Об изъятии детей из семей, о том, когда это необходимо, о помощи семьям в критических ситуациях и недочетах системы мы поговорили с Людмилой ПЕТРАНОВСКОЙ, психологом, специалистом по семейному устройству, лауреатом Премии Президента РФ в области образования.
– Хотелось бы понять, сколько усилий по психологической и иной работе прилагает опека, прежде чем принять решение «изъять ребенка из семьи».
– Если честно, опека вообще никакую психологическую помощь семьям обычно не оказывает. В опеке нет психологов. Это исключительно контролирующий чиновничий орган. В лучшем случае эта организация может помочь как-то что-то «разрулить». В самом лучшем – направить семью в психологический центр, если он есть и они об этом знают. Но чем дальше от большого города, тем меньше таких центров.
– То есть опека в принципе и не должна оказывать психологическую помощь? Но это же работа с людьми, тут никак нельзя просто «по указке».
– Ну обычно они проводят беседы в стиле «ай-ай-ай, как вам не стыдно, возьмите себя в руки, соберитесь». Тут многое зависит от квалификации сотрудника, его системы ценностей. Кто-то может провести эту беседу в стиле «падающего толкнуть». И люди вместо того, чтобы собраться и одуматься, обозлятся, впадут в отчаяние и уйдут в запой.
– А подразумевается ли какая-то психологическая квалификация для чиновника, работающего с семьями?
– Увы, нет. Ни психологического образования, ни какой-то специальной коммуникативной подготовки для работы с детьми, никаких курсов, где чиновникам могли бы рассказать как правильно общаться, делать так, чтобы тебя слышали и т. д. Работники органов опеки — это люди с самым разным образованием, от педагогического до милицейского.
– Но все же часто хоть какая-то работа с семьями, где возникла критическая ситуация, ведется. Где та грань, когда принимается решение: работу прекратить, ребенка изъять?
– На этот вопрос нет короткого и простого ответа. Это вообще один из самых сложных социальных вопросов – разлучение ребенка с родителями.
– Хорошо, в каком случае однозначно надо «изымать»?
– Только в случае наличия прямой угрозы жизни и здоровью ребенка. Грубо говоря, пьяная оргия, родители бегают с топором друг за другом, а под столом сидят дети. Тогда соседи вызывают милицию, которая ребенка забирает сразу, а обстоятельства выясняет потом. Или когда ребенка постоянно избивают, когда не оказывают медицинскую помощь ребенку, который, допустим, лежит с воспалением легких, или выставляют голым на мороз, как это недавно случилось в Пензенской области. То есть для того, чтобы забрать ребенка, нужно, чтобы ситуация была явно критической. Во всех остальных ситуациях надо работать-работать-работать…
– Ну а если ситуация не кризисная, как работать?
– Готовность семьи к преодолению кризиса — это очень важный фактор. Работающие с родителями сотрудники опеки должны постоянно формировать с семьей партнерские отношения. Если никак не получится, пусть остается как есть. Разумеется, без угрозы жизни. Тогда нужно компенсировать ребенку нехватающие родительские ресурсы. Не читают ему дома книжки, значит, нужно познакомить ребенка с библиотекой, не кормят, нужно дать ему возможность раз в день гарантировано получать в каком-либо учреждении суп и котлету, дать возможность общаться с другими взрослыми, другими детьми. Это называется дополнение родительских компетенций. И так ребенок может вполне нормально вырасти. По сравнению с детдомом точно.
Но чаще всего есть куда работать. Допустим такую ситуацию: родители пьют, но с родительскими обязанностями справляются, работают и какую-то зарплату получают. Дети не голодают. В этом случае можно предложить родителям психологическую или наркологическую помощь, помощь по трудоустройству, какие-то способы повышения самооценки, клубы, мероприятия. Родители либо принимают такие предложения, либо отказываются. Если отказываются — все равно нет оснований для изъятия ребенка. Дети под присмотром. Может быть и так, что пока родители будут медленно спиваться, дети успеют вырасти, получить образование и начать жить самостоятельно.
– То есть пьянство — не основание?
– Нет. Основание одно — угроза жизни. Будет ли кто-то делать человеку полостную операцию без острой необходимости? Нет. Так и здесь. Для изъятия ребенка из семьи нужны острые показания.
– Но от пьянства до угрозы жизни часто один шаг.
– Давайте в таком случае отбирать всех детей сразу, ведь случиться может все что угодно и в любой момент! Нужно настойчиво, постоянно предлагать помощь, прибегать ко всем возможным мерам воздействия. Например, один из родителей физически наказывает ребенка. Он так привык. Его били и он бьет. Он не понимает, что можно иначе. Надо предупредить. Еще раз предупредить. В конце концов, есть и административный, и уголовный кодекс. Посадить на 15 суток, оштрафовать. Но при этом предлагать альтернативу, показывать, что есть другие пути воспитания.
– А насколько сильна травма у регулярно избиваемого родителями ребенка, которого поместили в детский дом? Может, ему там и вправду будет лучше?
– Понимаете, детям нужны их родители, такие, какие они есть. Вот у нас всех дети разные. Простые, сложные, гиперактивные, разные. Придите к нормальному родителю и скажите, что его ребенок плохой, давайте его поменяем. Нормальный родитель просто спустит с лестницы. Потому что нам нужен именно наш ребенок, и никакой другой. А у детей эта связь в разы сильнее, им вообще не с чем сравнивать. Ребенок не знает, какой должна быть идеальная мама, ему нужна именно его мама, бьющая, пьющая, любая. Любые родители для развития ребенка нужнее, чем детский дом.
– Но есть более сложные ситуации. Например, недавно у почти 80-летнего дедушки отобрали 11-летнего внука. Они друг у друга единственные. И хотя в итоге мальчика вернули, до сих пор многие юристы высказывают мнение, что это противоречит закону, ведь дедушка «на ладан дышит».
– Могу лишь повторить, что эти самые юристы могут в любой день умереть, давайте отберем у них детей. Просто представьте состояние уже взрослого ребенка, которого забрали от родного и единственного дедушки. Если бы ему было 2 года, то, может быть, это было бы правильно. Но взрослый ребенок и сам может ухаживать за дедушкой. Его можно научить, как это делать, куда звонить в случае необходимости, если дедушке стало плохо, какую первую помочь оказывать и т. д. Можно найти в районе, где живет мальчик, семью, которая будет готова в нужный момент взять к себе мальчика, временно или постоянно. То есть должна быть работа в интересах ребенка. Ведь основная проблема в этих бесконечных делах по изъятию детей — это представление о ребенке как о куриной тушке. Тело должно быть сохранно. Что там внутри — неважно, важно обеспечить внешнюю сохранность, подкрепленную законом.
– Может быть в некоторых случаях стоит забирать ребенка в детдом временно?
– Временно — для чего? Если помещают в детдом и ничего не делают ни с ним, ни с семьей, то родители привыкают, что в жизни без ребенка есть свою плюсы. Или, наоборот, тоскуют от разлуки и все ухудшается. Недавно я разговаривала с коллегами и узнала, что у нас зафиксирован рост смертности родителей после расставания с ребенком. Единицы могут самостоятельно взять себя в руки и не спиться. Ведь не только родители нужны ребенку, но и ребенок родителям.
– А если все это время вести работу?
– Сложно сказать. Если бы родитель мог что-то изменить, он бы из без «временного отлучения» давно это сделал. Есть вариант помещения ребенка в реабилитационный центр, а не детдом. Там его могут подлечить, оказать необходимую психологическую помощь, с ним позанимается логопед, ему сделают массаж. Это как санаторий со школой. Но это не карательная мера. Это мера помощи. Накопились проблемы, не сделанные дела. С ребенком занимаются специалисты, а родители тем временем разгребают свои проблемы. И имеют возможность видеть ребенка. То есть родительские права не страдают никак.
Еще один вариант — семья для краткосрочного устройства ребенка. В мире это очень распространенная практика. Нужно это прежде всего для реабилитации родителей. Например, на время лечения открытой формы туберкулеза или прохождения курса лечения от алкогольной зависимости, когда ребенку не стоит находиться рядом. Но все это должна быть ручная работа. Индивидуальная. Не так чтобы всех под одну гребенку. Такие вопросы решаются за столом, когда все члены семьи и сотрудники опеки садятся все вместе и решают. Я знаю точно, что нормально разговаривать можно со всеми. Это большое заблуждение, что поговорить и договориться можно только с интеллигентными людьми. Со всеми можно.
– А ребенок может присутствовать при таких разговорах?
– Если ребенку старше 11-12 лет — конечно. Более того, он по закону имеет право голоса.
– Так почему при таком обилии вариантов у нас по-прежнему отбирают детей в таком количестве?
– Потому что у нас черно-белая система. Либо органы опеки считают, что семья справляется и не помогают ей. Или семья не справляется и детей сразу забирают. Это как если бы в уголовном кодексе было два вида наказаний: погрозить пальцем и расстрелять. В России семей, которые совсем никак не справляются с детьми, и детей надо срочно изъять, – единицы.
А отобрать — проще всего. Если с ребенком что-то случается в семье — ответственность на опеке, не доглядели, если в детском доме — никакой ответственности. Любая бюрократическая ответственность движется в сторону снижения ответственности. Главное — не стабилизация ситуации, а чтобы не было ЧП.
– А если допустить, что органы опеки будут действовать постепенно, аккуратно, то случится ЧП — и опять они виноваты во всем! И общественность будет кричать: «почему давно не отобрали?!»
– Никто не может гарантировать полную безопасность ребенка. Нет такого способа в природе. Да, дети зависят от родителей жизнью. Так устроено, что их могут убить или покалечить. Если мы будем стараться, чтобы этого не было совсем никогда, мы просто отберем у детей возможность жить. Когда цель — 100-процентная безопасность, у ребенка уже нет жизни. Случай с повесившейся девочкой — показателен, хотя много непонятного в этой истории. Обезопасили и нет жизни. Сколько детей должно умереть, чтобы чиновники начали понимать что у их подопечных есть не только тело, но и чувства?
