу их над разгрузить, чтобы столбы не были очень толстые, часть нагрузки передать на основные опоры, называемые контрфорс, то есть «против силы», то есть если сила разваливающаяся, то они опираются и поддерживают. И в этом – вся нагрузочная система. Стенка, если она и есть, она лишь заполняет пространство, чтобы на вас дождик не капал и ветер не свистел. Вообще же всю остальную часть нужно заполнить витражами. Свет проходит сквозь них, внутреннее пространство преображается, и вот уже возникает эффект светящихся стен, словно небо, почти в Царство Небесное.
Ну, какая-то страсть к математике, к упорядочиванию и прочему, видна в Шартровском соборе – одном из первых примеров воплощения готической системы. Еще здесь находится такая большая загадка в виде лабиринта. Что он там делает?.. На самом деле, в это время уже начинаются разговоры о примирении научного и божественного мировоззрения, то, что это все едино. А лабиринт – это воплощение путей человека к Богу. Вероятно, их очень много, и как правило это бывает очень сложный путь. Но все равно многие пытаются привести этот путь к какой-то логике порядка. Говоря о том, что так или иначе, божественное провидение на самом деле все упорядочивает и ведет человечество ко спасению.
Ну, а этот собор, я думаю, вы все узнаете, даже если эта фотография сделана в XIX веке. Так, если Шартр – это пример ранней готики, то вообще одно из лучших воплощений готики – это Собор парижской Богоматери, и гармония здесь совершенно другая, эту гармонию мы мерим уже не человеком, хотя собор все равно к человеку тяготеет. По задумке, войдя внутрь Собора, вы сразу попадете в небесный Иерусалим. Здесь воплощены сверх-категории, идеи мирового порядка.
А вот и вид сверху. Обычно сверху эти здания не видят, это прекрасная заказная картинка, созданная архитекторами, где виден целиком комплекс Версальского Дворца.
Это попытка создать новую Римскую империю, новый мировой порядок, который начинает Людовик XIV, известный как король-солнце, который преобразует новый центр. И когда говорят о симметрии, опять вспоминают все витрувианские принципы, опять ориентируются на классику. А теперь, когда мы говорим об империи, в голове всплывает Римская империя. Но теперь это порядок, который незамкнут. Мы видим, что здесь идеальная архитектура, идеально перестроенная природа.
Что важно – этот порядок словно пытается распространиться и захватить весь мир. И эти архитектурные ансамбли эпохи абсолютизма Людовика XIV завершают вместе с ним формирование абсолютной монархии. Это идея экспансии некого разума, идеального правления, как первый среди равных, некое воплощение божественного «логоса» – разума, и его правление, его порядок, его архитектура – она должна распространяться на весь мир, и Екатерина Великая делает то же самое- все постройки посвящены приближению мирового порядка.
А это план Петербурга архитектора Леблона. Вся эта лучевая система – артерии, дороги – это не просто средства коммуникации, связи, измерения, как в Древнем Риме – это еще и распространение мирового порядка, от центра власти – вовне. До того, как это стало так жестко, логично воплощаться в Петербурге, у Екатерины была идея вернуть столицу в Москву, и у нее был проект большого Кремлевского дворца, и только одно условие было – это должен был быть комплекс, который своими масштабами превзойдет Версаль, и именно он должен был стать центром распространения порядка: лучи – дороги, как то Смоленская дорога, Тверская дорога, дорога через Варварку в центральную часть России, во Владимир и дальше – это должен быть центр распространения нового разумного правления, нового государства, сформированного Екатериной Второй. У нас хранится макет, созданный Баженовым под этот проект, но, не знаю, к счастью или нет, проект заморозили, и он не был реализован.
Но отголоски этого проекта нашли свое воплощение, потому что, когда Екатерина поняла, что столица остается в Петербурге, она продолжает дальше преобразовывать Петербург. Это отнюдь не Петровская задумка – распространение экспансии, это именно Екатерининская программа – с ее роскошными площадями, с масштабами, с колоннами, которые строятся позже, но план строительства таких колонн возникает именно во времена Екатерины. И тут возникает другой план, другой город, другая идея.
Это план идеального, упорядоченного, логичного, прекрасного, нового Парижа. Парижа времен Наполеона III – план, созданный Османом. В XIX веке происходят очень важные изменения в принципах архитектуры – предшествовало этому всему идея о том, что вот, есть некая грандиозная сверх-личность: Людовик, Екатерина – все-таки, человек, воплощающий божественный разум. Они должны вам показать, насколько это все прекрасно, пока ещё оно с вами соотносится.
А вот в XIX веке происходит индустриализация и рост городов, возникновение совершенно новой урбанистики. Задача в том, чтобы создать прекрасную картину, бульвары, чтобы сохранить зеленую зону. Внимание! Не парки, садовые зоны, в которых вы гуляете, а лишь немного зеленых зон, чтобы не задохнуться в этих каменных клетках. Они очень строго, рационально организованы, но не так, чтобы вам было удобно по ним двигаться. В это время архитектура начинает мыслить не человеком, а жителями города – весьма обезличенная категория, иными словами – толпа.
Для чего нам нужны ровные бульвары? Для чего барон Осман решил строить ровные бульвары? В то время во Франции была уже Четвертая республика. Одно дело строить баррикады на узких улочках, и совсем другое – на ровных, широких бульварах. Ничего не стоит подвести туда артиллерию, пушками – бабах! И всё уничтожено в два счета.
Не для того, чтобы вам было удобно ездить. Иногда кривое движение удобнее, чтобы достичь пункта. Кривая всегда короче двух прямых, в которые она вписана. Допустим, вы идете по прямым, но это все хорошо осматривается, отслеживается, контролируется, делится, считается, рассчитывается, сколько жителей вы туда попытаетесь впихнуть, и прочее. То есть, все это некая упорядоченная система, и вы – элемент, который надо туда впихнуть. Вы – часть индустриального мира, вы – приложение к городам, рынкам и так далее.
Движение на дорогах тоже нужно упорядочить, чтобы были прекрасные толпы, новый Париж, гуляющие, которые вдохновляют художников, чтобы создавать все эти прекрасные вещи, но приводит это к тому, что человек – это только элемент. Мы все мыслим сверх-категориями, и эти здания уже не совсем для нас создаются. В лучшем случае, с вами соотносится только этаж, и то – не очень.
В XX веке взамен витрувианского человека свою систему предложил Корбюзье. Изображение человека. Вот, он стоит, задрав кверху ручки, как это нарисовано в таком, немного мистическом стиле. Что высчитывает человек Корбюзье, вы знаете? Если у Витрувия это вообще некие пропорциональные соотношения, самые разные, откуда вы только коэффициент берете и им оперировать, то человек Корбюзье – средний рост 186 см, плюс поднятая рука – 30 см, итого – 216 см. И еще 10 см – 226 см, и это – минимальная высота потолка, которую можно задать в этом новом урбанистическом мире.
То есть, так можно рассчитать минимальную клетку, которую для вас надо отделить, чтобы вам совсем потолок на голову не сел, и чтобы, переодевая свитер и поднимая руки, вы каждый раз по потолку не стучали. Это, если вы, конечно, укладываетесь в 1 м 86 см. И так все в нашем современном мире – это очень легко, потерять какие-то важные категории. Вину выявить невозможно, можно только страдать, говорить, как это плохо, пытаться вернуть все эти прекрасные пропорции и соотношения с вами в частной архитектуре, но пространство стоит дорого, поэтому под нее тоже приходится что-то придумывать.
Сейчас есть организм города и некие урбанистические законы, которые весь XX век очень строго пересматривали. У нас сейчас и ширина улиц меряется не тем, как вы ее пересечете, а соотношением высоты зданий с положенными для вашего движения тротуарами, конечно, мы говорим о создании более комфортной среды, потому что уже совсем стало невозможно жить.
Город уже до такой степени подчинил человека себе, что жить трудно, и поэтому мы сейчас эти принципы вновь перестраиваем. В ХХ веке, однако, мы не возвращались к очень строгим витрувианским принципам, оставляя только триаду, и создавая модернизм, функционализм, и голую функцию, потом мы останавливались и говорили – «нет, это должно быть творчество, с разными фактурами, и разнообразием, потому что в одинаковых коробках невозможно существовать».
Но неважно, что мы рассматриваем, будь то масштабное произведение Фрэнка Гэрри – оно уже вне масштабов человека. Последнее, что остается в нашем масштабе – это офисная структура. Все остальное давно ушло от соотнесения с человеческим масштабом. Соотносится с высотой общей застройки в этой местности, иногда, желая что-то кому-то доказать, жесткая дистрибуция, то есть максимальные извлечения максимальной выгоды из этой постройки.
Мы можем много говорить, но если сначала мы не замечаем, как наша жизнь меняется, приспосабливаясь к эпохе модерна, кажется, что все хорошо, пусть этажей много, верха не видно, но хотя бы первый этаж в ордерной системе, в рамках эклектики, то есть обращения к старому, чтобы показать вам, что вы еще с чем-то соотноситесь. Даже если не со зданием, то с декором вы можете соразмерить себя, поэтому на протяжении всего ХХ века, хотя, казалось бы, с появлением нового материала появляются новые возможности, поликарбонад, сталь, одна, другая, все эти перекрытия, при этом периодически мы до сих пор строим классические колонны.
Так, модерн – последний стиль, строящийся для человека, его среды, и соотнесенный с ним, и вспоминается классика, потому что хоть в чем-то, хоть внутри, пусть не снаружи, в этой клетке я хочу создать гармоничную, привычную среду, и ее воплощение в прекрасном искусстве, мы к нему невольно обращаемся. Но как только мы выходим за пределы, невозможно сохранять это соотношение, точнее, некоторые архитекторы пытаются, но это всегда выглядит еще более странным и чудовищным, чем старые конструкции, потому что, когда вы видите колонну, то вы с ней вообще никак не соотноситесь, и она оказывает на вас куда более тягостное впечатление, чем просто ровная стена, нейтральная и отражающая. Ну, стенка и стенка, ну и ладно.
А что такое природная среда и архитектура сегодня? Это тоже совершенно другое соотношение. Заметьте, мы уже не пытаемся вписать здание в существующий ландшафт, мы пытаемся здание заставить стать ландшафтом, и конечно, у нас есть максимально урбанизированные территории, например, самая урбанизированная страна – Япония, у которой почти вся территория – город. У них осталось несколько природных заповедников, все остальное вокруг – города. У них эти проекты 80-х годов.
У нас сегодня это идет общим трендом – природа в городе, вроде как, нужна, деревья тоже, ну давайте возле зданий кое-где оставим места для зелени. Это вообще уже не естественный ландшафт, и даже не поверхность земли. Здесь природа как бы вносится внутрь архитектуры, и природная среда становится абсолютно искусственной. Что ж, хорошо, хоть так!
На этом наши разговоры о том, какие были основные принципы архитектуры, подходят к концу. Мы с вами рассмотрели и знаменитые шесть принципов Витрувия, и некоторые основные понятия архитектуры, материалы и технологии, также поговорили о создании новых конструкций для архитектуры, что происходит не так часто. Кстати, со времен ранней готики, никаких новых конструкций изобретено не было, все ограничивается только новыми материалами. Всё это вкупе и создает среду, организацию нашего с вами существования.
Так с нами живет и развивается архитектура, созданная изначально для нас, для воплощения некой идеальной гармонии человека в мире, превратилась теперь в некий самостоятельный конструкт, где человек стал модулем – некой небольшой частичкой, деталькой, которую нужно учесть при строительстве некого архитектурного объекта. Но такова наша жизнь, такой люди ее создали. Вполне может быть, что с открытием чего-нибудь нового, человек и сможет изменить свою среду. Сложно сказать, что это и когда возможно, пока мы не исчерпали возможности того конструкта, который мы создали сегодня. Вот дойдем до какой-то точки – и будем думать, куда дальше двигаться, вероятно, назад, к природе и гармонии, а может быть, к своим городам, или полетим в космос. Ничего нельзя сказать наперед, все зависит от человека!
